Дары джиннов

Глава 21

Ворочаясь на спальной подстилке, я всё время ощущала над собой звёзды. Шатёр мы не разбивали, здесь было жарко даже ночью – дальний юг.

Почти все люди Нуршема тоже спали на открытом воздухе. Что прятать истинному праведнику от глаз Всевышнего? Впрочем, лично меня скорее беспокоили любопытные взгляды других женщин, что устроились поблизости.

Согласно правилам Нуршема, незамужние не должны проводить ночь рядом с мужчинами.

– Тот юнец тебе не муж, а смотрит, как… Грех, тяжкий грех! – прошипел кто-то, покосившись на Жиня, когда меня уводили к покатому склону под обрушенными копями, выделенному для женщин.

Уже в поздних сумерках я поймала взгляд своей двоюродной сестры Олии, что устраивалась спать неподалёку. Она приподняла брови и слегка пожала плечами: мол, а ты думала, в Захолустье что-то меняется? И правда, изменилась с тех пор, пожалуй, только я.

Очень тянуло поговорить с Жинем, да хотя бы с кем-нибудь, раз уж забрались в этот глухой угол в погоне за древней легендой. В результате потеряли ещё день – и всё из-за меня. В минуты тяжких сомнений я привыкла искать по ночам общения с Шазад, но теперь её с нами нет, а от парней меня отделили. Если попробую улизнуть потихоньку, эти фанатички непременно донесут, и что тогда – гореть заживо или голодать в наказание?

Когда после вечерней молитвы весь лагерь собрался вокруг Нуршема, он поднял руки в благословении, и все выстроились перед ним в длинную очередь. Сбоку появились двое учеников с большими мешками, и он принялся раздавать свежеиспечённый хлеб, при виде которого у меня заурчало в желудке.

Получив свою долю, каждый поспешно отходил. Потом настал черёд какой-то девчонки, но едва она протянула руки за хлебом, женщина за спиной выкрикнула:

– Она пропустила молитву!

Нуршем отшатнулся от девочки, словно от ядовитой змеи, и бросил лепёшку обратно в мешок.

– Это правда, Мира? – спросил он, но вопрос больше походил на осуждение. Она молчала, повесив голову. – Скажи правду! Ты знаешь: ложь я распознаю.

– Я не заметила, что солнце уже низко, – виновато пробормотала она наконец.

Он протянул руку, и я уже приготовилась увидеть живой костёр. Дёрнулась было вперёд, одновременно уловив такое же движение Жиня. Но что мы можем поделать? Однако Нуршем всего лишь погладил девочку по щеке.

– Если захочешь утром поесть, – произнёс он наставительно, – то пойдёшь на молитву, а не гулять в горы.

Девочка угрюмо отошла, оставшись ни с чем.

Заметив мой голодный взгляд, Нуршем сделал знак, и я подошла. Он запустил руки в мешок, достал что-то и протянул мне, скрывая в ладонях. Я отчего-то медлила, а он ждал, не оборачиваясь к женщине, которая выдала юную Миру, а теперь нервно переминалась с ноги на ногу. Наконец я протянула сложенные ладони, и брат уронил в них… апельсин.

Я смотрела на свежий плод, не веря своим глазам. Первые шестнадцать лет жизни в Захолустье среди бесплодных песков я вообще их не видела и впервые отведала только в лагере мятежников. В наши края фрукты попадают только закатанные в банках, иначе долгий путь через жаркие пески они не выдерживают.

Свежий апельсин здесь просто невозможен. Однако вот он, у меня в руках! Самый настоящий. Нежная кожица забивается под ногти, пыльный воздух пустыни наполняется пьянящим терпким ароматом, восхитительный кисло-сладкий вкус взрывается во рту.

Откуда мог взяться апельсин в этих глухих бесплодных местах? Да и всё остальное, весь этот странный лагерь? Непонятно и тревожно, но что именно тревожит, тоже непонятно.

