Дары джиннов

* * *

Сегодня в саду толпились гости в пышных одеждах – те, в ком новый султан особо нуждался для поддержки своего правления. Эмиры с жёнами и детьми, в числе прочих Рахим аль-Оман, правитель Ильяза, и Хайтам аль-Фаузи из Тиамата, подававшие остальным пример преданности. Это было необходимо, ведь за спиной Ахмеда уже перешёптывались недовольные. Не всем заслуженным военным, к примеру, нравилось служить под началом женщины, да ещё и такой молодой.

Командующий Хамад, прошедший через две большие войны и переживший двух султанов, решил, что устал, и вышел в отставку, передав свой пост дочери. Ахмед не поскупился на пенсию, и старик был доволен, что умрёт своей смертью, а не на поле сражения. Новое поколение вступало в свои права.

Шазад уже начала некоторые реформы. Один из крепостных гарнизонов был предназначен целиком для женщин и постепенно заполнялся. Помимо наших соратниц, решивших остаться на службе, в войско вступали и новобранцы, как, например, из обитательниц Скрытого дома Сары. Старые служаки не могли принять этого душой так сразу, но мириться с нововведениями приходилось: страна необратимо менялась, и отставать было неразумно.

Мы победили в войне, но сознавали, что впереди ещё сотни и сотни мелких сражений. Однако сегодня сад наполняли смех и беспечная болтовня. Вечерняя прохлада и хорошее вино – на час-другой можно было забыть о делах.

Я задержалась в тени деревьев у дворцовой стены, окидывая взглядом толпу гостей в поисках Жиня, но первым меня нашёл его брат.

– С прошлым Шихабом не сравнить, – заметил Ахмед, подходя со стороны дворца. Ну хоть не самой последней пришла.

– И не говори, – кивнула я.

Год назад Шихаб мы отмечали в Стране дэвов в нашем тайном лагере, не имея ни трона, ни даже единой большой победы за плечами, и с нами праздновали многие, кто теперь уже обратился в пыль над пустыней.

В чёрной курте с золотым шитьём и гладко зачёсанными назад волосами Ахмед казался много старше своих девятнадцати лет и выглядел истинным правителем. После выборов в прошлом месяце он проводил все дни в совещаниях, строя планы, как возродить свою измученную страну. Я присутствовала на этих совещаниях часто, но не всегда. Сегодня, к примеру, он заперся с Рахимом, решая судьбу принцессы-предательницы, что до сих пор томилась в тюрьме Ильяза. Остальные советники были только рады: в семейные дела подобного рода лучше не вмешиваться.

– Ну как, решили? – спросила я, хотя знать не очень-то и хотелось.

Ахмед мрачно покачал головой:

– Пока не договорились. Отец бы её казнил, понятное дело, и Шазад не возражала бы, но Рахим против сурового наказания, у них же общая мать, хотя сестра с ним едва разговаривает с тех пор как… – Он задумчиво провёл пальцем по краю бокала. – Он привёз из Ильяза новость: Лейла ждёт ребёнка.

«От Билала, от кого же ещё. Небось заранее спланировала. Принцесса не дура и отлично понимает, что Ахмед не станет лишать младенца матери, несмотря на все её преступления, ведь так поступил его отец, когда родилась Далила».

– Даже не знаю, – вздохнул Ахмед, глядя на веселящихся гостей. Мы не торопились присоединяться к ним, хотя уютный масляный свет фонарей манил к себе. – Сильно сомневаюсь, что она когда-нибудь раскается. Теперь я стал лучше понимать отца: иногда надо принимать решение, за которое тебя все возненавидят, потому что иначе будет ещё хуже.

– Ты не такой, как твой отец, – покачала я головой, прислонившись спиной к прохладному камню стены.

В общем-то, так и есть: если принцессу казнить, назовут жестоким, а если сохранить жизнь, пусть и в заточении, сочтут слабым. Справедливым или добрым будут считать немногие.

– Как бы ты поступила на моём месте? – огорошил меня Ахмед неожиданным вопросом.

– С Лейлой? – хмыкнула я. – Да много чего можно придумать, но ты же не склонен обижать беременных.

Молодой султан улыбнулся, но тут же вновь посерьёзнел:

– Ты знаешь: я не вид казни имею в виду. – Он постучал кончиком пальца по моему медальону. – Не зря же я ввёл тебя в свой Совет, вот и советуй!

– Выслала бы из Мираджа, – выпалила я не задумываясь и сразу поняла, что выбор верный. Слишком многие погибли в последней войне, чтобы сделать мир справедливей и лучше. – Отправила бы в Альби, ну или в Громанию, откуда родом её мать, чтобы ноги её больше не было в наших песках. Пускай все знают, что самое страшное наказание не смерть, а остаток жизни вдали от своей страны. Для меня это уж точно было бы хуже смерти… – По лицу Ахмеда скользнула улыбка, и я запнулась. – А что?

– Ничего, просто подумал, какую величайшую потерю мы бы понесли, останься ты до конца жизни в своём Захолустье. – Он подал мне руку, пора было идти на Шихаб.

– Не беспокойся, – улыбнулась я в ответ, церемонно беря его под руку, как делала на торжественных выходах Шазад, – я и там голосовала бы за тебя.