Узнай меня, любимая

Глава XXX. Суета

- Янина, вороненок, вставай. Ты что на пороге-то спишь?

Я с трудом разлепила глаза. Надо мной стоял Яромир, грязный, в пятнах крови и припорошенный сажей. На чумазом лице отражалось беспокойство.

- Яречек, живой! – я радостно вскрикнула, кидаясь ему на шею.

- Отбились пока, сейчас передохнем и снова на стены.

По двору бродили воины. К облегчению, я заметила и пана Богдана. На грубо сколоченных носилках вносили раненых. Какие-то незнакомые мне женщины сразу принялись вокруг них суетиться.

- В дом пойдем. Времени мало, – потянул меня муж за рукав.

- А Луша померла, – неуверенно проговорила я, вспомнив уговор с Феклой.

Яромир напрягся, всматриваясь в мое лицо:

- Что случилось?

- За сердце схватилась и померла, – вместо меня отозвалась из дверей Фекла. – Щи стынут.

По лицу Яромира я видела, что он что-то заподозрил, но решил пока не пытать.

- Царствие Небесное, рабе Божьей Лукерье, – перекрестился он, входя в избу.

Мы сели за стол. Муж торопливо, жадно ел, не забывая сметать в горсть со стола крошки и закидывать в рот.

- Еду берегите, осада будет. Измором не взяли, обложат. Хорошо, что не весна, припасов еще вволю. Протянем, – он подмигнул мне, успокаивающе погладив по руке. – Андрей с ними не пришел, больным сказался. И это хорошо. Все хорошо будет.

А я смотрела: как он ест, как пылает огонь в печи, как заглядывает в узкое окошечко месяц. Счастье, оно такое мимолетное. Не всегда успеешь и понять.

Лишь немного передремав, Яромир опять ушел на стены. На этот раз я не противилась, и оставила Олеся и еще пару воинов при себе. Мужички сколотили гробы для Лукерьи и умерших ночью раненых. Боя не было слышно.

- Отдыхать сегодня будут, – пояснил Олесь.

И я немного успокоилась.

А к полудню к нам пожаловали гости. Можно было догадаться, что они явятся. Прохаживаясь по двору, я боролась с желанием, посмотреть в сторону схрона, туда, где лежала наша с Феклой страшная тайна. И вот в дверь настойчиво постучали. Но теперь я не боялась, со мной мои люди.

- Кого там принесло? – гаркнул Олесь.

- Сыск княгинин, – ответили из-за забора.

- Чего у нас-то искать? – проворчал кметь, вопросительно глянув на меня.

- Отворяй, – махнула я.

Страха не было, была только злость.

На двор вошли четверо, старшим – маленький узкоплечий воин, с большой головой и бегающими глазками.

- Кметь княгини пропал, Сбыслав. Не заходил вчера? – узкоплечий вперил в меня скользкий взгляд.

- Стучал вчера кто-то, мы не открыли, он и ушел, – за меня проговорила, подбежавшая Фекла, как видно, она не доверяла моему искусству врать.

- А может все же открыли? От Тимофеевых чад к вам пошел. Благое дело делал, к молитве людей сбирал, – узкоплечий надвинулся на старуху.

- Как такой блудник может чего благого делать? – усмехнулась та, ничуть не смутившись.

Я только дивилась внутренней силе Феклы. При создании Бог железа на нее не пожалел.

- Великая княгиня велела обыск учинить.

- Да как не совестно вашей княгине сыски чинить, когда наш господин за ее деток и за град кровь проливает?! – возмутился Богдан, хватаясь за саблю.

- Пусть ищут, – холодно отозвалась я, – все, что потребуют, показывайте.

Узкоплечий махнул головой и его люди принялись за работу: обшарили обе избы, кладовую, конюшню, залезли в подполы, обошли двор, прощупали сено и заглянули в колодец, пройдя в шаге от схрона. При этом я невольно сжалась, а веко правого глаза дернулось.

- Ничего, – кричали сыскари, на вопросительный взгляды узкоплечего.

Сам главный сыскарь долго рассматривал снег, наклонялся к самой земле и даже немного пролез на коленях.

- Кровь откуда? – выковырял он льдину с впитавшимися бурыми каплями.

