Магия грез

— Почему Бэрронс просто не отнял у тебя страницы?

— В то время у нас были общие цели. Он не убивает никого, кто в будущем может оказаться ему полезным.

Корыстный до мозга костей. Вполне правдоподобно.

— Кто он такой?

— Лучше подумай о том, кем он не является. Он не тот, кто преследовал меня за то, что я сделал с тобой. Разве это не говорит тебе о многом, МакКайла? Ты для него — всего лишь инструмент. Его инструмент снова работает. Он доволен.

— Как страницы были вырваны из «Синсар Дабх»? — Я быстро сменила тему. Если игнорировать нож, только что вонзившийся мне в сердце, он ведь может и исчезнуть.

Гроссмейстер пожал плечами. Он не знал. Страницы сделали свое дело. Теперь он хотел получить оригинал. Он продолжал собирать всю силу, до которой мог дотянуться. Охотники научили его есть низших Невидимых, чтобы защитить хрупкое смертное существование.

— Почему они помогают тебе?

— Я обещал им свободу. И я им ее дал.

Он был героем для Невидимых, сказал он мне, и вскоре Видимые тоже признают его. Да, он не подчинился их Королеве. Как и множество других, хотя никого больше не наказали так жестоко. Разве его преступление заслужило смертного приговора? Были Видимые, которые чувствовали то же, что и он, и хотели возвращения древних путей. Его единственное преступление заключалось в том, что он попытался дать своим собратьям то, чего многие из них так давно желали. Его следовало бы наградить за то, что он заслонил собой собратьев. Даже люди противились такому жуткому наказанию, хотя их до смешного короткая жизнь ничего не стоила. Он же потерял вечность за одно нарушенное правило. Он хотел ее вернуть. Что в этом плохого?

Когда Гроссмейстер замолчал, я махнула рукой.

— Я раньше этого не видел, — сказал он.

— Это миниатюрный проигрыватель для песни «сердце кровью обливается». Что мне до твоих причин? Ты сделал меня при-йа. — Я сощурилась, изучая его. Был ли он четвертым? Касался ли меня этот монстр?

— Ты сама сделала себя при-йа. Я предлагал тебе другие варианты. Ты отказалась.

— Ты вправду думаешь, что Невидимые будут повиноваться тебе, после того как выбрались из долгого заключения?

— Это я освободил их. Я теперь их король.

— И что мешает одному из них убить тебя и самому охотиться за Книгой?

— Они слишком опьянели от свободы, чтобы задумываться о будущем. Они празднуют. Трахаются. Они не думают.

— И как долго, по-твоему, это продлится? Ты ведь даже не Фейри.

— Я стану им снова, как только получу Книгу.

— Если никто из них не убьет тебя раньше. Гроссмейстер отмахнулся.

— Невидимые не хотят править. После целой вечности в аду они хотят лишь быть свободными и утолять свой голод. — Его лицо стало бесстрастным, словно высеченное из мрамора. — Но я не стану объяснять поведение моей расы обычному человеку.

В этот момент я прекрасно видела ледяного высокомерного Фейри, которым он когда-то был и станет снова, стоит ему получить хотя бы мизерный шанс. Гроссмейстер говорил, что опыт смертной жизни изменил его. Даже если и так — а я в этом сильно сомневалась, — он с легкостью изменится снова. В мгновение ока.

— Ты сам сейчас вполне «обычный», приятель. Каннибал, паразитирующий на собственной расе. Я слышала, что у Светлого двора есть за это особо жуткое наказание.

— Тогда надейся, что они не узнают о тебе, МакКайла, — холодно ответил он.

Долгое время мы смотрели друг на друга, потом Гроссмейстер отбросил волосы назад и сверкнул улыбкой, которая должна была очаровывать. В другое время и в другом месте, если бы я не знала, кем или чем он является, это могло бы сработать. Он был прекрасен, в нем чувствовались порода и сила, а рваный шрам на лице делал его еще более загадочным. Наверное, Алина при встрече нашла его просто восхитительным. В Ашфорде, в Джорджии, не было никого, даже отдаленно похожего на Гроссмейстера.