Так я и ворочалась на своей подстилке, одолеваемая беспокойством. Мысли роились в голове, словно вихри песчаной бури, разлетаясь во все стороны неуловимыми песчинками. Надо поговорить с Жинем, и наплевать на местные правила. Я тихонько выскользнула из постели и стала пробираться между спящими, опасливо оглядываясь.

Почти уже выбралась, но вдруг на горе замерцал какой-то огонёк, и я в панике припала к земле, ожидая, когда неведомый страж пройдёт мимо.

На тропе в нескольких шагах выше по склону появился Нуршем. Его огненные руки сейчас тлели чуть заметно, освещая путь.

Вот уж кому не стоит попадаться. Надо срочно вернуться, закутаться в одеяло и прикинуться спящей, а на рассвете бежать отсюда, и тогда никто из нас не рассыплется пеплом… Но разве я когда-нибудь в жизни поступала разумно? Подождав, пока Нуршем отойдёт на безопасное расстояние, я стала карабкаться следом вверх по тропе, ведущей из лагеря к бывшим копям.

Держась вдали от света, я старалась запомнить все камни и расщелины, чтобы не оступиться. Наконец впереди показался вход в шахту, и Нуршем нырнул в тёмные недра горы, разливая сияние рук по грубым каменным сводам. Я бесшумно прокралась на корточках через каменные завалы к тёмному провалу и задумалась: «Прятаться под землёй будет труднее… но не сдаваться же на полпути. Была не была». Одолев последние несколько шагов, я нырнула следом.

Нуршем впереди двигался уверенно, словно проделывал этот путь тысячу раз. На развилках без колебаний сворачивал налево, а груды каменного мусора, оставленные рудокопами, перешагивал не глядя. Не замедлился даже среди жутких развалин, где своды когда-то рухнули, обгорели и оплавились от мощи его магического огня, погубив рабочих Садзи.

Мы уже сильно углубились в подземелья, когда он резко повернул направо и исчез, словно прошёл сквозь каменную стену. Я испугалась, что совсем потеряла его, но затем разглядела узкий проход, почти щель, который могла пройти и не заметить, потому что свет из него едва просачивался наружу.

Протиснувшись следом, я преодолела короткий тесный проход и вдруг оказалась в огромной пещере. Нуршем всё так же двигался впереди, и свет его рук позволял смутно различить гладко отёсанные стены и высокий свод правильной формы.

Невероятная тяжесть горы над головой угнетала. Пещера явно не была природной, но не походила и на творение рук человека. Чем-то она напоминала молельню. Посередине возвышался огромный каменный сундук, в котором я бы уместилась целиком. Как же его протащили через узкий проход? Однако, приблизившись вслед за Нуршемом, я поняла, что стенки сундука растут прямо из пола. Луч света упал на искусно высеченный узор в виде раскидистых ветвей с плодами – инжиром, финиками, виноградом и апельсинами. Судя по следам краски, облупившейся за долгие годы, – наверное, тысячи лет! – здесь была когда-то и многоцветная роспись.

Руки Нуршема пролили свет на дальнюю стену пещеры, и удивительный сундук вмиг вылетел у меня из головы. Стена тут же вновь растворилась во мраке, когда мой брат опустился на колени и молитвенно прижал ладони к полу, так что остались видимыми лишь тускло тлеющие их очертания и шевелящиеся губы на низко опущенном лице. Затем он медленно поднял голову и воздел руки, освещая пещеру подобно лучам рассвета.

Только тут я уверилась, что дальняя стена, расписанная чудесными, невиданными красками – вовсе не мираж. Яркие, как цветники в садах у султана, изображения оживляли события первых войн. Вот Разрушительница появляется из Эремота, вот джинны создают Первого героя для борьбы с ней, вот невероятные монстры и звери, один вид которых вызывает дрожь.

Всё так же, как на стене ущелья в Стране дэвов, скрывавшей наше первое тайное убежище! И точно так же посередине стены – расписная дверь с длинной надписью поверху в виде изогнутой арки.

– Я пришёл сюда с молитвой, чтобы решить, что делать с тобой. – Голос брата, рассеявший вдруг тишину, заставил меня вздрогнуть.

