Дары джиннов

* * *

Вдруг я осознала, что лежу, опрокинувшись навзничь. Гул механизмов затих, в солнечных лучах из светового колодца в потолке бесшумно вращалась пыль. Во рту стоял резкий металлический вкус.

Я приподнялась на дрожащих локтях и прищурилась, вглядываясь. В подземелье вернулся знакомый сумрак. От освобождённого пламени Фереште ничего не осталось, исчезла и машина. Я вдруг поняла, что металлическая пыль в воздухе и есть её остатки. Душа убитого джинна покинула рукотворную тюрьму, построенную Лейлой, и присоединилась к душам жертв самой первой войны – сегодня ночью над головой воссияет на одну звезду больше.

Разноцветные огненные колонны тоже исчезли, вместо них железный круг обступали джинны в человеческом облике, и мой отец Бахадур был среди них. Склонив головы, бессмертные скорбно смотрели на чёрный обугленный пол.

Они спасли меня!

Я не смела пошевелиться, ожидая, что они вот-вот исчезнут, как Загир тогда в Садзи, но вдруг один из джиннов обернулся, сверкнув золотым пламенем глаз.

– Так вот что, оказывается, затеял Загир, – произнёс он глухо, – послал к нам убийцу!

Все взгляды обратились на меня, не меньше дюжины.

– Я не… – с трудом выдавила я, морщась от боли в отбитых лёгких. – Я не убийца.

– Зачем тогда ты взяла с собой оружие? – спросил другой.

Он не двинулся с места, но воздух уплотнился под моей ладонью, приподнимая её. Все смотрели на разбитый перстень.

– Мы сделали его для Загира, – заговорил мой отец. – Обещали свободу, если раскается…

– Но дали возможность освободиться из заточения по-другому, – продолжил ещё один джинн. – В минуту отчаяния он мог разбить стекло перстня и добровольно уйти из жизни.

Понимание нахлынуло жаркой волной. Вот чего добивался Загир с самого начала! Хотел с моей помощью отомстить тем, кто его заточил, убить их с помощью изготовленного для него орудия самоубийства. Дал мне перстень, отнимающий пламя бессмертных, и послал к джиннам.

Он нисколько не солгал: перстень спас бы меня от смертельного жара, вобрав в себя душу Фереште и искры жизни абдалов, но заодно и души всех бессмертных, что оказались бы рядом! Так задумал Загир. Вручил кинжал для спасения Ахмеда, прекрасно зная, что убивать я никого не стану, а затем подарил магический поцелуй жизни, который я едва ли успела бы передать Билалу. Довёл до отчаяния, так что последний дар, перед главной битвой, я приняла без вопросов, не подумав, что окажусь со смертельным оружием среди врагов Загира.

– Всё равно её следует наказать! – бросил золотоглазый.

– Но… мне и в голову не пришло… – Едва дыша и морщась от боли во всём теле, я попыталась встать.

– Вы сами зовёте его Отцом греха! – Глаза джинна отливали густой синевой, словно крылья Изза на солнце. – Ты знала, что отпускать его нельзя, но позволила себя обмануть.

– Наказать надо Загира, – возразил другой, с тёмно-пурпурными, почти чёрными волосами. – Дочери Бахадура можно оставить жизнь.

Мой отец молчал. Ёжась под пристальными нечеловеческими взглядами, я кое-как поднялась на ноги.

– Жизнь за жизнь! – сверкнул кроваво-красным взглядом джинн, стоявший рядом с отцом. – Пускай за преступление Загира умрёт кто-нибудь другой.

Один за другим бессмертные молча кивнули. Красноглазый устремил взгляд на Бахадура, и тот, поколебавшись, кивнул тоже.

– Справедливость должна быть во всём, – подытожил его собрат с глазами цвета бледного пламени. – Ты сама решила выпустить узника, и новый выбор тоже за тобой.

– Выбор? – прошипела я, задыхаясь уже от гнева. Сколь ни была ничтожна моя искра по сравнению с пламенем джинна, огня во мне, казалось, хватило бы сжечь нас обоих.

Красноглазый не двинул рукой и не произнёс никаких особых слов, как делают фокусники на ярмарках, но я ощутила порыв силы, исходящий от него, и в тот же миг передо мной, пошатываясь, разгорячённые битвой, возникли двое.

Два брата, два принца: Ахмед и Жинь.

– Ты выберешь, кому из них умереть.