Полихромный ноктюрн

Вдоль проложенного пути с обеих сторон проявлялись безликие мрачные силуэты. Будто тени горячего воздуха на свету, они неустойчиво плелись, рассматривали трупные ростки. Делали это безмолвно, пока их внимание не перекинулось на обремененного выживанием человека. Медленно, но с прежним упорством, «маяк» уводил мобильную станцию переливания крови от рифов морока. Сам того не заметив, зашёл в некий коридор из призраков. Увидев живого и провожая пустыми глазницами, раскрыли тянущиеся рты, начали выкрикивать разное в его сторону.

— Бросил своих? Теперь их головы плавают где-то там. Грегор! Их больше нет. Все мертвы. Ты тоже мёртв, но ещё не понял этого, — проорали по левую руку.

С каждым шагом об маяк бились волны слов.

— Убежал, как трус. И этих тоже бросишь. Вот же вашего торговца разворотило. Моим свинкам понравилось бы его мясо, — раздалось после шага правой ногой.

— Вороны? Гавраны? Да обычные разбойники, помешанные на золоте. Неужели не хватило микатов?

— Я слышала вы людей похищаете, уроды! Ещё и глаза вырываете! Наверняка вы ещё и ложку используете!

— Вермунды звали тебя братом! Почему ты не с ними? А, точно! Хотели остановить Саккумбиеву ночь, выкорчевывая безумие и воруя апперит! Но тут всё оказалось напросто, поэтому и сбежал, чтобы приглушить свою совесть. А хотя…о какой такой совести я говорю…

— Сговорились со своими тенями… и всё же вас перебили, — прорычали справа. — О-о-о! А чего ты ждал, такие никогда не победят. Добро всегда побеждает зло!

— Да ладно…брось. Он чудовище, которое напало на своих же. Оторвал руку обувщику! Изуродовал красавицу — маленькую канарейку. У неё теперь щеки нет!

— О, слышишь-слышишь? У кого-то высасывают лицо, принципы. Ему придётся искать новую обувь. Ха. Ты его бросил? Тебе что… нужен обувщик? — спросил другой сутулый силуэт.

— Пекарь! Сколько вам заплатили за целый город? А? Вот если бы вы следовали по тропам Сахелана…

— И это вами пугали, мол, вы — монстры, утаскивающие людей в колодец? Вот кем быть, а вас надо было забить камнями!

— А как по мне, вы обычные головорезы. Жаль, что Анстарйовая не добил его! Вот была бы потеха.

— Заткнули свои пасти! — выкрикнул Грегор в пустоту.

— Убей его! Иначе он станет той самой Легендой! Он уничтожит все города Оринга! А потом зальёт кровью и другие провинции! Молю прикончи Рамдверта…

— Ты слишком много болтаешь для того, кого может развеять факел! — проговорил беглец.

— А ты слишком много болтаешь для того, кто расчленил мирных жителей, считая их Хексенмейстерами, — произнесла часть коридора. — Вот тут-то и оно. Твоя жажда мести неутолима. Даже поверил в собственный вымысел, чтобы поцеловать меня.

Грегор замедлился после слов рыцаря в его цилиндре. Ничего не ответил, не мог подобрать слова, ибо сомневался в самом себе.

— Прости их, — услышал он. И тут совсем остановился. Перед ним возникла безголовая фигура в платье цвета бордо, он узнал её. — Отпусти его, позволь ему уснуть. Иначе этот Древний убьёт тебя…

— Я не могу, — протянул направитель тележки и двинулся дальше, с теплотой обронив: — Спасибо тебе за всё.

Много разных словесных камней летело не просто мимо, а именно в него. Крикуны орали так, как если бы намеривались оглушить. Некоторые хватали за рукава, но разве тень горячего воздуха способна на такое? Изощрённая диверсия утихала, конец этого коридора без стен был совсем близко. В метре от выхода появились ещё двое.

— Ты Грегор или Левранд? … твой путь закончится здесь, — проговорил некто знакомый, кто не мог сейчас говорить. По крайней мере — осознано. А потом и второй открыл свой рот, не открывая его: — Будь готов, она идёт за тобой, — и плетущийся безликий, размером с ребёнка в мокрой накидке с капюшоном, исчез в кромешной тьме.

