Полихромный ноктюрн

— Сделай уже что-нибудь с этим своим пунктиком на сбор трофеев! Ты же этим ртом хлеб ешь…

— Не только хлеб. Но как-то же живу…

— Прошу прощения, я вам не мешаю? А то могу выйти. Мне несложно, заодно поем. Там стол накрыт. Видел на нём зажаренный кусок мяса. Вроде — кабан, — вмешался Рэмтор. — Что ещё за леший? Это то нечто, что бродит по лесам, или какая-то кличка?

— И да, и нет. Но в целом это чудовище. Подбирай любое слово. Тварь, монстр, гнусь и прочее. В моё время таких называли Р’одум. Некоторые из них большие, свирепые. Лапы здоровенные, а когти острее всякой бритвы. Некоторые поменьше, но это не делает их менее опасными. Даже разумные встречаются. Не часто, но всё же.

— Есть два вопроса, которые справедливо имеют место быть. Я знаю, есть в Межутках племена Янармагул. Среди них и так называемые рыболюди, и жаболюди, и прочие. Но чтобы леший…впервые слышу подтверждения его реального существования. Так вот…откуда берутся эти Р’одум? Это был первый. Теперь второй. Судя по всему, без защиты никак, схлопотать прямое попадание…смертельно. Раз вы всё ещё живы, то где ваши доспехи?

— Эмоции, достигшие своего пика, рвут пространство. С той стороны завесы просачиваются сущности, проникают в тело через митральный клапан и превращают организм в иное. А про броню, мы её не носим, полагаемся на ловкость. Ведь удар мощной когтистой лапы — есть удар мощной когтистой лапы. А… где-то такое было…

— К счастью или сожалению, я не идиот. Понимаю, ответы на эти вопрос не услышу. По крайней мере, пока что. Тогда, вернёмся немного назад. У нас тут, так-то, шла речь о войне против Министерства…

Вальдр погладил белый шарф, изменился в лице, стал совершенно другим, стал устало серьёзным.

— Покажи ему. Пусть увидит всё своими глазами, побывав там. Сэкономим время на объяснениях.

Опрокинув чашу, Рамдверт достал из сюртука небольшую шкатулку. Щелчок, она вдруг вытянулась в призму.

— Тебе выпала редкая возможность оказаться в воспоминаниях другого человека. Удобно, правда? Можешь считать это магией.

— Ясно, то есть… нет. А откуда такая штука? — вопросил Рэмтор.

— Подарок от старого друга. От странника в красном, но это уже совсем другая история. Когда оклемаешься, обсудим остальное. Только будь осторожен, не лишись рассудка. А теперь дыши…

Шкатулка раскрылась, из неё поднялось синеватая дымка. Приняв очертания многоножки, нырнула в носовое отверстие кандидата. Тот тут же потерял сознание, его успели подхватить — затылок будет цел.

Старинная резиденция в центре Оренктона представляет собой четырёхэтажную постройку из тёмного камня, архитектурное решение из былых времен давно обросло мхом кривотолков — теперь своим видом подстёгивает воображение, порождает различного рода слухи. Подобное, в некоторой степени, происходит из-за четвертого этажа, а именно из-за присутствия на нём различных непонятных инструментов. Поговаривают, там некогда обитал нелюдимый астроном, избравший жить в компании далёких огней, которые пробираются сквозь безразличные глубины чёрного озера Мундус — люди того и вовсе не интересовали. Версию с причудливым затворником подкрепляла круглая площадка, окружённая колоннами и увенчанная куполом. Однажды один из безумцев, что бродят по забытым городским тропам, посмотрел на эту ротонду. Его сковали видения, они волной проносились в недрах, где скрывалась темница вселенной.