Словно прочитав мои мысли о ней, он сказал:

— Я приехал в Дублин, потому что получил информацию о том, что «Синсар Дабх» в городе. Именно тогда я встретил твою сестру.

У меня внутри все застыло. Я хотела услышать об Алине, пусть даже и от него. Мне дико хотелось узнать о последних днях моей сестры.

— Как вы познакомились?

Он вошел в паб, где она сидела с друзьями. Она подняла глаза, и он почувствовал, как все остальные люди словно растаяли, превратились в бессмысленный фон, остались только он и она. Позже Алина сказала ему, что почувствовала то же самое.

Они провели вместе целый день. И ночь. И следующий день, и так далее. Они были неразлучны. Гроссмейстер узнал, что Алина отличается от других людей, что она тоже страдает от нового для нее существования, которого не понимает и с которым не знает, как справиться. Они учились вместе. Он нашел союзника в своей погоне за Книгой, на пути к своей цели — снова стать Фейри. Они были предназначены друг для друга.

— Ты лгал ей. Ты притворялся ши-видящим, — обвиняла я. — Иначе Алина ни за что не стала бы тебе помогать.

— Это ты так говоришь. А я думаю, что стала бы. Но она была непостоянной, и я не хотел рисковать. Она будила во мне чувства, которых я не мог понять. Я дарил ей чувства, которых она желала больше всего на свете. Я сделал ее свободной. То, как она смеялась… — Он замолчал, и по его губам пробежала слабая улыбка. — Когда она смеялась, люди оборачивались и смотрели ей вслед. Это было… У людей есть точное слово. Счастье. Твоя сестра познала его.

Я ненавидела Гроссмейстера за то, что он слышал ее смех, за то, что он знал, что Алина была счастлива, даже за то, что он прикасался к ней — он, монстр, который организовал изнасилование, искалечившее мои тело и душу. Наверное, эта ненависть горела в моих глазах, потому что его улыбка поблекла.

— Я сказал тебе правду. Я не убивал Алину, а это значит, что рядом ходит тот, кто это сделал. Ты уверена, что я злодей. Но что, если истинный виновник ближе к тебе, чем ты думаешь?

— Я снова подвожу итог: ты сделал из меня при-йа, — отрезала я и тут же забросила удочку. — Ты натравил на меня четырех принцев Невидимых.

— Трех.

Я уставилась на него. Я знала, что был четвертый.

— Ты был четвертым?

— В этом не было бы смысла. В данный момент я не Фейри.

— Тогда кто был четвертым?

Мои руки сжались на коленях. Быть изнасилованной — само по себе достаточно плохо. Но быть изнасилованной и не знать, кем был четвертый насильник, — еще хуже.

— Четвертого не было.

— Не верю ни единому твоему слову.

— Четвертый принц Невидимых был убит сотни тысяч лет назад в битве между Королем и Королевой. Этот ребенок, — Гроссмейстер взглянул в окно, — убил еще одного принца, когда я пытался забрать тебя из аббатства.

Внезапно воспоминание всплыло на поверхность: я лежала на холодном полу, веря, что спасение близко. Рыжеволосый воин. Меч. Я помнила. Мне было стыдно за это воспоминание. Тогда я хотела прикончить Дэни за то, что она убила моего «хозяина». И я все еще злилась на Дэни за то, что она убила принца, — но теперь уже по совершенно иной причине: я сама хотела расправиться с этими ублюдками.

— Принцы жаждут мести. Они хотят, чтобы я позволил им взять ее. Они подчиняются мне.

Я смотрела на Гроссмейстера. Я не упустила угрозы, но все еще пыталась переварить известие о том, что четвертого принца не было. Разве мог Гроссмейстер не знать, что их было четверо? А был ли четвертый? Или он мне привиделся?

— Что пытался сделать из тебя Бэрронс, МакКайла? А В'лейн? Инструмент, служащий их целям. Они ничем не отличаются от меня. Я лишь действую более прямыми методами. И более эффективными. Все пытаются тебя использовать. — Он снова посмотрел в окно. — Если бы не ее вмешательство, я бы уже добился успеха. Я бы получил «Синсар Дабх» и вернулся к Фейри.

