Полихромный ноктюрн

18. Аперитив, музыка сверчка

Ветер проносится через маленькие трещины в стенах, воет зверем, угадившим в капкан. Пытается прорезать одеяло мрака, но тщетно. Он вязнет, как в трясине, и дрожит. Судорожными попытками выбраться поднимает пыль в воздух, закручивает её в медленном интимном танце. Босыми ногами чувствую каждую шероховатость холодного камня, мелкие и острые песчинки впиваются в кожу. В правом углу, рядом с ветхой тумбочкой, — детская кровать. На ней в послушном ожидании сидит маленький человек. Держа что-то в руках, смотрит на женщину. Та рычит и ругается, принуждает мальчишку осушить флакон. Не могу разглядеть: лица расплываются. Отбросив книгу, она всё неистовее рвёт глотку.

Наблюдаю, пытаюсь подобрать объяснение, в попытках сталкиваюсь с участью музыки ветра — мысли густеют, затвердевают, не позволяют встать на тропу рассуждений. Спустя мгновения пустоты, она выкрикивает: — Паршивец неблагодарный! Тебе подарили великий шанс стать инструментом достижения всеобщей мечты. Наградили такой важной ролью, а кого? Мелкое ничтожество, которое брыкается и прячется в книжонке! Будь моя воля, я скормила бы тебя звонарям за такое непослушание. Но великий Медиум Сагитару против — ты обязан благодарить Его Святейшество за свою жизнь. Понимаешь? А теперь быстро пей. Ты же хочешь стать частью Парада Далёких Огней? Хочешь услышать всеобщего Отца? Тогда сможешь снова увидеть эту слизнячку в едином-целом. Эй! Держи её и не отпускай, иначе покатится на обед свиньям.

— Я не притронусь к этой жиже, — прохрипел мальчишка, аккуратно держа в рукахсклянку. — Она сделает из моего друга безвольного пса.

— Друга? Ты с кем-то сдружился? Как по мне, с таким как ты станет дружить только клоп. Всё, довольно выдумывать. Открыл и выпил. Раз-два…

— Он не клоп, — возразил мальчик. Он — Искатель.

— Да неужели, — прошипела сиделка. Её лицо скривилось, будто смотрит на выгребную яму. — И зовут его, должно быть, Крыс Обыкновенный. Хорошо, тогда покажи его мне. Сейчас же. Преподам тебе урок, погань неблагодарная. Будешь знать, как обманывать…

— Набав Днах. Донный бог, — прошептало дитя.

Я вспомнил эту ржавую темницу. Флан садилась вон на тот стул, рядом с кроватью, и читала «Путника глубин». Теперь же её наказали. Аккуратный овал с угольными локонами, его отдали маленькому мне в назидание каждому, кто захочет проявить доброту и заботу. Обретя утраченные воспоминания, сердце билось спокойно, гнев не застилал мой взор. Я ничего не чувствовал.

— И где же твой Нубан Нах? — тревожно рассмеялась сиделка, вроде, сдерживая слёзы.

— Пусть не страдает. Сделай всё быстро, — попросил тот я. — Она виновна в собственной слабости. И только. Разве можно винить травинку за то, что не выдержала тяжёлую поступь обстоятельств. Такова моя просьба…

Сиделка отпрянула, застыла. За ней вынырнула тень и обхватила перекошенное лицо служанки Астрологов. Из горла пробирается визг, кожа трескается, из трещин сочится сок. Нет, не сок — нити, кровавая гифа. Они извиваются подобно червям. Нарушая все мыслимые законы нашего мира, падают вверх. Происходящее очаровало меня. В это же мгновение старался найти причину отсутствия страха, но ничего. Даже волосы на затылке остаются неподвижными — не принимают вертикальное положение. Древние механизмы молчат, пока нити растягиваются и впиваются в стены. Следуя за невидимой иглой, прошивают их как какую-нибудь ткань, с которой работает портной.

Тело сваливается на пол пыльной комнаты. Частички разлетаются, зависают в воздухе. Настоящая пыльная мгла.

