Закогтить феникса

Глава 25

Вернувшись на дорожку, я натыкаюсь на служанку, оказавшуюся в подозрительной близости от заброшенного двора. Ей абсолютно нечего здесь делать. Одежда у девочки не самая простая, в ушах сверкают серёжки. Очевидно, что она из привилегированных слуг.

Неужели для меня подготовили комнату? Учитывая, что служанка крутится у бывшего двора моей мамы, я скорее поверю, что она шпионит. Интригой не пахнет, интригой воняет.

Но я подставляюсь вполне осознанно. Мне просто не интересна возня этого муровейника.

— Юная госпожа, — служанка приветливо кланяется.

— Девочка, ты знаешь, в какой двор переехала госпожа Юй? Проводи меня.

— В сторону лотосового пруда, юная госпожа.

Девочка не отказывается, и я надеюсь, что она отведёт меня к маме, а не в ловушку, ведь с точки зрения правил клана я уже совершаю вопиющую ошибку. Я поклонилась бабушке, но теперь собираюсь поприветствовать наложницу прежде супруги главы клана и супруги отца. Этого уже достаточно, чтобы обвинить меня в непочтительности и сурово наказать, нет нужды готовить специальные трюки.

Начинает смеркаться.

Дорожка ныряет в густые заросли. С десяток шагов мы идём как по дикому лесу, ветки то и дело норовят хлестнуть по лицу. Впрочем, буйство природы мне нравится больше рукотворных пейзажей, а вот девочка ёжится, будто идёт в логово призраков.

Кусты резко расходятся и открывают поросшую сорняками площадку перед крошечным домиком, доживающим свой век. Крыша покосилась, ступеньки крыльца сгнили и развалились, окна наглухо закрыты ставнями, и лишь одно зияет тёмным провалом. Домик словно сгорбился, ссутулился.

— Это здесь, юная госпожа. С вашего позволения слуга уйдёт первой.

Чтобы наябедничать хозяйке? Ну-ну.

— Спасибо, девочка. Мне жаль, что я могу отблагодарить тебя только искренней молитвой о твоём благополучии. Иди скорее.

— Что вы такое говорите, юная госпожа? Помочь вам моя удача.

Потеряйся уже.

Я осматриваюсь.

Хотя прошлый двор не был большим, он был именно двором — несколько жилых комнат, просторный передний зал и кухонный закуток, кладовки, комнаты для прочих хозяйственных нужд.

Нынешнее мамино место обитания на двор не очень-то и похоже. Так, конура собачья. Впрочем, если привести в порядок, то жить можно. По крайней мере слева довольно глубокий колодец с водой — я заглядываю и обнаруживаю затянутое тиной болото. Но рядом сохнет ведро на длинной верёвке, колодцем пользуются.

Естественно, приводить двор в порядок я не собираюсь. Сейчас мы просто уйдём…

Я сглатываю.

Торопливо перешагнув развалившуюся лестницу, я вхожу и попадаю в тесноту карликовой передней, которую назвать традиционно — залом — язык не поворачивается. Довольно запущено, но жизнь чувствуется в лёгком сквозняке, в запахах жилья. Под ногой со скрипом ломается доска. Я переступаю, а ведь кто-то с плохой реакцией мог бы провалиться.

— И-эр, это ты? — голос раздаётся из следующей комнаты. Слабый, надломленный. Я с трудом узнаю. — Ты не поранилась?

Толкнув следующую створку, я оказываюсь сразу на пороге спальни, никаких проходных и в помине.

Кроме кровати, нет ничего. Мама испуганно ойкает, прижимает к груди штопанное одеяло. На белом, как снег лице, только глаза горят.

— А-а…

Она ужасно выглядит, а ещё я замечаю смятый с алыми пятнами носовой платок.

— Наложница не знала, что юная госпожа захочет её увидеть. Наложница просит прощения за неподобающий вид, — кажется, мама собирается подняться с кровати и преклонить колени.

Это и выводит меня из ступора.

— Что ты говоришь, мама? Это я, ЯоЦинь. Я вернулась. Разве тебе не сказали, что накануне совершеннолетия я возвращаюсь?

— Моя Цинь-Цинь?