- Покойников наших, – раздраженно отозвался Богдан, – раненых вчера привезли, думали выходим.

- А на улице, вдоль забора, зачем мели? – прищурился сыскарь.

- Сестра померла, или не видели? – спокойно произнесла Фекла, – Перед похоронами чистоту навожу. А вашего Сбыслава многие прибить здесь хотели, такое золото, что и за даром не надо.

- Но-но, княжьего кметя обзывать! – посуровел узкоплечий.

- Я свое пожила, не боюсь правду сказывать, – не отвела Фекла жесткий взгляд.

- Прощения просим, – буркнул мне узкоплечий, разворачиваясь уходить, и едва не столкнулся с Яромиром.

- Эй, Обмылок, чего у меня на дворе забыл? – недобро глянул на «гостя» хозяин.

- Да так, – сразу пожух узкоплечий, – проверить кое-что надо было, уж все выяснили. Благодарствую, нам пора, – он попытался пролезть между Яреком и воротным столбом, но хозяин перегородил ему дорогу.

- И чего выяснили? – Яромир недобро раздувал ноздри.

- Что пропавший кметь княгини Сбыслав сюда не приходил. Пропал он давеча, ищем.

- Та-а-ак, – обвел нас всех тяжелым взглядом Яромир, особенно задержавшись на мне. Я вжалась в шубку.

- Ну, мы пойдем, дел еще много, – еще раз попробовал обойти Ярека узкоплечий.

- Чего ж идти, если и быстрее можно? – Яромир, резко схватив Обмылка за ворот и полу кожуха[6], качнул пару раз и выбросил в распахнутую калику.

Другие сыскари бочком выскользнули в след за узкоплечим, не дожидаясь, пока их тоже ускорят.

- Где? – был всего один короткий вопрос.

- Там, – выдала я, указывая на схрон, понимая, что бесполезно отпираться.

Яромир широкими шагами подлетел к яме, отдернув крышку, заглянул, лицо помрачнело.

- Кто?

- Это мы с Феклушей, – прошептала я.

- Как ты, старый пень, мог ее бросить?! – заорал Яромир на Олеся. – Где были твои старые мозги?!

- Да я не думал, что тут такое может… да вроде ж в граде все спокойно было, – пробормотал Олесь, тоже сам не свой от волнения.

- Спокойно?! При штурме спокойно? Тебе сказано было, при Янине сидеть!

- Не надо на него орать, это я его отослала, – вступилась я за своего кметя. – Прости.

Яромир развернулся и молча пошел в избу, мы переглянулись с Богданом, не зная, как это понимать.

- Я не виновата, что княгиня на тебя глаз положила. Откуда мне было знать, что до этого дойдет! – попыталась я оправдаться.

Он ничего не ответил, хлопнув дверью. Да что ж за характер-то такой?! А вот и не побегу за ним, я не собачонка, меня чуть не убили, я отбивалась, как могла, да еще и виновата, оказывается! Нет, я, конечно, виновата, но все равно, разве так можно?

- Прости, Олесь, я тебя подставила, – жалобно посмотрела я на кметя.

- И вы меня простите, пани, пан Яромир прав, я старый пень, надо было вас не слушаться, – я видела, что он сильно переживает.

Мы растерянно топтались во дворе.

Дверь избы распахнулась, и я охнула от удивления. На пороге стоял Яромир без бороды - лопаты, только узкая бородка и усики, как раньше, а еще на плечи был накинут его старый крульский контуш. С бритой головой муж был похож на казачка-южанина.

- Готовьте людей, под утро прорываться отсюда будем, – кинул он Олесю, – на Янину броню поищи и шлем. Домой уходим.

И махнув личным кметям – следовать за собой, вышел на улицу. Я кинулась за ним.

- Ярек, только глупостей не наделай, хорошо? Прошу тебя, – я схватила его за край рукава. – Прошу.

Он остановился, приобнял меня, чмокнул в щеку и ласково улыбнулся:

- Я не буду больше на тебя орать, прости. Я испугался, – проговорил смущенно, оглядываясь на воинов.

- Не натвори глупостей, – повторила я просьбу.

- Не бойся, я уже научился себя в руках держать.

