Полихромный ноктюрн

7. Голоса гордой гнили

3023 ЭС.

Андер Микгриб топтался у входа в усадьбу «Ромашки», размышлял о союзе мятежников, а точнее об их мотивах. Заподозрил Графа Фалконет, организатора мятежа или, как минимум — вдохновителя, в жажде мести. Промелькало и такое, что причиной всему было честолюбие, амбиция сесть на Камнедрево и попасть в летописи в качестве Императора. Такой поступок запомнился бы на долгие века. Догадка основывалась на истории Зимнего исхода, в котором вражда между Домом Игнаадарий и Домом Фалконет наконец переросла в войну. Длилась она всего один день, но за это время произошло четыре крупных хорошо спланированных сражения, где оба Дома показали ранее не виданный уровень жестокости. Пара крестьян из приграничной деревушки говорили, что тот день был невероятно холодным, мороз кусал кожу свирепее лютого волка. Отправившись в лес для сбора дополнительных дров для согрева домочадцев, стали свидетелями чудовищного: там горящие бились с мертвецами, там пылал обагренный кровью снег; и всё это в тени деревьев и людей, насаженных на пики. Ещё рассказывали о большой летучей мыши с почти человеческим лицом, или же о человеке с чёрными перепончатыми крыльями. Разумеется, в такое преувеличение мало кто поверил.

Зимний сход закончился так же быстро, как и начался, хотя, все готовились к декаде безумия. Сам Государь(Император) вместе со своими рыцарями Капиляры явился на поле битвы, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие. Открывающаяся дверь возможного будущего незамедлительно закрылась. Государю удалось достучаться до опьянённого ненавистью разума, удалось призвать стороны к миру и взять с глав Домов обещание. Игнаадарий и Фалконет поклялись держать в узде свою жестокость, поддерживать слабых, а сильных наставлять на путь мира и созидания. Пламя угасло, а кровь свернулась. Подробностей никто не знал, а те, кто и мог, — хранили молчание. С того момента Его Милость и стали звать Пакатором, примирителем.

Андер стоял на том же самом месте. Прокрутил в голове разговор с Шестипалым — его подозрения ослабли. Благородные потомки Первых людей не могли нарушить данную клятву, не могли развязать новую войну и опозорить свой род, слишком тяжела ответственность перед предками, чью историю всегда чтили. Напротив, Фалконет верен своему слову — не допустил бы и мысли о захвате Камнедрева и сейчас сражается за Наследие Государя. Так сказал обладатель лишнего пальца; вообще не пожалел времени для объяснений, озвучивал множество аргументов, но Андер не запомнил их, каждый раз соглашался с услышанным — кивал, как если бы нырнул в туман речей торгаша, пытавшегося продать свои побрякушки.

Вермунды заносили небольшие хорошо просмоленные бочки, обмотанные плотной тканью. Делали это не торопливо и аккуратно, старались предотвратить случайное скольжение обмотки. Казалось, укрывали груз не только от глаз маловероятных свидетелей, но и от прикосновения ярко-золотых солнечных лучей. Когда закончили разносить бочки по коридорам и подвальным помещениям проклятой усадьбы, Андер направился вглубь, в тень высоких шпилей.

Минуя резиденцию, замедлил уверенный шаг. Около ограды из железных прутьев туда-сюда бродила старуха очень похожая на одну из молодых служанок Дома бывших защитников. Бродяжка невнятно бормотала что-то про кровь и какого-то лешего. Прохожие не обращали на неё никакого внимания, уже привыкли и даже в упор не видели безумных ронохов, жертв Поветрия времени. Однако только до тех пор, пока те не опасны. Как говорится: «Пока не клюнет».

Молодая старуха упала на брусчатку, отчаянно замахала руками в попытках подняться, но, по всей видимости, тело не слушалось её. Рэмтор услышал звук трепыханий, выбежал из резиденции. На его щеках пенилось мыло от незаконченного бритья. Он осторожно подошёл к ней и на ухо шепнул несколько слов. Взгляд ожил, будто только и мечтала быть замеченной, услышанной. Затем помог ей встать на ноги и, придерживая для равновесия, заботливо увёл с собой.