Когда по коже побежала мелкая зыбь, начал выкрикивать нечто не до конца внятное, но достаточное для того, чтобы посеять зерно страха и безнадёжности в умы некоторых. Этот сеятель правды из разлагающегося рассудка пытался поведать о судьбе одинокого астронома — рассказывал о том, что затворник увидел в небе что-то невообразимо жестокое, после чего само воплощение Самопорождённого снизошло к учёному мужу, желая наградить смертного, уберечь от губительного озарения. Разум астронома не выдержал присутствия чистой несравненной благодати, поэтому он изменился. Его тело, его мысли стали возможными и невозможными цветами, сам свет вылил их на палитру мира и создал новую жизнь, которая оказалась неуместной из-за своего совершенства. Тогда высшая сущность заботливо забрала с собой новорождённое дитя, оставив немыслимый символ на шероховатом полу. Тот нарушитель спокойствия мог бы рассказать и большее, но его увёл с улицы сам Государь Венн, прибывший в Оренктон из самой Столицы за один день до этого. Когда безумец слушал Государя, его глаза заполнялись столь желанным им облегчением, как если бы страдающий от обезвоживания путник увидел своё отражение на поверхности чистого ручья. К сожалению или же, может быть, к счастью, тогда никто не слышал сказанных слов, а об их содержании оставалось только гадать.

На следующее утро, после обнаружения «Широкой глотки», которого оставили на одной из скамей в тени остроносого шпиля, из резиденции вышел человек в светло-сером плаще из шерстяного сукна с вертикальной шнуровкой. Он рукой с шестью пальцами закинул назад состарившиеся за одну ночь волосы, тем самым открыл мрачное лицо. Его выражение непоколебимо, высечено из неподатливого камня далёкой древности. Если сама серьёзность, нарушая установленные правила мира, обрела бы физическое воплощение и предстала перед ним, то, скорее всего, ей стало бы стыдно за свою блеклость в сравнении с ним.

Рэмтор смотрел вдаль, пронзал насквозь всё перед собой. Из-за его взгляда возникло ощущение: он видел бесчисленное множество битв, был в самой гуще судьбоносных сражений, где наблюдал со всех сторон. Неизвестно какое откровение решило открыться ему, но одно можно сказать с полной уверенностью: подобный опыт обречен носить корону усталой печали, томящейся в глубине чёрных колодцев-зрачков.

Закатав один рукав, внезапно освободившийся начал спускаться вниз по лестнице. Спускался медленно, после каждого шага делал короткую остановку; могло сложиться впечатление, обдумывал дальнейшие действия, готовился к худшему из возможных вариантов развития событий. Тем не менее, уверенность при нём.

Шестипалый добрался до подножия, где собрались верные мундиры. Несмотря на все их усилия скрыть удивление, оно всё же выдавало себя неестественными кукольными движениями. Неожиданный гость вытащил из внутреннего кармана свёрнутые бумаги; подняв их высоко над собой, хрустнул челюстью и уверенным голосом произнёс:

— Вот доказательства лжесвидетельства того хрючника, который даже не мог правильно взять стакан в руки. Удивляюсь тому, как он смог дожить до своих преклонных лет. Просто уму непостижимо. Чудеса и правда случаются. И не все из них, скажем так — благоприятные.

Один из вермундов осторожно подошёл к нему, аккуратно взял предоставленные бумаги. Сомнения необычного свойства захлестнули гвардейца, потому что после того суда чуял неладное, но череда случайных событий не позволила чувству перерасти в цепь расследования. И сейчас появляется возможность сорвать покров с собственной промашки. Неудобно, опасно, однако долг службы взял своё, а рука взяла бумаги. Пару раз глубоко вздохнув, развернул их и внимательно пробежался. Ярость поселились во взгляде, удары сердца чуть ли не вырывались из приоткрытого рта.

— Где Тэттор? Где этот мерзавец! — с яростью крикнул он, потом протянул бумаги другим. — Их нужно передать в коллегию, а судью того процесса судить и бросить в «Колодец». Может там поймет, что такое бесценная справедливость.

