Полихромный ноктюрн

«Волчий брат» поднял колпак, стряхнул с него налетевшую грязь. Медленно поднимаясь, не сводил взгляд с алого густого тумана. Он ждал, оставаясь в положении, из которого ответные меры, в случае продолжения сражения, будут брошены немного быстрее. Каждая секунда могла стать решающей.

Прочная конструкция ручного фонаря нарушилась — дышащее в ней пламя задыхалось, угасало.

В неестественном облаке началось движение в сопровождении омерзительного чавканья. Там хлопала рвущаяся кожа, как при скоплении трупного газа. Так и представляется утонувшая корова со вздутым брюхом. Из-за ширмы последствий взрыва выпрыгнула стая тварей. С чудовищной скоростью ломанулись к оврагу и скрылись в его тени. Там, где концентрировалась угроза, лежала разодранная туша, лишенная пульсирующих вишнёвых наростов. Все признаки оглашали время смерти. Но, невзирая на это, оно зашевелилось. Театральная кукла на невидимых веревочках поднималось на ломкие конечности. Из марионетки прорастали жевательные органы, те вгрызались друг в друга. Казалось, части стягивались в кучу, пытались соединиться. Монолитное единство — цель.

Развернув подобие головы и осмотрев пустыми глазами того, кто сотворил с ней такое, перебросила внимание на тележку с неправдоподобными мертвецами и тут же сделало выбор — кинулось к ним. От быстро перебирающих лап летели собственные ошмётки. Ворон побежал, нужно остановить эту груду. Единицы времени, которые поселились в ночлежки с едва уловимым названием — «Миг», растягивались и тянулись к горизонту тишины, где гаснет свет.

Вынужденное схлопывание век закрыло, укрыло разум на долю секунды во тьме. Голоса неминуемой опасности изменились. Скрипки какофонического оркестра замолчали. Осталось лишь эхо далёких стенаний тысяч людей. Глубоко вздохнув, резко пробудился. Разваливающейся твари нигде не было, а тень оврагов недвижима. И только скрип, царапая разум, разрушал столь желанное, но мнимое, отсутствие угрозы. Доносился скрип не от колёс повозки с ценным наполнением, а немного дальше по дороге. Где бледная и высохшая фигура в платье резкими движениями чесала свою голову, раздирала её до крови, точно хотела вытащить из неё свои мысли.

Манекен свадебной истории что-то говорил; что-то едва различимое, какой-то набор случайных букв. При попытках вслушаться со дна тёмного озера, которое таилось под умом, поднимались самые безумные предположения… Слишком уж знакомое…

Обречённая на неудачу извлекательница неосязаемого держала подле себя коляску небольших размеров. Детскую коляску обходил в четыре оборота питающий канатик, ведущий к тому что внутри. Заглянув под козырек, креплённый к корпусу, заметила голодные движения и спешно, но аккуратно, протянула угощение. Этим угощением оказалось зрительное яблоко, сорванное с ветвей её лица. Хрипя в одной тональности, приговаривала: — Проголодался? Вот, кушай. Йашук. Кушай… то… что видела я. Ты станешь лучшей версией меня.

— Стало быть, ты и есть та глубинная рыба, что манит светом свою добычу, — донеслось из тьмы оврагов, и спустя короткую паузу голос поспешно задал вопрос: — Кто ты и где ты был утром? Отвечай быстро.

— Я — Баронесса Дэевит, а утром в «Вербе» ты делал мне предложение руки и сердца, — усмехнулся Грегор, узнав знакомый голос: — Правда, после того утра прошло слишком много времени… блужданий по мёртвому городу. Целая вечность позади.

— Какого…ну конечно. Наконец-то догнал вас, — выдул полушепотом тот и дал колкий ответ: — Да, жаль, что ты уже оказался женат на своём умении несвоевременно шутить. Я уверен, эта жена будет твоей единственной… до конца времён. И не надейся уговорить владелицу конуса выйти за тебя. Разве что на свет покоев истлевшей Династии …

— Я просто не смог удержаться. Просто не смог. Теперь скажи, какого хиракотерия ты так долго? — спросил «Волчий брат» и посмотрел на источник ответа. Там стоял обувщик. Изменения коснулись его. Теперь он — бледное отражение прежнего себя на поверхности беспокойной воды, где пущенная камнем рябь устраивала гонки в никуда. Одежда Полурукого обратилась в прожженные лохмотья с морозными следами на воротнике. Шагали эти кристаллики вокруг шеи и вверх к наспех перемотанной бинтом голове. Красные пятна на серой ткани не становились ярче.