На мальчишку голодным зверем набросился кашель, сжимал горло невидимыми лапами, выдавливал хрипы. Клубы непроглядного дыма подлетели к нему. Приступ, обещавший быть долгим, довольно быстро прекратился. Тень показала себя. Мой Проводник с Пепельных болот, это был он. Положив чудовищную ладонь на макушку мальчишки, успокаивал, поддерживал его. Набав Днах был со мной всегда. Тот министерец в лесу — теперь я понял, что отражалось в его глазах.

Сквозь стены проник шепот, заставлял пылинки вибрировать. Стрелами заплавали разводы, вырисовывали необычный узор.

— Мало времени. Приближается… уже здесь! — прощёлкал Набав Днах. — Страницы укрепят, помогут, — вырывая листы из книги, в спешке лепил их на перегородку. Судорожно водил конечностями, разглаживал, чтобы остановить звуки, пробиравшиеся между вишнёвых жил. Вдавливая бумагу, оборачивается и смотрит прямо на меня.

Я снова оказался там. Только уже сижу на тропе в центре серой метели. Огненные сказители рассказывают мне истории. Повествуют на своём языке как живые люди из плоти. Слова пламени были и будут доступны не каждому. По крайней мере, моя уверенность в этом обрела такую твердость, которой позавидовала бы самая крепкая горная порода. Образы опечатывали сознания, клеймили его. Ряд послеобразов превращался в бурную реку, что уносит к ставшей сном правде. Но…

Меня вырвало из объятий невообразимых видений, когда колесо экипажа на мгновение провалилось в ямку. Сразу понял: мы снова в пути. По ощущениям, время утратило свою плотность, текло иначе и незаметным дымом просачивалось между перстами, сжатыми в кулак. Посмотрел в окно и убедился, что мной была упущена большая часть событий, происходивших на дороге нашего возвращения.

Мы уже проезжали мимо небольшой рощицы рядом с деревней Недо. Это поселение находилось относительно недалеко от Оренктона, и жили в нём, в основном, рабочие, которые трудились в шахте у подножья горы Нодэ. Добывали необходимую руду, а может, искали чёрное стекло или же жеоды. Последние крайне ценятся, и считаются почти мифическими из-за своей редкости. Я даже слышал, что такие камня покоятся на дне чумных прудов. А ещё говорят, что жеоды попали на плоско-круглую из самого Озера Мундус. Много чего болтают, но что будет с миром, если верить в каждый слух?

Сквозь ряд древесной процессии с густой кроной, шла бледная, по всей видимости, нагая девушка в круглой шляпке. Она своим видом напомнила белый гриб. Гуляя по вечно жёлтой роще, ласково гладила стволы, и листва постепенно начинала зеленеть. Травинки тянулись к стройным ногам как железная стружка к магниту. Ветви кустарников оживали, их ветви выгибались, закручивались в попытках повторить её облик. И вот оно — почтение. Увидев наблюдателя, приезжающего мимо на карете, приветливо помахала. Ответив тем же, случайно вслух произнёс: — Спригган существует.

— Ой! — вздрогнула Софистия, отвлёкшись от изучения написанных мной записей о безумных ронохах. — Вы пришли в себя? — она почти забыли об аккуратности и позволила спешке взять над собой верх — страницы в качестве конфетти праздника обреченных поисков разлетелись по кабине. В тот же миг внутри черепа распустился необычный и даже немного пугающий цветок, отдалённо похожий на перевёрнутого паука. Лихорадочно перебирая лапками, бутон явил уверенность: младшие Искатели опасались моего падения с обрыва здравомыслия в пучины полного и безвозвратного безумия.

— Как вы себя чувствуете? — взволнованно спросила разноглазая. — Мы дали вам обезболивающую настойку, но этого мало. Скоро вам помогут. Ещё совсем чуть-чуть потерпите.

— Главный Искатель Оренктонской Академии выполнил свой долг, раскрыл тайну Рефлект-а, — монотонно отчитался я. Новообретенные губительные знания тарабанили, скреблись внутри мозга. Но даже немного рад тому, что именно мне досталось это бремя. Младшие не готовы хранить разлагающее откровение. Не могу сказать наверняка, какие последствия набросились бы на них, окажись они на тех кровавых топях. — Некогда там стоял город, — продолжив рассказ, не сводил взгляда со своей сумки. — Я был там, видел последний день Рэвиндитрэ. Прозвучит как плохая шутка, но его построили на спящем вулкане. Да, так и было. Никто не знал об этом, ибо он опустился в земную кору. Со стороны — обыкновенное поле. Когда он проснулся, похоронил всё и вся под пеплом, — закончил я с пониманием того, что нельзя сразу открывать правду, она слишком тяжела.

