МертваЯ

Глава 40

Утро.

Я ненавидела утро раньше, ибо тяжелый гонг возвещал о начале нового дня, а Гюнтер распоряжался подавать завтрак. И мне приходилось спускаться, даже если я только-только легла.Еще я ненавидела утро, поскольку завтрак накрывали в столовой.Вишневые панели.Шелковые обои с давно вышедшим из моды рисунком. Позеленевшая бронза герба, закрепленного на стене. Стяги, которые добавляли торжественности, напоминая о величии рода… зачем это было делать именно в столовой? Но больше всего меня раздражал длинный стол из мореного дуба.Он растянулся на всю комнату,и садясь во главе его, - порядок требовал подчинения – я чувствовала себя… обманщицей? Глава рода? Какого?

Столовая пуста, и только вышитые золотом гербы поблескивают на спинках стульев этакими намеками. Мол, не осталось рода, а те представители его, которые уцелели, разве достойны того, чтобы сидеть за этим столом? И сама я… занимаю кресло, но по праву ли…Сопливый инквизитор был далек от сомнений.Вильгельм устроился на кресле, явившись к завтраку все в том же халате, уже изрядно мятом и обзаведшимся выводком пятен… и кажется, на рукаве халат прожгли, а слева вывернули те самые мерзопакостные капли, которые мейстер прописывал от простуды.Был Вильгельм мрачен.Глаза его покрасневшие слегка гноились. Из носа текли сопли, которые он незатейливо вытирал то салфеткой, плевав на монограмму и, что куда сложнее, накрахмаленную ее жесткость, то рукавом. Время от времени он шмыгал.Чихал.И начинал трясти головой…Монк устроился подальше и выглядел мало лучше. А вот Диттер был бодр.

…халаты надо забрать, а то у наших гостей странные представления о приличиях. Но этот хотя бы сопли не подтирает, но тихо дремлет над утренней овсянкой.

Яичница с винным соусом.И взбитое с лимонным соком масло к булочкам. Кунжутная паста и традиционный бекон, который получился воздушным, хрустящим. Свежий хлеб, слегка неровный и влажноватый на срезе…а они не едят.Это зря.

- Все это дурно пахнет, – Вильгельм в очередной раз хлюпнул носом и, зачерпнув ложку вязкого варева, украшенного россыпью ягод, сунул в рот. Проделал он сие с видом мученическим, хотя по себе знаю, овсянка получилась вполне приличная. - Как-то… одно дело, когда кто-то возомнил себя пупом мира… силу там… власть… это я понимаю. А вот затевать игру, чтобы кто-то наследство получил…

- Думаешь, случайность?

- Скорее попытка объединить одно с другим… - Вильгельм зажмурился и содрогнулся всем тощим своим телом. А ведь у него жар, вон, вспотел весь… и что нам делать?

Нового инквизитора вызывать, заявив, что старый сломался? Или ждать?

- И это плохо, – произнес он осипшим голосом. – Потому что значит, ублюдок не безумен… не в той степени, чтобы возомнить себя новым божеством… он знает, что делает… прекрасно понимает… и следы заметать приучен…

Громкий чих прервал речь.И Вильгельм закрыл салфеткой лицо, силясь справиться с новым чихом.

- Он… ему нравится играть… да… ты показал ей, что вчера нашли?

- Нет.

- Зря… чем вы занимались? Переспали? – а вот этот вопрос его даже несколько оживил.

- Нет, - сухо ответил Диттер.

- Ну и зря, – новый чих и вздох,тарелка с овсянкой, сползшая к краю стола. А между прочим, сервиз исторический,изготовленный по особому заказу моей прапрабабки… в теории небьющийся, но вдруг да чары за столько лет развеялись?

- Голова не работает… - пожаловался Вильгельм, поднимаясь. И Монк торопливо подставил ему плечо. – А вы… наведайтесь к скорбящим родственничкам… послушайте… эту бабу не трогайте, а то ж спугнете мне…

- А если сбежит?