— Насчёт Тэттора… можете не беспокоиться. И даже нет нужды выслеживать этот мешок на ножках. Мой брат так был рад встрече со мной, когда готовился к своему побегу, что его сердце попросту не выдержало потрясения и, к несчастью, остановилось. Он там. В резиденции. Обнимается со своими так называемыми накоплениями, — безмятежно проговорил Рэмтор Кильмиор.

Гвардейцы напомнили чем-то волков, признающих своего вожака. Они однозначно переглянулись, решили прорубить путь сквозь путы обмана. Хидунг озвучил, как казалось, общую мысль: — Тогда получается, вы наш настоящий Бургомистр.

— Господин Рэмтор, мы были на вашей стороне. И всё же, предали вас, допустили подобное прямо у нас под носом. Если бы мы только знали об этом, то не позволили бы заточить вас в Колодце, — извиняющимся тоном произнёс другой и приклонил своё колено.

Через череду мгновений все остальные таким же образом выразили своё отношение к вскрывшейся правде. Тут они согнулись как какие-нибудь каменные статуи собора, созданные не только для демонстрации умелости рук мастера, но и для защиты.

— Тот процесс проводился за закрытыми дверями. Туда и пьяная блоха не проскочила бы. Вы не могли знать, что там происходило. Так что… вы не предатели, а скорее — обманутые люди, которые старались во благо нашего города, — заключил Рэмтор и сам встал на колено перед ними.

Дверь резиденции приоткрылась. Из неё вышли двое и остановились на самом верху. Начали тайными наблюдателями смотреть, ждать реакцию на срыв одеяний сносного вида со сложившегося уклада, он далеко не идеален, но всё же терпим; всяко лучше, чем захлебнуться в хоривщине и быть там растерзанным на части; всяко лучше неизвестности. Правду медленно оголяли, приподнимали ночную сорочку. Сердца стучали от нетерпения увидеть соблазнительные ноги, пылали от жажды прикоснуться к упругим бёдрам, а губы вожделели прильнуть к ним. Вот ладонь скользит по шелковистой коже — тут выясняется, что ожидаемое не соответствует действительности. Всё не так уж и хорошо, да и вообще перебрал с выпивкой.

Разочарование могло повлечь за собой самые неожиданные последствия: от безразличных кивков до неконтролируемого буйства, резни, побоища. Рамдверт наблюдал, не отводя проницательный взор, скрестил руки, прислонился к стене. Ветер не оставлял попыток оживить его воронью накидку, каждый порыв изо всех старался придать им видимость крыльев. На площади собирались люди. Рамдверт смотрела на них, как на воду, стекающую на дно оврага. Должно быть, внимание жителей привлекло невообразимое зрелище. Не каждый день вермунды приклоняют своё колено перед кем-то. Молва разлеталась с невероятной скоростью, такой стремительности позавидовал бы арбалетный болт, который летит в грудь своего ненавистного врага. Каждое схлопывание век, казалось, умножало количество любопытных глаз. И вот на площади уже не продохнуть.

— Я хочу, чтобы вы вспомнили то, о чём забыли: «Все мы служим Государству Вентрааль и его людям». Так говорил Государь Венн, прозванный Пакатором. Нашу службу не подстёгивает жажда власти или же блеск золота. И поэтому… прошу вас о небольшом одолжении. Вы никогда не позволите забывшему о своём долге человеку занять место главы города. Даже… если им окажусь я, — тихо сказал Шестипалый, но сделал это так, чтобы услышали все близстоящие. Его просьба никого не удивила: они знали о родниковой чистоте его намерений.

— Да, Господин Бургомистр, — громко в один голос согласились вермунды, разжигая под своей кожей некогда потухший ориентир.

— Хорошо, очень хорошо. О, вот она! — усмехнувшись, фокусником выплюнул между пальцев золотую векату. При этом сделал вид, будто поднял её с земли, затем с улыбкой поблагодарил: — Спасибо, вы помогли мне в её поисках. Теперь мы все можем подняться.