Почувствовав, что предостережение не пустое, обернулся, посмотрел назад. Тьма клубилась, вычерчивала изгибающиеся линии чьего-то присутствия. Заметив преследователя, резко ухватился за ручки телеги и с прежде скрывавшейся неистовостью продолжил спасительное бегство.

Левая рука теряла чувствительность, переставала слушаться и едва ли была способна с первой попытки поднять кружку. Возможно, случилось ещё одно предательство. Оно заточило кинжал обстоятельствами, обнажило его в столпотворении событий для нанесения рокового удара. Путник пробирался сквозь чёрную мглу, терял равновесие. Каждый раз, стараясь ускориться, находил баланс и силы.

Опасаясь быть преданным самим собой в очередной раз, совершал манёвры, не останавливал скрипучее вращение колёс. Было это куда сложнее, чем можно представить; здешний ландшафт не просто изменился, а ещё укрывал в себе небывалое. Земля, что покинул установленный порядок вещей, мутировав в нечто иное, таила на себе редкие водные ухабы и пережеванные овраги. Все эти перемены готовили отвратительный бульон одноночной, но уже столетней, топи, где удильщики дожидались своей добычи. Ничто не внушало доверия, а происходящее на поверхности тяжёлым звоном сигнализировало об опасности. Из почвы сочилась жидкость и окрашивалась в тёмно-красные цвета. Такая яркость исключала простую повышенность содержания глины. Она пузырилась в условный такт дыхания невидимого зверя. Из болота, ставшим последним пристанищем для участников сотен битв, проскальзывали тёмные абрисы, те напоминали руки, что тянуться за помощью. Стоило лишь обратить на них внимание, как спустя мгновение те тут же растворялись. После чего высовывалась мачта корабля, покрытая некой массой рваной плоти. Внешним видом демонстрировала часть торгового судна, прибывшего в порт Оренктона. В то же время, предсмертно хрипя, на червлёную поверхность поселилось отражение бледной луны. Дрожь, порождаемая пульсацией пузырей, не смела покинуть пределы глубокого повторения оригинала. Казалось, ничто не могло перешагнуть порог и выбраться из-под тусклого влияния. Рябь, свет, даже звук были обречены на блуждание в замкнутом круге. Спаситель утопал в призраке отраженного света. Поднял голову, придерживая шляпу, и устремил взгляд вверх. На демоническом воронкообразном небе, с беззвучными алыми вспышками, не наблюдал того что ожидал. Бледная спутница безоблачной ночи, присвоительница чужого, была рядом; буквально под ногами и только там.

Пережив ещё несколько минут, оркестр отвратительных звуков пополнился новыми скрипками. Они фальшивили, стучала по барабанным перепонкам. Смычки, которые служат инструментом провоцирования колебательных движений, рвали жильные струны. При этом приоткрывали новообразовавшиеся челюсти, ехидно скалились и мечтали вкусить живой плоти. Дифформные отпрыски тяжёлого дыхания слышались совсем рядом, когда чавканья кристаллизующейся крови следовали за своей гончей. Топот преследования нарастал и ширился. Пересекающий тьму, перенося всю болезненность существования, надрывисто сказал; как если бы проверял наличие этой способности: — Ни за что. Мы просто не можем останавливаться. Теперь уж точно. Ты слышишь меня, Кана? Всё не закончится здесь…

— Да, не можем. Цена слишком высока, — тихо подтвердила Канарейка.

— Я вытащу нас от сюда. И когда мы выберемся… не подойду к лошадям. Нет, спасибо. Если бы она не сбрендила, мы ехали бы сейчас на карете и пили чай, оттопыривая мизинчик.

— Непросто тебе будет без них, — хоть она и не видела всего происходящего в текущий момент, но поняла, что его голос пропитался абсолютной безнадёжностью. До случая в борделе Мышиного узла никогда ранее не замечала за ним подобного упадничества. А сейчас всё было куда хуже.