Голову он не поворачивал, но каким-то образом увидел. Скрываться дальше не было смысла, и я вступила в круг света.

– Что это за место?

Нуршем уселся, скрестив ноги и повернувшись ко мне лицом, воздел руки ладонями кверху.

– Сначала я был уверен, что погибну, – начал он. Когда впервые проявился его дар, магическое пламя охватило всё вокруг, железные копи в недрах горы, где он работал, обрушились. – Думал, не раздавит до смерти, так доконает голод и удушье. А потом, когда плутал здесь, спасаясь от обвалов и огня, причины которого ещё не понимал, наткнулся вот на это. – Не отводя от меня взгляда, ещё более пронизывающего, чем накануне, он дотронулся до резной поверхности каменного сундука. – Кстати, чего бы ты мечтала сейчас откушать, сестра?

Я не ответила, но в мыслях возник спелый персик. В султанском гареме их было сколько угодно – рви прямо с деревьев в саду и наслаждайся.

Он толкнул каменную крышку, и та сдвинулась с зубодробительным скрежетом.

Ящик был доверху полон персиков! Свежие и румяные, словно выложенные на столичном рынке в Измане, они источали дивный аромат – находясь при этом на другом краю жарких бесплодных песков, да ещё глубоко под горой.

Я неуверенно взяла один и надкусила, почти ожидая встретить иллюзию. Сок брызнул и потёк по подбородку, а вкус мякоти заставил блаженно зажмуриться. Персик был из другого мира с его цветущими садами и ручьями. Слишком хорош для иллюзии, тут скорее магия, и не хитрые громанские штучки, а творение могущественных древних существ, о которых рассказывают в легендах.

Истинная магия! Вот чем, оказывается, мой брат кормит своих изголодавшихся последователей.

Он терпеливо дал мне прикончить спелый плод и обсосать косточку, потом снова заговорил:

– Я знаю, зачем ты здесь на самом деле. Ты ищешь новых войн и разрушений. Око показало мне всё, и тем не менее я обманул своих людей ради тебя.

– Но тебе же известно, что Око не послано Всевышним, – осторожно возразила я, боясь его разозлить. – Просто изобретение, которое ты забрал у его хозяев, а их самих убил. – Нуршем слушал со снисходительной улыбкой, будто сожалея о моей наивности. – Сколько ещё погибло из-за этого зеркала?

– Только те, от кого я хотел защитить своих людей, – ответил он без намёка на раскаяние. – Я призван совершать великие дела, Амани. – Он говорил уверенно, и это не было пустым хвастовством. Демджи не могут лгать. – Моя мать всегда это говорила. Она получила обещание.

Понятно, от отца-джинна. В тюрьме у султана Шира призналась, что Фереште тоже не оставил своего ребёнка без подарка. Обещание джинна, данное по доброй воле, не обернётся против человека, как в сказках. Запутавшись в дворцовых интригах, Шира попросила, чтобы её сын со временем стал султаном. Точно так же мать Халы получила дочку из золота, а женщина из Садзи, всю жизнь прозябавшая в горном посёлке рудокопов, захотела для сына величия.

Что же попросила для меня моя собственная мать, гадала я уже не в первый раз. Выбраться из Пыль-Тропы, как мечтала всю жизнь она сама, но не смогла? Повидать большой мир?

Я опустила глаза на персиковую косточку в руке.

Вряд ли моя мать ожидала, что он так огромен.

– Когда я обрёл свой дар и гора обрушилась на меня, – продолжал Нуршем, – мне казалось, что совершить предназначенное уже не удастся. А потом мне помогли… здесь, в сердце горы. Я узнал, что в самом деле рождён для великой цели. – Взгляд его затуманился. – Сначала думал, что должен изгнать из пустыни чужеземцев, но не смог. Тогда я вернулся сюда, домой, и увидел, что мой народ гибнет: Шалман погряз в раздорах, Пыль-Тропа голодает, в Садзи люди совсем отчаялись. И я понял, в чём моя цель, мой долг, – спасти столько же душ, сколько погубил.