Полихромный ноктюрн

26. Фатум. Обнуление

В особенный день, в день празднования поражения Министерства, в Оренктон живыми потоками стекались все желавшие приобщиться к столь значимому событию, жаждали встать на сторону победителей. Случись всё иначе, тяга быть вместе с победителями привела бы таких в Серекард к Амиантовому замку для проведения победных шествий. Однако всё закончилось так, как закончилось: Артсинтиум выстоял, сторонники подлинного пути Государя доказали свою силу, в ней не могло быть никакого сомнения. Глашатаи провозгласили, назвали окончание войны спуском корабля порядка в воды хаоса. Ковчег потрёпан, но теперь-то никто не помешает привести его в порядок. Всем попавшим на него громкими речами обещали, с подготовленных или импровизированных бочковидных площадок, честную работу, безопасность и светлое будущее. А такие слова как: «стабильность и уверенность в завтрашнем дне», — привлекали народ, как свет фонаря привлекал мотыльков, позабывших о его тайном спутнике, — об огне, обжигающем маленькие крылья. Несвоевременное обнаружение этого спутника способно бросить обгоревшее тельце на холодную землю, так и не подпустив к белому оку.

На тоннельных вымощенных камнем «венах» под открытым небом устраивались сходки в ожидании победных проходов. В тени чёрных шпилей кучковались празднующие, бряцали кружками с самодельным пойлом. Можно сказать, что воздух пропитался алкогольными испарениями, от одного вздоха можно захмелеть. Среди культурно выпивающих были не только местные, но и пришлые. Там чесали языками, сплетничали и не подпускали в свои круги всяких овражников, чтобы никто другой не увидел их вместе, слишком уж уродливые, искалеченные судьбой.

Один из таких «овражников» вышел из дома травника и направился через однотипные лавки и складские постройки. Путь крысолова, Квазия, лежал по улице Шылдмана, где гудело множество голосов. Умеющие читать каждый раз подмечали ошибку в названии мастерской, почти закатывая глазёнки, тыкали пальцами на «Шы». Грамотеи не подозревали, что так и должно быть: сам мастер, произнося свою фамилию, на второй букве слегка, но заметно, выдвигал нижнюю челюсть. От того время от времени и появлялась неразбериха в написании. А произношение порождало вопросы. То ли и правда так произносится, то ли — это всего лишь причуда мастера. Несмотря на все сплетни, престарелого изобретателя уважали, завидовали, всё из-за его совсем молодой и красивой жены. Среди жителей ходила молва, что Шылдман на башне своей мастерской ревностно хранил венец своих творений, к сожалению, применить такое чудо против Министерства не удалось, а потому о его предназначении оставалось лишь догадываться.

Маленький овражник прошагал мимо, его путь лежал на седьмую линию от восточных ворот. Там случайно прислушался к тихим голосам двоих зевак.

— …Я точно знаю. Прям своей плюсной чую. Хор убил министра Садоника. Не удивлюсь, если оно утащило и жизнь нашего Государя. Хоривщина подкрадывается к нам. Вот увидишь, мы ещё ответим за всё.

— Да брехня всё это. Вороны, Гавраны — простые разбойники, а поветрие времени… простая горячка от спирта, — сказал житель и затем громко харкнул, стоя в мутной луже.

— Брехня не брехня. Но, надеюсь, их здесь не будет. А для тебя, стало быть, и тайный монетный двор Министерства — тоже ерунда?

— Конечно! Его никто не видел, а раз никто не видел — то его просто нет. И не может быть. Да и кто поверит в то, что микаты сводят с ума? Ерунда какая-то. Где же был видано, что золото вытворяет таковое? Вот его отсутствие — совсем другое дело.

— Зря ты так. Вот подруга жены моего кузена говорила, что видела, как чёрное перо выпил настойку с полынью. Тут же зашипел, закрутился и растаял. Точно говорю, тёмные силы это. А тёмным силам не составляет труда заколдовать монеты, — ответил второй, заправляя мятый жилет в штаны.