— Долго? Как по мне, прошла целая вечность, а это дольше, чем долго, — ответил Тайлер, медленно перетаптываясь на босых и израненных ногах. — Меня задержали, — добавил он и едва слышимо произнёс: — Забавно. Она преследовала тебя, шла за тобой и дышала в затылок. Теперь же оказалась далеко. Далеко позади.

— Далеко? А, ты про Сферу. Тогда — да, более чем забавно, — с некоторой долей подтвердил Г.

— Именно так. Сейчас Яжма далека настолько, что даже не слышит нас. Теперь присмотрись. Что у неё подвешено в узле на поясе? — вопросил ворон, указывая рукой. Там тугая верёвка впивалась в мягкий мешочек с маленькими ручками и ножками. Отроду нет и пары месяцев.

— Думал, в Оренктоне утратил умение удивляться. Дай угадаю. В коляске тогда…

— Именно, — перебил его Тайлер, сдерживая руку от желания прикоснуться к голове. — Грегор, скажи мне, они живы? — спросил тот, вглядываясь в мобильную станцию переливания крови.

— Да, они живы. Теперь нужно торопиться, чтобы так было и дальше.

— Хорошо, тогда всё было не зря. Ещё есть шанс. Крошечный, но шанс, — кинул мистер «сломанные часы». Так Полурукого иногда называли те, кто хорошо его знал. У появления необычного прозвища было две причины. Первая: в его кармане всегда были ручные часы с гравировкой, рыбой. Ничего особенного, кроме того, что они были сломаны. Стрелки ни ходили и даже ни ползали. А вторая, чуть более чем приземлённая: его пунктуальность, а вернее её отсутствие.

— Я присоединись к твоим словам позже. Сначала доберёмся до перекрестка. Если у нас не получится, то этот крошка-шанс лишён всякого смысла, — проговорил джентльмен, поднимая сломанный фонарь.

— Раньше ты был смелее, решительнее. Смотрели на тебя, черпали силы. А теперь… Взгляд опущен. Стал юнцом, у которого в борделе случилась осечка, стрела соскочила с тетивы. Неужели тебе стыдно? А может страшно? Оно и понятно.

— Решил мозги мне вправить? Сейчас совсем не подходящий момент. Да и вообще, обойдёмся без этого. Не нуждаюсь. Нам нужно…

— Он уже недалеко. Интересно, кто нас там ждёт? Что за лопатник такой?

— Не знаю. Может один из нас, что странствовал под видом мастера лопаты. На месте узнаем наверняка.

Полурукий разочарованно покивал.

— Я смотрю, ты разбил наш любимый фонарь, — проговорил он. — Это же был подарок от неё.

— Я подарю тебе новый, но объятия не обещаю. Подожди, ты сказал наш?

— Надо же заметил. Не нужен новый, просто отдай этот. И будь любезен, прекращай рассматривать меня. Я не портовая девка, — Тайлер достал из мешочка маленькую пилюлю, и его глаза стали другими, чужими. Совсем не моргая, поделился далёким и недалёким прошлым: — Что-то изменилось, и я смог вытащить вот это, — указывая на себя, продолжил говорить: — Смог вытащить из объятий той черноволосой красавицы. Но хотя бы не оставила меня с пустыми руками. Сделала, так сказать, подарок, поделилась со мной своими восковыми слёзами. Ну как поделилась… мне просто удалось их заполучить. Одна из владык Рэвиндитрэ разыскивала его. Разыскивала того, кого не слушали. Но когда узнала во ЧТО Рамдверта превратили, то разрыдалась. Смешно. Смешно! Ведь прошли тысячелетия, а люди столько не живут.

— Хватит болтать, умбра. Я догадываюсь о каких изменениях ты говоришь. Я отчётливо вижу тебя, Релйат. А теперь скройся, верни этого любителя сломанных часов.

