Узнай меня, любимая

Глава XXIII. Лесоградская сторона

А дома все было по-прежнему, словно я отсюда и не уезжала. И столько искренней радости и теплоты обрушилось на меня, я отвыкла от этого. В последнее время меня окружали недоброжелательные косые взгляды и злые перешептывания. Здесь же, в Калинках, на родовом дворе, молодую хозяйку баловали, совали брусничные пирожки и засахаренные орешки, мягко взбивали перину и жарко топили баньку. Но долго задерживаться в этом раю я не имела права.

Олесь быстро собрал отряд в тридцать воинов и запасся всем необходимым. Так как пани не пристало путешествовать одной среди мужчин, ко мне в услужение пристроилась жена Гаврика Мотя, двадцатипятилетняя бездетная баба, веселая и легкого нрава. «В Романовом граде есть икона чудотворная, доберемся, деток себе порошу», – спокойно объяснила она, почему сама набилась в дальнюю дорогу. «Может так случится, что мы в Романов град не попадем», – предупредила я, никого неволить с собой мне не хотелось. «Так хоть рядом проедем и того довольно», – добродушно улыбнулась она.

Конным ходом мы добрались до Княженца и там нас уже ждали два корабля: боевая ладья и толстопузый струг для лошадей. С молитвой я ступила на шаткие сходни: отступать поздно, Лада звала в дорогу.

Против течения плыть было тяжело, гребцы изо всех сил налегали на весла. По левую руку тянулись густые леса, по правую река то и дело размывалась подступающим Великим болотом. Сотни ручейков вытекали из трясины, питая Ладу свежей водой. По левую сторону бушевала осенними красками жизнь: ельники перемежались еще зелеными дубравами и золотистыми березовыми рощами, в ветвях скакали белки, резвились стайки птиц; по правую – безжизненное уныние, в эту пору даже лягушки не нарушали кваканьем мрачную тишину смертельной топи. Где-то там среди выступающих каменных валунов бродят болотники, способные внушать людям страх. Мне хотелось смотреть только за левый борт, но неведомая сила тянула все время к противоположному краю. Кутаясь в душегрею, я отгоняла мрачные мысли и тревоги. Найду Яромира, а дальше видно будет. А если не найду, если сгину? На все воля Бога. Изменить ничего уже не могу, свой выбор я сделала.

- А что, пани, все грустит? – улыбалась Мотя, пытаясь развеять мою хандру, но и в ее глазах я подмечала легкую тоску.

Вначале она показалась мне навроде Граськи, легкой и пустой в своей беззаботности, но чем ближе мы сходились, тем разительней чувствовалось отличие. Мотя по-крестьянски была хозяйственна, умна, и в свои молодые годы многое уже понимала о жизни, эту шляхтичем не сманить – чужого не надобно, своего не отдаст.

С Гавриком они друг к другу при посторонних почти не подходили, и могло показаться со стороны, что они совсем чужие люди. И лишь на редких привалах муж с женой незаметно скрывались в леске и так же незаметно возвращались раскрасневшиеся и смущенно улыбающиеся. И становилось понятно, что их тихому счастью не хватает только дитя в колыбели.

Как мне хотелось такого же счастья не на показ, а только для меня и любимого. Глупые надежды, пора уже повзрослеть.

А кораблики плыли и плыли на восток.

Олесь был придирчиво внимателен, все время гонял караул. Про Лесоградскую засаду Матея забывать не следовало. Интересно, сколько воинов может выставить самозванец для заслона?

Но день шел за днем, а никакого врага мы не встречали. Всякий раз, когда на горизонте появлялся корабль, воины натягивали броню и хватались за оружие, а капитан корабля отдергивал мешок, выставляя чугунную пушку. Этими изрыгающими камни «чудовищами» король лично приказал снабдить все свои корабли. Но навстречу попадались только груженые струги, спешившие завершить путь до ледостава. И пушка, на радость нам, бездействовала.

К десятому дню пути, болото на правом берегу сменилось лугами и первыми деревушками за высокими частоколами.

- Надо ли в стольный град заезжать или сразу на север к новому городцу идти? – спросила я Олеся.

- Полгода прошло, надо бы порасспросить, может того городца, что они рубить собирались, и нет уже, – глядя на воду, мрачно произнес пан Богдан. – Доберемся, а там пепелище одно.

Я зябко повела плечами, представляя разрушенное поселение. Что тогда? Лучше не думать.

- Ехать надо сначала в стольный град и осторожно выпытать: где княгиня и ее люди, а лучше по дороге на заставах порасспросить, так даже безопасней, – продолжил рассуждать Олесь. – И про то, что вы пана Яромира ищите здесь лучше не сказывать, он ведь на стороне сидельца Романа воевал. Беду на себя накличем. Скажите, мол, княгиня Калина, еду поклониться чудотворной иконе, деток попросить, так многие бабы делают, никто не обеспокоится, а трогать паломницу – грех. От многих бед себя убережем.

- Даст Бог, попадешь к иконе, – порадовала я Мотю.