— Ничего, обойдусь. Буду ездить на осле или ходить пешком. Нет, на своих двух тоже не буду…им нужно лун шесть отдыхать после такого броска…

— Грегор, скажи, почему Вальдер…

— Я не знаю почему. Это Рамдверт сказал… вот у него и спросишь… когда оклемается. Да и не до этого сейчас. Лучше скажи мне, как он? Он же вышел против Анстар- мать его — йовая! Какого хиракотерия оно вообще вылезло…

— Очень плохо — очень, но всё ещё дышит. Нужно спешить к перекрёстку.

— Правда? Канарейка, у меня только две ноги и две руки. Я делаю всё, что могу.

Угнетатель здравого рассудка за спиной дарил чувство тревоги, вселял предчувствие нападения хищника, затаившегося в воде. Грегор медленно обернулся в сторону того, от чего так неудержимо пытался отдалиться. От места, в котором привычный мир и его законы стали беспомощной жертвой ужасного секрета первозданного порядка. Так называемая Саккумбиева ночь указал физическим константам их истинное место в иерархии реальности. Они были низведены до значимости мнений людей для далёких огней чёрного озера Мундус.

Превозмогавший обвёл глазами контуры мрака, таившего в себе куда больше, чем способен распознать человеческий глаз. Внимание уцепилось за фигуру с немыслимой наружностью, и не смело перекинуться на что-то иное. Будто оказалось под влиянием гибридного воздействия гипноза смертоносного любопытства. Подобному тому, под какой попадает юный исследователь оказавшейся возле трясины; авантюрист стоит, размышляет, взвешивает все за и против. Тут вроде бы здравый смысл возобладал, но всё же поддаётся манящему зову любопытства. Позабыв про все столпы самосохранения, использует для замера дна не какую-нибудь подходящую палку, а собственное тело. В самом низу, в топком кулаке, образовывались сложные узлы из переплетающихся мыслей, что водными нитями заводили в лабиринт без стен. В него так легко угодить, так и не поняв этого. Бесконечно, длинной в оставшуюся жизнь, блуждать по тёмным коридорам представлений своего разума. Так и не успев понять, что зубастая пасть последствий бездействия уже захлопнулась. Как глубоководная рыба, которая, не успев ускользнуть от хищника, вынуждена заплатить за неосторожность своим телом, и пустить голову в свободное падение в бездну, устремляя пустой взгляд в неизвестность.

Раздался пронзающий тьму и пробуждающий голос:

— Грегор! Это он идёт за нами? — спросила смертельно утомлённая, терявшая сознание участница терцета.

Джентльмен вернулся из ниоткуда, осознал бездействие. Словно протрезвел и бросил: — Нет, это не он, но я видел. Это что-то другое. Только бы не Яжма…

— Тайлер догонит нас. Я уверенна в этом, — подбодрила она.

— Конечно, догонит. У него нет выбора. Я уверен… он не хочет, чтобы я его из-под земли доставал, — его ответ не был услышан, кровавый донор провалилась в яму беспамятства.

Крепкий корпус башни с ярким пламенем на самом верху пустил трещины, Маяк разума не выдерживал ударов бушующего шторма. Заточённый внутри узник тарабанил в дверь, мечтал снова выбраться из своей тюрьмы. Днарвел вновь заговорил, но не громко, почти осторожно, простил снять замки, убрать цепи. Умбра знал, что его не выпустят, ведь Рамдверт сейчас был совершенно беспомощным, захоти он убить его, но всё же не замолкал.

В это же самое время память не оставляла попытки изобразить то существо, которое шло попятам. Она бросала вспышки ведений прямо перед лицом. Антропоморфное чудовище отравленного ума отдалённо напоминало высокую женщину, высушенную огромными гнойными наростами ярко- красного цвета. Пульсировали, дышали, скрывали содержимое, но чётко обозначали присутствие чего-то внутри. Через стенки коконов проступали кусающие челюсти тех, кого не должен прикасаться солнечный свет, показывая их облик смотрящим глазам. Наряд порождения деформации был ещё более не уместным, чем оно само. Краски отсутствия света показывали признаки обыкновенного платья, ритуального платья. Обычно его появление служило предзнаменованием того, что будет дано обещание способное изменить многое.