— А что такое, тебе не комфортно со мной разговаривать? Боишься, что Днарвел услышит меня и тоже захочет погулять? Вот он тогда устроил из-за той проститутки в Узле. Ещё и твоих изувечил. Силён зараза, силён.

— Он пожертвовал своей рукой, чтобы вернуть меня. Я сделаю для него то же самое.

— Попридержи лошадей. О, в нынешней ситуации это звучит необычно. К тому же — ты уже это сделал. И вообще, он жив, он здесь, всё благодаря мне. Так что неплохо было бы услышать слова благодарности, — потребовал один из гуляющих у подножия костра.

— Тебе не нужна благодарность, Релйат. Не пытайся играть в эту игру. Ещё притворись нежным и ранимым.

— Зачем притворяться, когда есть ты. Это ты тут переживаешь, что Днарвел обманом заставил тебя разорвать тех людей в порту. Ведь до сих пор не знаешь, были ли там мухи-убийцы. Или же это были обычные рыбаки? Кто знает…

— Я их не убивал, это сделал он!

— Какая глупость. Ты ещё скажи, что убивают не люди, а оружие. Сейчас не время впадать в ребячество. Давай потом и, может, подарю тебе игрушку, деревянного коня. Сядешь где-нибудь в укромном месте и будешь играться, — проговорил Релйат и протянул шарик цветом засохшей крови. — А теперь прими её. Ты же хочешь спасти их, хочешь вернуть эту замечательную шляпу? Странно, но она до сих пор пахнет…

— Я и без этого справлюсь, — отказался Грегор, едва стоя на ногах.

— Нет, не справишься. Ты измотан и больше похож на холодец, а в твою медузу попала кровь. Скоро ты потеряешь сознание. Даже если я смогу обойти Яжму с вами троими, это займёт больше времени, чем я могу себе позволить. Потому что у слёз была своя цена… И что тогда? А? Тогда всё закончиться, и я вылезу из Мундуса, чтобы нацарапать на твоей могильной плите надпись: «Всё было зря, ведь я брыкался, боясь самого себя».

— И тут я должен послушаться тебя и принять её? Довольной пустой болтовни, Релйат. Мы не сидим за столом и не ждём послеобеденного чая.

Тот, кто являл собой скрытую сторону человеческого естества, громко промолчал, вырисовывая перед утомлёнными глазами чудовищные образы, а потом заговорил: — Ты не справишься, Левранд. Прими её. Как говорится: «Играя честно, карту шулера не перебить». Или ты просто боишься своего отражения? Он не отберёт у тебя всё. Не будет, как у меня. Наверное… Обещаю, Днарвел не навредит Рамдверту, не убьёт его.

— Откуда тебе такое может быть известно? Каждое ваше слово — ложь! Вы — лживые твари, которые сделают всё, чтобы добиться своего. Вы жаждите свободы…

— Как и все люди. Я, конечно, не о свободе. Они не знают, что с ней делать, никто не знает, а потому бояться её, — Полурукий ещё раз протянул пилюлю. — Открою тайну, но только между нами. Этот узник Маяка, оберегает тебя. Потому и не сделает с ним ничего. Любит тебя, настоящий нарцисс. Но дело сейчас совсем не об этом. Либо принимаешь и мы выбираемся отсюда, либо умрём прямо здесь, неподалёку. Выбирай.

Грегор на миг провалился в пучину раздумий. Признав в чём-то правоту Релйата, подошёл к нему и взял лекарство, обещающее спасение. Сжал двумя пальцами пилюлю, закинул её в рот. С хрустом разгрыз — по его лицу пробежались волны быстро сокращающихся мышц.

— О да, чуть не забыл. Лучше поздно, чем никогда. Она с секретным ингредиентом. Так что не переживай за вкус. Немного напоминает вой кита.

Дверь, ведущая в глубины маяка, медленно открылась, и из неё вышел безликий мальчик в многоформенном чёрном тумане. От взмаха его руки основание башенного сооружение обволокло нечто тёмное. Корни стягивали, зашивали разрушения, закрывало бегущие глаза знаний.