— Я унаследовала мамину красоту, правда? — я решительно сажусь на кровать, обнимаю маму, прижимаю к себе. — В храме я молилась за мамино благополучие.

Я сжимаю не так уж и сильно, но она придушенно всхлипывает, сначала обнимает меня в ответ, и я поражаюсь, насколько слабые у неё руки.

Мама отстраняется, заглядывает мне в лицо.

— Моя Цинь-Цинь, глупая девочка.

Чего-чего? Сказано с нежностью, но подобные обращения я терпеть не намерена, пусть и от мамы.

— Ха?

— Цинь-Цинь, зачем ты пришла? Мама болеет и давно в немилости, я не смогу тебя защитить, как раньше. Уходи скорее. Ты не должна пострадать из-за меня.

— Мама, дочь уже выросла. Я могу защитить нас обеих.

Я лиса, а не свинья.

Я собираюсь сказать, что мы немедленно уходим, но меня прерывает тихий скрип открывающейся створки. Кто-то приближается.

— И-эр? — окликает мама.

— Это я, наложница Юй-ши. О?! Ю-юная госпожа?

Ещё одна девчушка-служанка. В руках у девочки глубокая миска.

— Ты принесла маме ужин? — улыбаюсь я.

Я не ела с утра, однако меня это не беспокоит — ци прекрасно заменяет пищу.

Привстав, я протягиваю руки, чтобы забрать миску. Из меня никудышняя нянька, но в честь встречи я могла бы сама поухаживать за мамой. Но как только я вижу содержимое, весь мой благодушный настрой меняется.

— Девочка. Ты действительно осмелилась принести госпоже бульон из очистков?

Служанка шарахается, падает на колени, но при этом ухитряется не только удержать миску, но и не пролить ни капли. Я же в бешенстве. Нет, я понимаю, что девочка действоалва не сама, и едва ли стоит её винить, но зло берёт.

С запястья соскальзывают слабые мамины пальцы, она не смогла схватить меня за руку.

— Цинь-Цинь, не сердись. И-эр не виновата, И-эр очень добрая девочка.

Мама заходится в кашле. Её сотрясает дрожь, с уголков губ текут две тонкие алые струйки. Мама пытается прикрыть кровь платком.

Проклятие!

— Я не сержусь, совсем не сержусь, только не волнуйся, ладно? Мама?

Мама обессиленно сползает на подушку, дышит тяжело, хрипло.

И-эр подаёт голос:

— Юная госпожа, эта служанка не виновата. После того, как наложница Юй-ши переехала в этот двор, главная кухня перестала посылать еду. Ежемесячное денежное содержание тоже больше не присылали. Пока у наложницы были некоторые сбережения и приятные вещицы, всё было неплохо, наложница покупала еду. Но когда сбережения наложницы кончились… Эта слуга не слуга наложницы, эта служанка чистит котлы на главной кухне. Я приношу то, что дают нам, низкоранговым слугам. Наложница Юй-ши когда-то спасла мою сестру, юная госпожа.

Я забираю миску с бульоном, отставляю в сторону и помогаю девочке подняться:

— Я была несдержана и несправедлива, эта госпожа просит у тебя прощения, И-эр.

— Я не смею, не смею, — девочка почему-то извинений пугается больше, чем злости.

— Ты заботилась о моей маме.

Чего тут не сметь?

Девочку следует отблагодарить. Возможно, стоит забрать её и её сестру? Надо уточнить.

Нас снова прерывают, и в этот раз без приглашения врывается мама братца, да ещё и с парой служанок в свите, одна из которых та самая, с серёжками, караулившая меня у предыдущего двора.

— Невероятно! Я слышала, что юная госпожа не сказала и пары добрых слов старшей госпоже, но нахожу её весело проводящей время в обществе простой наложницы. Да ещё и называющей наложницу законной матерью. А ты, — переключается она на маму, — принимаешь и поощряешь!

Я не терялась, чтобы меня находить, ясно?

Мама с усилием приподнимается:

— Старшая сестра, Цинь-Цинь…

— Мама, не трать слов. Сегодня брат снова пошутил, показал мне, какие дохлые молнии он научился вызывать за прошедшие пять лет, а я ответила на шутку шуткой и взорвала его молнию у него же во рту. Конечно же, наложница меня не простит.