— Но… вы говорили про чудовищ, про битвы, — сказала Софистия. — Ещё, когда спали, бормотали про Хора. Якобы его не слушали. Никто… кроме одного человека. Вроде бы Вальдр, так вы его назвали.

— Чего только не скажешь во сне…

— Довольно, — прервал Ифор и протянул шкатулку. — Вот, посмотрите на себя.

Беру её и осматриваю. Она отличалась от прочих рельефным музыкальным узором. Ранее уже видел такие — умелец из Рыбацкой деревни, на побережье Глухого моря, вырезал паутину линий на поверхностях приятных на ощупь шкатулок. Таков его досуг и дополнительный способ заработка.

Едва слышимый щелчок. Открыв атрибут всякого чистоплотного обитателя современности, с некой толикой трепета направил верхнюю крышку на себя. В отражении совсем не то, что ожидал увидеть. Лицо моё, но теперь на нём появились чёрные ветвистые шрамы. К тому же не хватало части левой щеки, зубы обнажились, а клык заметно подрос и заострился. Безумие влияет на внешний вид, так вроде бы говорят. Если правда, полученные знания — наглядный пример верности этого утверждения, но в несколько иной форме нормальности. С таким видом нельзя показываться на людях. Они ранимы и впечатлительны — начнут суетиться, кидать камни, попутно выражая пренебрежение к так называемому еретику. Всё во благо собственного душевного равновесия. Толпы двуногих заворачивают знающих в обёртку неприкасаемых — просто, но эффективно, даже напоминает действия Министерства, которое выставляет защитников — предателями, агентами террора. Разумеется, там и там имеются свои настоящие безумцы и настоящие предатели, поддавшиеся желанию обогатиться. Жертвы настоящей «хоривщины»…

— Ну, рано или поздно…это должно было случиться, — проговорив с напускной досадой, приоткрыл сумку и вытянул чёрную ткань. — Это совсем не шрамы. Когда был младше, да, я не всегда был таким, какой сейчас, мне довелось оказаться в племени работорговцев. Благо удалось смыться от них. Однако перед этим всё-таки загнали краску мне под кожу. Клеймо. «Почему она только сейчас появилась?» — спросите меня вы. Так отвечу, она проявляется после взаимодействия с кровью. Упал в овраг, лишился щеки и вот — страшный ронох готов.

— Как это? А почему раньше не рассказывали об этом? Как вы сбежали от работорговцев? — поставила она вопросы.

— Пусть былое остаётся за чертой настоящего. Вы не мусорные вёдра, чтобы вываливать в вас ненужные знания, — озвучил я, пока Ифор молчал, наблюдал и сомневался.

— А что вы делаете? Разве это не часть чёрного савана… не, теперь вижу… они отличаются…

— Ты же не думала, что я мастерски зашил твою накидку, но пропустил прореху в собственной голове? — в шутливой манере сказав это, спрятал лицо в ладонях капюшона. — Опережу твой очередной вопрос и сообщу. Мы остановимся в этом замечательном поселении, где совсем не процветает кровосмешение.

Ифор постучал ладонью по крыше и сообщил Форцу о нашей остановке в Недо. На въезде в деревню нас встретила стража, присланная из Оренктона для защиты на случай появления солдат Серекарда. Поговорив с нашим извозчиком и проверив бумаги, нас пропустили. Проехали по дороге, остановились на площади рядом с гостевым домом, где можно найти горячую пищу и ОБЫКНОВЕННЫЕ постели. Стараясь сохранить видимость отсутствия растерянности, МЛАДШИЕ не спешили и оглядывались, но всё-таки зашли в постройку, откуда манил приятный аромат жаркого. Я же размял ноги — одна из них хрустнула, подумал, что сломал. Пришлось заново знакомиться с ними, ведь время, проведённое в одном положении, дало о себе знать. Меня терзали сомнения: смогу ли сегодня есть еду. После Рэвиндитрэ, выворачивающий вкус ядра, апокрифа, не покидал моё горло.