— Они за кол дают монеты?! Тогда нужно было идти в лес и нарубить их как можно больше.

— Ты настолько туп, что тобой и хлеб не нарезать. Как можно быть таким наивным. Настоящий мракобес, уже позабыл про случай в Мышином узле? Там рыбомордая скотина была убита какой-то тварью с крыльями. Чем не ворон, а?

— Вороны не питаются губастыми рыбами. Вот поэтому всё это бред. Наверняка, хотели таким образом придать важности той дыре. Хотели привлечь к себе внимание оболтусов, таких как ты. Видимо, совсем плохи у них дела были.

— Оболтусов? А что ты скажешь про человека с осмножьим лицом? Его видели! Я сам лично видел! И знаешь что, подозреваю — это был не человек, а сам Донный бог. Ведь ему поклоняются рыбомордые, вот и сложи два и два. Появляется оно, а потом и уродина выползает в Мышином узле! Всё сходится.

— Да-да, как скажешь. А теперь пошли в Пьяную коленку. Или в вербу? Не, лучше в коленку. Там привычнее.

— Ох, зря ты так. Посмотрю на тебя, когда убедишься в своей неправоте…

В гостинице «Верба» собралось непривычно много посетителей. Труба на угловатой крыше курила, откашливала густой дым. Когда тот поднимался вверх, то смешивался с потоками эха усердной работы из других пристанищ. Довольные голоса радости смешивались с дымом, создавали купол бурления жизни; все занялись делом, ибо такая возможность отметить и подзаработать выдавалась нечасто. Там пришлые без каких-либо проблем сливались с местными однородную массу, желающую воочию увидеть грядущее событие. Как лосось выпрыгивает из бурной реки, так и на улицах имели место быть те, кто приковывал к себе внимание. Путники в тёмных одеяниях, холодными глазами смотрели сквозь всё на своём пути. Таких отыскивалось мало, а кроме внешних признаков их объединяло желание держаться в стороне от остальных, будто бы опасались потерять своё Я; или же, скорее всего, не разделяли общего веселья. Лишь немногие, выпив спиртного, решались начать разговор с отрешённым угрюмцами, но в скорее тревожно затихали; как если бы невидимая давящая аура выписывала пробуждающую пощёчину. Смельчаки, ведомые животным страхом, уходили прочь, их разум, пробивающийся сквозь невежество, вынуждал поражаться неловкости собственного поступка.

В «Вербе» за столом, стоявшим в дальнем углу, сидели: сам Волчий брат, Полурукий обувщик и любительница мужских плащей — Кана. Они ели, пили и неслышимо что-то обсуждали. На них изредка поглядывали, поглядывали осторожно, чтобы не быть пойманными за зрачок. Присутствие копании притягивало интерес других гостей, точно магнит металлическую стружку. Ну а как иначе? От тех таки разило надменностью. «Железные кусочки» разных комплекций втихаря косились на нежеланных для себя соседей. Витавшее в воздухе напряжение усиливалось, больше всего бесило то, что разговор сидельцев за дальним столом, по странности, совсем не слышно, однако каждый раз почти полностью спадало, когда юная хозяйка начинала разговор с кем-то из них. Её слова переполнялись дружелюбием, а шутки, порой весьма смелые, указывали на давность знакомства. Сама того не ведая, окрашивала тех в человеческие и успокаивающие цвета, которые останавливали других на своём пути к необдуманным действиям.

Помощницы ловко скользили между столами, прям водомерки по пруду. Приносили на тарелках горячую еду да спасали кружки от высыхания. Следили, чтобы все были довольны и ни в чём не нуждались. Один из посетителей остановил «водомероку» лёгким движением руки и поинтересовался: — Дорогая, вот скажи мне. После такой щедрости у вас всё будет нормально? Столько людей сегодня, а всё почти задаром. Неужели нашли клад? Или храните на кухне уйму статуэток Трегидафора рядом с кастрюлями? — и тот дико расхохотался, сам от себя не ожидал такого точного искромётного юмора. С этой оценкой не все бы согласись. Так оно обычно и бывает.