- Не сбежит, - Вильгельм тряхнул головой и громко икнул. - Куда ей бежать… она ведь уверена, что все удалось… да… знает она навряд ли много, но если возьмем, основной фигурант занервничает. Так что не трогайте пока, а мне… отчитаться надо… глава ордена нервничает… хорошо ему там… сидит толстой жопой в красном кресле и нервничает… у меня, между прочим, простуда… ненавижу простывать… и городок ваш тоже… и вообще я в отпуск хочу… а он нервничает…ворчание это стихло, лишь когда Вильгельм удалился из столовой.

- Он pедко болеет, – Диттер сунул в рот перепелиное яйцо, закусив чесночным соусом.

А соус кухарка делает непревзойденной остроты.

- Запей, - я протянула стакан молока, которое традиционно подавали к завтраку, хотя не припоминаю, чтобы, кто-то в этом доме хоть когда-то пил молоко.

Но вот, пригодилось.И по спине похлопала.Заботливо подвинула тарелку с овсянкой и велела:

- Ешь.

…брючный костюм темно-винного цвета смотрелся несколько вызывающе, но я крепко подозревала, что, даже примерь я траурное платье длинной в пол, мне не обрадуются. А если так, то к чему изменять привычкам?Костюм был выписан из столицы.Паутинный шелк.Изящная вышивка.И крохотная шляпка с вуалью, усыпанной фианитами. Брюки широки и на первый взгляд напоминают юбку, но… мне всегда нравилось шокировать наше застывшее в веках общество.Черная сумочка.Капля духов.Алая помада, оттенившая цвет глаз… и Диттер в заношенном своем костюме, похожий на бедного родственника. Правда, на сей раз из образа несколько выбивалась трость.

Наборная.С набалдашником в виде птицы, расправившей крылья. Когти птицы впились в человеческую голову,исполненную с высочайшим мастерством. Искаженное мукой лицо, раззявленный в немом крике рот и пробитые птичьими когтями глазницы…помнится, в оружейной комнате что-то такое было.

- Я на время, -- смутился Диттер, прижимая трость к груди. – Просто… иногда револьвера недостаточно, а…

…точно, ее мой прапрадед приобрел.То ли артефакт редкостный,то ли просто уродство восхитило, но если Диттеру нравится, пусть забирает. В этом доме полно древнего хлама, который просто-напросто некому оценить по достоинству.

- Это вишлесская гибкая трость, - кажется, мое молчание было воспринято вовсе не как согласие. - Я думал,их почти не осталось после мятежа углежогов…

Он что-то сделал,и трость, до того толстая, увесистая – теперь я ее вспомнила распрекрасно – стала мягкой. Она стекла на пол, превращаясь в змеиный хвост, перетянутый характерного вида кольцами. Да такой плетью хребет можно перешибить с одного удара.

- Забирай… - мне в голову пришла гениальная на первый взгляд идея. — Насовсем… но с одним условием…

…все-таки мужчина, одетый подобным образом, подрывает мою уверенность в себе.И на душевном спокойствии дурно сказывается.Несколько мгновений я имела удивительнейшую возможность наблюдать, как жадность в человеке борется с гордостью… и все-таки побеждает.

- Я все верну, - сказал Диттер, занимая место, рядом с водительским. И трость свою к груди прижал. И птицу, крылья которой изгибались, погладил… а ведь получается своего рода эфес, прикрывающий запястье и пальцы… и все равно с виду эта штука на редкость неудобна.

Но что я в оружии понимаю?

- Конечно… - и я сочла за лучшее сменить тему беседы. – Так что вы там вычитали…

…давным-давно, когда чуждый мир раскрыл объятья, принимая белолицых людей, так уверенных в своем превосходстве над дикарями, равновесие было нарушено. Может статься, конечно, что нарушено оно было много раньше. В те далекие времена о таких глобальных вещах не больно-то задумывались, предпочитая существование простое и незамысловатое…

…были боги.

…были люди.