По вытянутому и острому лицу Микгриба пронеслась волна непроизвольных подёргиваний мышц. Он на миг закрыл сонные глаза — неоднозначно улыбнулся. С усилием сжал челюсти и направился дальше к условленному месту встречи, щёлкая в кармане по фрагменту зашифрованной записки.

Со стороны улицы, на которой находилась мастерская Шылдмана, шли работники в легкоузнаваемых одеждах с броским изображением щита на груди. Подручных было всего двое.

— Никогда бы не подумал, что Мастер может давить такую довольную лыбу. Я бы сказал: очень довольную лыбу. Даже страшную. Она пугает меня. Такую улыбка, да под рассказы сказителей…

— Мне вообще кажется, он бахнул какую-то палёную настойку. У нас как раз открылась лавка нового травника. Кстати, мы её только что проходили. По-моему… у меня нос обуглился из-за запаха.

— Может-может. Утащил от туда зелье, так сказать, на пробу. А с другой стороны, он лыбится, когда смотрит на эту штуку с семью трубками. Может пробует воссоздать оружие Старой войны? Он конечно не Деймидал, но признаюсь: мне самому не терпится увидеть его в действии.

— Давай тут без упоминаний проклятых. А то… вдруг чего. Хоривщина, помнишь? Ещё не хватало лишиться места в мастерской из-за какой-нибудь ерунды. Не хочу возвращаться назад, не хочу быть на побегушках у кузнеца. Или вообще сошлют в лучники, будем палки строгать, — прошипел рабочий. — А про Мастера, точно не из-за этого. Я скорее поверю, что причина его блажи — это жена. Ты же видел её. Она вся такая ба… и вообще, она ему во внучки годится. Какой удачливый су… старик.

— И не говори. А может… — перейдя на шёпот, двое завернули за угол.

Микгриб ступал в тени острозубых крыш. Когда дошёл до самого тёмного места этого узкого городского коридора, то остановился. Могло сложиться впечатление, никто не догадывался о существовании линии между старинных архитектурных решений. Разумеется, кроме крыс, которые нагло бегали по трухлявым ящикам. Установить хотя бы приблизительный возраст этих деревянных контейнеров не представлялось возможным. Да и кого могло интересовать то, что находится на забытой городской тропе.

Забредший не двигался с места, как если бы стал восковой статуэткой; раздражённо ждал, спасал нос от выгребного зловония. В этот момент по реке его памяти проплыло воспоминание о том, как Шестипалый заставил гвардейцев приклонить колено перед жителями. Андер со злостью сжал кулак, помнил случаи из своей жизни, где оренктонцы вели себя не подобающим, не достойным образом; помнил ту ночь погони за справедливостью. В реальность раздражённого вернул голос, прозвучавший почти рядом с ним: — Ты долго шёл, констебль. Неужели нечистоты под ногами так тебя задержали? Как говорится… береги подмётку с молоду. Так что ли?

Зрительные бусины привыкли — высмотрел бродягу в рваных лохмотьях. Неизвестный сидел между рыхлыми ящиками. Сидок развёл ладони, распустился цветок, чьи лепестки-пальцы берегли огонёк внутри масляного фонаря. Пламенный язык немного осветил небритую физиономию с тканевой повязкой на глазу. Это был один из ловчих, которые занимались сбором представляющих опасность сведений, а также их проверкой. «Собиратели угроз» вычисляют шпионов с поразительной скоростью. Об их методах ничего неизвестно. О проделанной работе отчитываются исключительно перед Бургомистром. Делают это не лично, а через специально помеченные сообщения. «Чем меньше рискуешь, тем ниже шансы быть раскрытым», — так они считали. Кто-то бы сказал, что это бредовая одержимость безопасностью, но никто этого не произносил по одной простой причине: жители даже не подозревали о существовании ловчих, тайно несущих свою службу. Сложно дать оценку тому, чего не видел и тому, о чём не слышал. К тому же, даже если одержимость имела место быть, то она становилась эффективным оружием защиты от пагубных намерений.

