Pop-принцесса

ТРИНАДЦАТЬ

Весь ноябрь я и не вспоминала о Тиге и даже не лелеяла надежду стать поп-принцессой. Я перестала донимать маму, чтобы та съездила со мной получить ученические водительские права. Я была новой солисткой в «Дагз бэнд», и все было настолько круто, что ребята иногда давали мне выступать соло, когда я была на подпевках у Дага, и настолько круто, что они сделали мне подарок — футболку с надписью «Дагз бэнд». После чего я крепко задумалась: они правда думали, что у меня такой маленький размер или просто хотели заценить мою грудь в туго облегающей майке.

В школе Девон порта слухи разносились быстро. Уандер Блэйк больше не была бывшей дачницей и «Теле-Фа-Солькой». Она пела в «Дагз бэнд». Новая редакция секретной рассылки, возможно, читалась так: «Уандер Блэйк. Теперь можно не относиться к ней как к пустому месту. Действуйте тактично».

Кое-что изменилось в школе. На большой перемене я могла со всеми сидеть в школьном кафе.

У зеркала в женском туалете кто-нибудь бросал комплимент по поводу моего блеска для губ. Парни мечтательно пялились на меня в библиотеке, когда я читала нотные тетради, пролевая слова про себя. В перерывах между репетициями «Дагз бэнд» и работой я не очень-то много времени уделяла учебе (вообще не уделяла), поэтому моя успеваемость не улучшалась, но меня это абсолютно не волновало.

Но Джен Бурке по-прежнему доставала меня. Если раньше она меня недолюбливала, то теперь, когда я тусовалась с Дагом, ее нелюбовь переросла в ненависть. Однажды она остановила меня в школьной столовой и сказала:

— Если ты думаешь, раз ты в «Дагз бэнд», Даг запал на тебя, то глубоко ошибаешься.

Я подумала, как бы Трина поступила на моем месте, и ответила:

— Я точно знаю одно: меня не колышет, что ты думаешь.

На этом она заткнулась, хотя и успела назло перевернуть шоколадное молоко на моем подносе.

Даг запал на меня — в этом можно было не сомневаться. Уже не раз я замечала, как он улыбается, глядя на меня, или ловила его блуждающий по моему телу взгляд, пока я распевала во все горло. К десятой репетиции я насчитала восемнадцать раз, хотя не упускаю вероятность того, что пять из них были плодом моей фантазии.

Но я поняла, что не помешалась, воображая, будто он заинтересовался мной, когда однажды вечером раньше обычного пришла на репетицию и, подходя к гаражу, слышала, как ударник сказал Дагу:

— Ты чё, чувак, у нее все получается. Не крути с ней любовь. Ты не врубаешься, что все завалишь. Сечешь, сколько концертов мы нарежем следующим летом, если она будет с нами? Даги, малыш, не делай этого.

— Не буду! — сказал Даги, как бы защищаясь.

Ты отличный разведчик, Уандер. Теперь оставалось только придумать, как заставить его нарушить обещание, данное дружкам.

Я к тому времени уже кое-что разузнала про Дата. Его родители были разведены, и он жил с отцом, который работал автомехаником. Даг мечтал о том, что по окончании школы его группа купит мини-автобус и переедет в Лос-Анджелес и все они станут рок-звездами. Если он и закончит школу, то с грехом пополам. Его любимой группой были «Ганз-энд-Роузез» (о вкусах не спорят), а его любимым исполнителем — Боб Марли (это уже лучше). А чем короче юбки я надевала на репетиции, тем лучше его гитара звучала под мое пение.

Случай представился однажды вечером в ноябре после Дня благодарения.

Он провожал меня домой около девяти вечера, и мы пошли по пляжу. Это был один из тех душераздирающе живописных вечеров на Кейп-Коде перед тем, как нагрянет зима, — свежо, ветрено, уныло. Над водой висел месяц, и если присмотреться, то, вероятно, можно было увидеть остров Нантакет.

Даг на ходу закурил косяк и передал его мне. Я раньше никогда не пробовала марихуану. Отсталая.

Мы были примерно за два квартала от нашего дома. Было видно, как вдали светятся его окна. Соседние дома дачников стояли погруженные в темноту. Я хлопнулась на песок и взяла косяк указательным и большим пальцами.

— Покажи как. Я еще никогда… короче, понимаешь, — бессвязно пролепетала я.

На самом деле я хотела сказать: «Не стесняйся, можешь наброситься на меня, когда захочешь, Даги».

— Чё, правда? — спросил он и взял у меня косяк. — Учись, пока я жив.

Он затянулся и, прежде чем я смогла сообразить, приблизился к моему лицу, прижался губами к моим губам и выдохнул дым мне в рот. Когда он отодвинулся, я сильно закашлялась.

— Что, черт возьми, это было? — пробормотала я, ничего не соображая.

— Паровоз, — сказал он. — Хочешь еще попробовать?

— Давай еще раз, но только без косяка.

Воздух был холодным, и ветер сильно хлестал, ночное небо было темным и звездным, но он нашел мои губы своими губами, а я попыталась не показать, что так неопытна, стараясь не сильно суетиться и не волноваться о том, чтобы нос не мешал и можно было дышать. Не скажу, что небо упало на землю, но после пары минут неумелого тыканья губами в губы (также возбуждающе, как целоваться со Скричем из фильма «Спасение Белл») у меня стало получаться. После того как мы целовались пять минут напролет, мои губы привыкли. Мы держались за руки, он ласкал мою шею, я гладила его волосы, мы прижимались друг к другу животами можно сказать, что мы плавно завершили стадию ласк и были готовы к большему. «Наконец, — подумала я, — Уандер Блэйк, настал твой звездный час». Такой удачный момент мог испортить только мой младший брат.

— Уандер! — завопил Чарльз с сильным бостонским акцентом. — Уандааа!

Я услышала, как колеса скейта зашумели по гравиевой дорожке над пляжем.

— Мама тебя ищет.

Маму мучила паранойя с того самого дня, когда погибла Лаки. Она требовала, чтобы мы с Чарльзом звонили ей каждые две минуты и говорили, где мы находимся и когда будем дома.

Если мы задерживались минут на десять, она снаряжала поисковый отряд.

Я поцеловала Дага еще раз, быстро и незабываемо, и он исчез в темноте пляжа. Я встала на песок и закричала:

— Заткнись, Ча-а-арльз!