— Оставив наш мир в полном беспорядке.

— А что сделал бы Бэрронс? Или В'лейн?

— Они по крайней мере попытались вернуть стены.

— Ты уверена?

— Ты просто хочешь заставить меня сомневаться во всем.

— Если ты найдешь для меня «Синсар Дабх», МакКайла, я отзову Невидимых и восстановлю порядок в твоем мире.

Ни слова о восстановлении стен.

— И вернешь мне мою сестру? — сухо спросила я.

— Если пожелаешь. Или же ты сможешь навестить нас в Фейри.

— Не смешно.

— Я и не шучу. Можешь верить или не верить, но Алина много значила для меня.

— Я видела ее тело, ублюдок!

Его веки опустились, губы сжались.

— Я тоже. Но это было сделано не мной и не по моему приказу.

— Она сказала, что ты гонишься за ней! Что она боится, что ты не выпустишь ее из страны! Она хотела вернуться домой!

Его глаза распахнулись. Он был удивлен. Будь он человеком, я бы подумала, что ему больно.

— Алина так сказала?

— Она плакала по телефону и пряталась от тебя!

— Нет. — Гроссмейстер покачал головой. — Не от меня, МакКайла. Я не верю, что она считала меня врагом. Она слишком хорошо меня знала. Да, Алина меня разоблачила. Выяснила, кто я. Но она меня не боялась.

— Прекрати мне лгать!

Я вскочила на ноги. Это он убил Алину. Я должна в это верить. В огромном море неизвестности, в которое превратилась моя жизнь, это был мой спасательный плот. Гроссмейстер был плохим парнем. Он убил Алину. Это для меня абсолют. Неопровержимая истина. Я не могу в ней сомневаться. Иначе я не выживу в состоянии полной паранойи.

Он сунул руку под плащ, вынул фотоальбом и бросил его на кушетку.

— Я ожидаю, что ты вернешь мне его. Он мой. Сегодня я пришел с миром, — сказал Гроссмейстер. — И предложил тебе еще один шанс как альтернативу войне между нами. В прошлый раз ты мне отказала. Помнишь, что я сделал? Три дня, МакКайла. Я приду за тобой через три дня. Будь готова. Лучше добровольно.

Гроссмейстер посмотрел в окно. Снова полез за пазуху и на этот раз достал амулет на толстой золотой цепи. Амулет засветился от его прикосновения. Некоторое время Гроссмейстер смотрел на него, потом перевел взгляд на меня, словно сомневаясь, стоит ли пробовать. Я была ши-видящей и Нулем, неподвластным магии Фейри. Сработает ли амулет против меня?

Ожидай чего угодно, напомнила я себе. Предположений строить нельзя.

— Я оставлю тебе девочку. Сегодня. Она — мой подарок тебе. Я могу сделать много, много подарков. Но следующая плата, которую я потребую, будет… как вы говорите… невосполнимой. — Он постучал по стеклу и кивнул.

Принцы исчезли.

Дэни упала в лужу.

Гроссмейстер пропал.

— Они заставили меня выбросить меч, Мак, — сказала Дэни, стуча зубами.

Я осторожно стирала кровь с ее щек.

— Я знаю, милая. Ты мне говорила. — Семь раз за последние три минуты. Это было все, что она сказала с тех пор, как я помогла ей выбраться из лужи, нашла металлический чайник, откупорила две бутылки воды, нагрела воду на огне, который Гроссмейстер оставил гореть, и начала ее умывать.

— Не знаю, как ты выжила, — сказала Дэни и заплакала.

Я вытирала ее щеки, расчесывала пальцами волосы, гладила и похлопывала по спине, как делали мама и Алина всякий раз, когда я плакала.

Плакала она ужасно. Так, словно прорвалась наконец давно сдерживаемая гроза. Подозреваю, что Дэни плакала о вещах, о которых я ничего не знала и могла никогда не узнать. Дэни была очень скрытной. Она плакала так, словно ее сердце разрывалось. Казалось, она может выплакать собственную душу, и я обнимала ее, думая о том, насколько же странная штука жизнь. В Ашфорде я считала, что живу на полную катушку.