— Я уже не констебль. Я — вермунд. Честно заслужил своё место, — раздражённо ответил Андер.

Ловчий ухмыльнулся.

— Как шерсть не цепляй, волчонком не станешь. Для меня — ты простой топтун. Случайность нацепила на тебя чёрный мундир за твоё умение ловко жонглировать кружками. Благодари именно её. И не более.

— Хватит пустой болтовни. Давай к делу, несуществующий человек.

— Вот это рвение! Смотри из штанов не выпрыгни, — язвительно произнёс ловчий. — Хорошо. После того, как господин Рэмтор смачно наплевал на Министерский запрет на производство и распространение оружия, Мастер Шылдман вернулся к своему любимому делу. Уверен, двери ему порядком надоели. Сейчас разрабатывает, по его утверждениям, своё лучшее творение. И речь… не о баллисте или же пушке, а о нечто большем. Представляешь? Не знаю, как оно покажет себя на деле, но выглядит весьма впечатляюще. Министерцы даже убежать не успеют. Уже вижу этот смертоносный град.

— Если оно будет работать, то уже неплохо. Честно, с трудом могу представить убегающих министерцев. Если было бы всё так просто, Серекард не подчинялся бы Садонику Что-нибудь ещё про Шылдмана расскажешь? Или поведаешь что-то по-настоящему важное?

— Конечно. Сейчас он по-настоящему счастлив, а его супруга просто светится. Если ты понимаешь, о чём я. Ещё прикладывает пяточные компрессы. Не поверишь — к пяткам.

— Меня не интересуют спальные дела старика.

Бродяга язвительно сморщился.

— Да неужели? Скажи, а Бургомистр знает, что такая важная персона, как ты, сейчас здесь?

— Важная персона? Я получил твоё сообщение и пришёл. Так что не трать моё время, ловчий. — Микгриб, почувствовав издёвку, повысил свой голос почти до крика и сделал угрожающий шаг.

— Ты бы не торопился выдавать собственную неуверенность, — посоветовал несуществующий человек, подняв указательный палец, от которого тянулся тонкий шнурок. — И не веди себя так, словно у тебя есть запасная нога.

Гвардеец разглядел нитку, она вела к маленькому, скорее всего, глиняному сосуду. Не совсем простое гончарное изделие едва заметно валялось возле его сапога. Убавив свой пыл, замер в ожидании хоть каких-нибудь слов, потому что «начинка» может быть разной. Хоть картечь маловероятна, но и порошок из сонного гриба представляет серьёзную опасность. Одного вздоха, в большинстве случаев, достаточно, чтобы превратить любого в беспомощный мешок с овощами.

— Ты слишком нетерпелив для вермунда. Но… так и быть, расскажу кое-что. На улицах мне несколько раз попадались необычные ходоки. Когда я смотрел на них, они казались какими-то неуместными, что ли. Как вечернее платье на поле боя. Понимаешь? Их всех объединяла пустота в глазах. Более того, совсем не моргали. Может, замышляют что-то. Или же… это стечение набора обстоятельств. Но я верю своей интуиции…и сейчас чувствую, может случиться страшное.

— Если всё так серьёзно, почему тогда сам не доложишь Рэмтору? Насколько мне известно, подобные чувства — один из ваших надёжных инструментов. Разве не так?

— Сперва я хочу проверить кое-какие догадки. Не хочу тратить время Бургомистра впустую. У него и так много дел. Но…если в течение трёх дней от меня не будет вестей, расскажи об этом лично господину Рэмтору. Только не говори ему, что я назвал его господином. А пока… на этом всё. Кстати, я слышал «Тик-Так» в городе. Если тебе, конечно, интересно.