И были те, кто доводил божественную волю до простых смертных. А поскольку богов имелось много,то и жрецов всяких было не меньше. И вот их изучению и посвятил свою жизнь скромный монах. Конечно, записи его отличались редкостной предвзятостью, были многословны и порой лишены сути, которую с лихвой заменяло осуждение, но…средь многих культов той земли его привлекли два.Кхари, красной богини, не знающей жалости, и ее темного брата и отражения, бога, чье имя не рисковали произносить вслух,ибо был он тьмой истинной…

- Адепты полагали, будто богиня, родившаяся из капли крови тьмы, ослабила ее и лишила бога возможности воплотиться в мире.

…машину не только доставили, но и вымыли – не представляю, как я буду обходится без Гюнтера, а ведь он не становится моложе…

- И что она не просто завладела этой силой, но и разделила ее со смертными женщинами…

…что оскорбительно для божества, полагаю.

- Их цель – отыскать тех, кто нарушает естественный порядок вещей. Они возвращают украденное, и когда последняя капля силы покинет человеческое тело, Безымянный возродится…

…и полагаю, вознаградит верных слуг своих немыслимыми богатствами…

- …и уничтожит мир.

А вот это неожиданный финал.

- Что, совсем? - уточнила я.

А Диттер кивнул.

- Какой тогда в этом смысл?

- Он прервет цепь превращений, освободит тех, кто наказан великим колесом Судьбы. Он даст покой заблудшим душам. Уймет боль и отчаяние, позволит забыть о потерях…

Ясно.Извращенное учение о великом покое, который наступает после смерти. И… кажется, я бы не слишком этому покою обрадовалась. Во всяком случае нынешнее мое состояние нравилось мне куда больше.

Начать мы решили с Патрика.Во-первых, с его семейством я худо-бедно была знакома, во-вторых, жил он ближе остальных. Дверь нам открыли,и пригласить изволили, пусть и пытались донести мысль, что хозяев нет дома, но инквизиторская бляха заставила передумать.

Нас проводили в гостиную.И оставили ждать.А место изменилось. Исчезла фривольная статуэтка фарфоровой девицы, которая приподнимала юбки, демонстрируя стройные фарфоровые ножки, и ее подружки, почти уронивший корсет. Пропали окурки из фикуса. И сам он стал выглядеть куда бодрее.

Выветрился запах табака.Имелась у Патрика отвратительная привычка не ограничивать себя пределами курительной комнаты, и приятелям он, пожалуй, позволял куда больше, нежели следовало.Но…Его дом.Его правила.Я коснулась скрипучей ткани, но садится не стала. Зевнула, прикрыв рот ладонью. Поскребла коготком новую статуэтку – молящегося монаха, чья макушка сияла слишком уж ярко, чтобы поверить, будто отлита она из золота.Так и есть, монах оказался позолоченным.

- А вы по-прежнему не желаете оставить нас в покое, – матушке Патрика категорически не шел этот оттенок черного. А может, дело было не в оттенке, но в том, что бумазейное платье, скроенное явно на другую фигуру, подчеркивало слегка оплывшие формы.

Некогда она была красавицей.Длинная шея.Γорделивая осанка… и не подумаешь, что была фрау певицей,и отнюдь не храмового хора.

- Что вы, как можно забыть семью моего дорогого друга…

Она поморщилась.А пудры не пожалела, прикрывая слишком уж здоровый для скорбящей особы румянец. Но это ладно, пудру я понять могу, не всем же повезло с цветом кожи, однако мушку-то зачем цеплять?Над губой.И в форме звездочки.Мушки давно уже не в моде.

- Настолько дорогого, что вы даже соболезнований выразить не соизволили? – ядовито поинтересовалась фрау Мунц, присаживаясь на низенький диванчик. И платье задралось, выставив круглые сдобные коленки, обтянутые полупрозрачными чулками.

- Зато теперь я лично явилась, - я прижала к глазу платочек, надеясь, что вид у меня в должной мере скорбящий. - И мне интересно, что произошло?