Первый лесоградский дозор встретил нас при крупном селении. Местный воевода, худой мужичок с хитрым прищуром, долго рассыпался передо мной мелким бисером, но заявил, что, пока князья из стольного града добро не дадут, дальше нас не пропустит: «Уж больно воев много с собой тащите, чтоб я вот так взял, да и дорогу вам открыл». В селении, с красивым названием Дубрава, нам выделили терем. После речной качки приятно было лечь на неподвижную лежанку, но по привычке все равно казалось, что стены плавно ходят вверх – вниз.

Чтобы не привлекать внимание, Олесь запретил воинам что-либо выспрашивать у местных, а вот Мотя, подхватив ведро, отправилась к ближайшему колодцу, потолкаться с здешними бабами. Я напряженно ждала ее, приникнув к теремному окошечку.

- Про княгиню и рубленный город никто ничего не ведает, – огорчила меня Мотя. – Только холопка воеводыни чего-то такое краем уха слышала.

Краем уха, так может жена воеводы в оба уха слышала. Надо как-то напроситься в гости. Недолго думая, я вынула из дорожного ларца золотые серьги с жемчугом и передала Гаврику:

- Поклонишься воеводе, скажешь, мол, княгиня за приют благодарит и дарит супружнице его.

Гаврик умчался, а вернулся с приглашением отобедать завтра по полудню. Я удовлетворенно улыбнулась.

Дубравская хозяйка оказалась пышнотелой улыбчивой женщиной лет тридцати пяти, простой в обращении и явно скучающей в глуши. Мое появление в ее однообразной жизни было целым событием. Она живо принялась расспрашивать, а я охотно откликалась, не закрывая рта: про пиры в Дарнице, крульские и ладские наряды, кружево и зеркала, брусничные пироги и пастилу, даже про доходы с мельниц и урожаи на том и этом брегах Лады. Воевода, важно сидя за столом, какое-то время прислушивался к нашей трескотне, а потом, не выдержав, к моей радости, все же откланялся. Теперь можно и самой перейти к расспросам.

- А часто ли вы в стольный ездите, как у вас там? – спросила я с наивной улыбкой.

- Муж говорит – нечего там делать, голова целее будет, – вздохнула хозяйка.

- Это что же я в самое пекло еду? – заволновалась я. – Говорил мне муж – сиди дома.

- Да нет, для чужих там тихо, это у своих головы слететь могут, – неопределенно отозвалась воеводыня. – А что же, княгиня, муж ваш с вами не поехал, в такую-то даль саму отправил?

На этот вопрос у меня уже была приготовлена заготовочка:

- Его король не отпустил, а мне больно ребеночка хочется, уж одного скинула, – при этом я искреннее вздохнула.

- То да, мы вот тоже люди подневольные, сунули нас в эту глушь, так и сидим.

- А вот у нас один король, а у вас, говорят, целых три, – пошла я прощупывать дальше, – а как они ладят-то, если решить чего надо?

Воеводыня оглянулась, наверное, проверяя – не слышит ли муж, и совсем тихо зашептала:

- Да лаются про меж собой. Муж сказывает, кабы не войско княгинино, давно бы друг другу в глотки вцепились. А как разобьют княгиню, так точно друг с другом столкнутся.

Волнение перехватило дыхание. Не спугни, Янина, только не спугни!

- Княгинино войско? – удивленно округлила я глаза. – Да разве княгини войско водят, они дома сидят да узоры вышивают? Чудно у вас как здесь все.

- Ну, ни сама княгиня, воеводы ее. Княгиня Романа, прежнего великого князя, на север с сыновьями сбежала и народ против деверей собирает, мужа освободить.

- И большое войско там собрали? Приеду в ваш стольный град, а там война, боязно, – еще больше забеспокоилась я.

- Да нет. Княгинины в болото в начале весны отошли, еще до распутья. Говорят, город рубят, да мало там народу, разобьют их. Сейчас туда не пролезть, дороги нет, а вот как приморозит, наши князья войско двинут. Бежать некуда. В западню воеводы Романовы людей завели, и сами сгинут, и княжичей с княгиней загубят, – она вздохнула, и было видно, что хозяйка сочувствует запертым на севере страдальцам. – Так что поезжайте спокойненько, а вот как разобьют княгиню, тогда уж всякое может случиться, – воеводыня перекрестилась. – Уж так войны не хочется.

- Да, я маленькой была, у нас тоже война страшная была, как мыши за крепостной стеной сидели, страшно было, – я тоже осенила себя распятьем. – А не знаете, есть ли наши кто в войске княгинином, наемниками? У нас сосед сгинул, говорят, сюда подался.

Все это сказано было с легким равнодушием, вроде как от праздного любопытства.

- Да кто ж знает, кто там. Их как разбили, они скопом бежали, побило многих. Да вы угощайтесь, яблочки вот моченые, – радушно придвинула она блюдо.

От хлебосольных хозяев я вырвалась под вечер. Теперь ясно, нам не нужно ехать в столицу, надо пробираться на север. Но как, там тоже непроходимые болота? Ждать нельзя, можно столкнуться с войском братьев. Яромир в смертельной опасности, его надо уговорить уйти до осады. Туда должны быть тропы, не может быть, чтобы не было связи с большой землей. Ведь как-то Ярек отправил послание королю, что они ставят городец.

Я побежала держать совет с паном Богданом.