— Ха-ах?

Кажется, я сказала что-то не то. Почему у мамы вместо радости полуобморочное состояние?

— Какая наглость! — возмущается мамаша братика.

Я усмехаюсь ей в лицо:

— Наложница, заговорившая о правилах. Я дочь клана Сян, его кровь и плоть, я молодая госпожа этого клана. Ты смеешь не приветствовать меня должным образом?

Раз наложниц госпожами не называют, значит, формально я выше. На счёт реального расклада сил я не заблуждаюсь.

— Эта наложница будет искать справедливости! — она почти лопается от гнева, за которым почти не скрывает предвкушения.

Я прикидываю варианты. Шум сейчас мне точно не нужен. Прибить? Во-первых, мама ещё больше испугается. Я и так по неосторожности вызвала несколько нервных потрясений. Кто же знал? Во-вторых, наложница пришла не одна, а в сопровождении пары служанок, и их мне саму капельку жаль. Куда их девать, если они станут свидетелями применения “призрачных когтей”? У мамы даже верёвки нет, чтобы их связать. А свяжу — вевернутся. В-третьих, клан Сян не удивить убийством. Через мамашу братца я с удовольствием унижу отца.

Убедившись, что наложница не притащила на хвосте теневиков, я выхватываю из рукава три бумажных талисмана с иероглифами сна. Наложница прорвалась через несколько ступеней, в чистой силе она меня превосходит, но ни боевого опыта, ни скорости реакции у неё нет. Получив по талисману, все трое падают.

Я потратила не так много ци, не сгорит одна благовонная палочка, как они проснуться. А чтобы усыпить надолго, сил у меня, увы, нет.

— Цинь-Цинь?

— Мама, они ищут справедливость в своих снах. Не волнуйся, пожалуйста.

— Цинь-Цинь, ты накликала на себя катастрофу.

Мама кашляет. Ей плохеет на глазах.

— Хей, я просто верну их в их двор. Когда они проснутся, им будет нечего сказать. И-эр, помоги маме выпить бульон.

— Да, юная госпожа.

Естественно, тащить три тела невесть куда я не собираюсь. Понятия не имею, где их двор.

Я выволакиваю их в сад, затем подбираю из остатков клумбы разбитую бардюрную плитку и бросаю в колодец — проверяю глубину. И скидываю бессознательную наложницу, предварительно сдёрнув с неё талисман. Проснётся — не утонет.

Даже совершенствующийся, ещё не прорвавшийся ни на одну ступень, от ночи в колодце не умрёт.

Плеск, визг, крик.

Пока служанки спят под заклинанием, я могу беспрепятственно рассмотреть их духовные структуры. Обе девушки явно знакомы с культивированием, поэтому я без сомнений скидываю их следом. Если до прихода помощи они будут медитировать, то даже не заболеют.

— Наложница, вместо того, чтобы заботиться о раненом сыне, ты пришла ко мне в поисках неприятностей. Ты их нашла. В колодце. Скоро тебя хватятся, поэтому тихо подожди, пока тебя отыщут.

— Вытащи меня отсюда немедленно! Ты!

Братик идиот в папу или в маму? В обоих, похоже.

— Наложница. Ты хочешь, чтобы я помогла тебе замолчать навечно?

— Юная госпожа, — окликает меня И-эр, — наложница Юй-ши волнуется по поводу шума.

Я бросаюсь к маме.

Три жабы в болоте недостаточно хороши, чтобы сбежать раньше срока.

Мама снова кашляет.

Половина бульона выпита.

— Мама, всё в порядке, — беспомощно вздыхаю я.

— Как ты можешь так говорить, Цинь-Цинь?

Планы меняются — маме нужен доктор, причём чем быстрее, тем лучше. Я в целительстве не разбираюсь. Нет, я знаю, как оказать первую помощь при травмах, полученных в бою или на охоте, понятные раны могу вылечить пилюлями. Но у мамы не травма, а болезнь. Я догадываюсь, что проблема в лёгких, однако моих догадок недостаточно, чтобы определить лечение.