— Уважаемый, не переживайте. Всего и всем сегодня хватит. Господин Рэмтор вскрыл запасы и обещал поделиться содержимым седьмого амбара. Представляете какая щедрость? — закончила та полушепотом.

— Ну, раз сегодня всем всего хватит, то не могу отказывать себе в своей страсти. А то наступит завтра и всё, — молвил выпивающий, после чего сложил брови домиком. — Наш Бургомистр, он сделал невозможное. Словно сам государь Венн, только государь нашего города. Надеюсь, он проживёт до глубокой старости. И при этом не будет дряхлеть. Навсегда останется свежим и бодрым. Вот бы его настоящая семья приняла его. Ох уж эти «Живы — а потому смотрим». Ага. Смотрят да не видят наидостойнешего сына. А всё из-за чего? Из-за какого-то шестого пальца…

— Всё будет хорошо. Слышала, что Дом Халиод теперь не так строг. Приглядывают и даже помогают господину Рэмтору.

— Дай Все-Создатель. Тогда не будем отдаваться унынию. Теперь налей мне до самых краёв! Выпьем же за поражение узурпаторов, — сказал мужик, махнув своей шляпой странствующего волшебника. Видимо, насмотрелся на молодчиков из Мушиного узла, которые вдруг полюбили такие уборы.

— Конечно, сию минуту, — ответила помощница и направилась к стойке.

В камине потрескивали горящие поленья, согревали полуосвещённый зал. Входная дверь в гостиницу начала слегка пошатываться. Кто-то пытался её открыть. Она, зараза такая, то приоткрывалась, то закрывалась. С той стороны — тяжёлые вздохи старания. Посетители, сидевшие на скамье рядом с входом, начали ржать в голосину, наблюдая за тем, как кому-то не по силам столь обычное действие.

— Квазий! Ты ошибся. Это не свинарник. Куда ты ломишься то? — возмутился один из них.

Прозвеневший хохот не остановил попытки того попасть внутрь. Квазий приложил все свои силы и сумел её открыть. Порог пересёк маленький крысолов; неравная битва утомила его, от того сильно сутулился, будто бы на спине невидимый и громоздкий заполненный насмешками мешок. На лице улыбка и пара свежих ссадин, растерянным взглядом искал свободное место.

Наблюдая за «силачом», другой посетитель из компании на скамье выхаркнул: — Тьфу! У меня даже аппетит пропал. Пропал и всё тут. Я ведь специально ничего сегодня не ел! — и затем с презрением продолжил: — Уродец, пошёл вон отсюда! Здеся приличные люди сидят.

Квазий — источник его недовольства, стоял и едва уловимо дрожал, держа в руке пучок свежей травы. Неужели таковы его съестные запасы, или же принёс собой ингредиенты для приготовления отравы?

— Ты меня не услышал, поганец? Тебе что, крысы в уши нагадили? — надменно вопросил тот и, увидев, что его требование не исполнилось, начал грозного вставать из-за стола.

Параллельно этому из дальнего угла слышались нарастающие шаги. Кана прикрыла лицо воротником, плавно подошла к небольшому гостю.

— Приличный. Многое зависит от того, как понимать это слово, — проговорила она. — Вот, я надеюсь, ты сам соответствуешь так называемому приличию. А прозвище: «свинолюб», приклеилось к тебе исключительно из-за твоих гастрономических предпочтений.

— Ты ещё кто такая? Ты тоже ошиблась — это не бордель, а гостиница. Милочка, гуляй подобру-поздорову.

— Милочка? Я обычный тератолог, — ответила ему та, изредка посматривая на мерцающий в тени уголёк.

— Теторалок обычный? Это ещё что такое? Мы тут таких не знаем. Но ты девка неплохая… садись к нам. Хотя погоди, что это у тебя на лице? — сморщившись, указал на правую щёку, её попросту не было, её выгрызли. И непонятно кто. Ну, точно покормила бешеного пса, сжав своими зубами угощение для блохастого.