И он, махнув мне рукой, повернул в сторону торга.

Начались торопливые сборы. Покойников решено было закопать здесь же, во дворе. Отпеть их забежал Иоаким, он ходил от двора к двору, и вот дошел до нас.

- Мы уходим ночью, может перезахороните на кладбище, как все уляжется, – попросил его Олесь.

- Как это уходите? – нахмурился священник. – Разве ж сейчас можно уходить, сколько людей побило.

- Обиду нашему господину здесь причинили, пока он под стрелы на стене подставлялся, – буркнул Олесь.

- До обид ли нынче. Скажи – пусть крепко подумает.

А я не хотела думать, а быстро собирала в походную суму все необходимое: сухари, солонину, вещи, только самое необходимое.

- Отчего же ты Феклуша не собираешься? – удивилась я, увидев, что старуха сидит, задумчиво глядя себе под ноги. – С нами пойдешь, я тебя с нянюшкой своей познакомлю, она у меня на вид суровая, но добрее нету.

- Я, хозяйка, если дозволишь, схожу по своей надобности, успею еще собраться, – и Фекла, спешно поднявшись и, накинув платок, вышла.

В окно я увидела, что она засеменила к калитке. Может со знакомыми пошла прощаться?

Яромир влетел на двор стремительно, зло толкая дверь и широко размахивая руками, так он всегда ходил, когда эмоции перехлестывали. За ним в припрыжку, чуть ли не бегом, шел старик Проняй, на ходу увещевая строптивца:

- Да пойми ты, Яр, ты этим только ей на руку все сделаешь. Она же нарочно это все устроила, чтобы ты со своими ушел. Как ты этого не поймешь?!

- Может, – буркнул Ярек, не глядя на боярина.

- Ей в столицу не надобно. Анастасия до смерти боится, что мы Романа живехоньким освободим. Нрав у него тяжелый, а она тут уж больно вольно живет. Ей только бы приступ Юрьевичей отбить, да и сидеть в Давыдове граде припеваючи. Из старого града выгнали, так мы ей новый городец построили, и землица, и люди здесь имеются, и торговлю с местными наладили. А Анастасии большего и не надобно, она за народ душой не болеет. Ты за ворота, а она переговорщиков под стену пошлет. А меня одного никто и слушать не станет, стар уж я больно. А того глупая баба не понимает, что детей своих же обкрадывает. Каково им жить-то будет под рукой дядек таких, вечно в обиженных ходить будут, если не хуже? Яр, останься. Дожмем их и ступай себе к королю своему. Немного ведь осталось.

- А если Роман мертв? – уж у самого порога остановился Яромир, разворачиваясь к старому боярину. – Мы кого в стольный на саблях своих приведем? Пока княжичи вырастут да в ум войдут, она таких дел наворотит: и нам, и вам мало не покажется. Уж я ее натуру подлую разглядел, для того и окуляров альтских не надо. Уходим мы, и все тут.

Я видела, как обреченно склонил голову Проняй, как резче стали старческие морщины, рушилось дело его жизни, без молодого и энергичного Яромира он не сможет противостоять клике великой княгини.

- Что ж, выбор твой, – с горечью в голосе произнес боярин. – Благослови Бог в пути.

И тут на стене снова бахнула пушка, раздались крики.

- Твою ж мать! – выругался Яромир. – Полезли! К бою! Живо!

Все пришло в движение: сабли, кирасы, кольчуги, щиты. Яромир махнул мне рукой, срываясь в проеме калитки… И вмиг двор опустел, словно ветром всех сдуло. И только мы с Богданом остались стоять на пороге, напрягая зрение в сгустившемся сумраке. Неожиданный вечерний штурм наносил удар по всем нашим планам. Я теребила тесемки походной сумы. Оставалось снова ждать.

Олесь свистнул, из малой избенки выбежал воин моего караула, надо запереть за ушедшими калитку. Теперь мы были учеными. Но едва парнишка задвинул запор, послышался мягкий стук. У меня опять дернулся глаз, а сердце участило удары. Богдан вынул саблю, жестом приказывая воину отойти и прижаться к забору для скрытного броска.

- Кто там?! – рыкнул Олесь.