Pop-принцесса

ШЕСТНАДЦАТЬ

Я пронеслась несколько кварталов по направлению к океану и сбросила кроссовки. Пошла к воде, но остановилась прямо перед набегавшей волной. День был серым и холодным, пасмурным, и от шума океана и разбушевавшихся волн меня замутило. Меня вытошнило прямо на песок. В считанные секунды накатившая волна все смыла.

Я согнулась пополам и постояла так несколько минут, пытаясь унять головокружение. До дома по пляжу идти было полмили. У меня едва хватило сил выпрямиться. Перед глазами стояла только что увиденная мною картина: Даг и Джен, голые, и я — полная идиотка. Теперь я не смогу вернуться в школу. Никогда. Мне хотелось, чтобы море поглотило меня и превратило в русалку.

Русалка Уандер плавала бы в открытом море, где горбатые киты царили у североатлантического побережья, и жила бы с ними и никогда не вернулась бы обратно, даже для того, чтобы покрасоваться перед туристами на китобойных судах. Я никогда не смогу показаться на глаза никому на всем полуострове Кейп-Код и на Нантакете, и на острове Мартас-Винь-ярд тоже, и, вполне возможно, во всем штате Массачусетс.

Я медленно побрела домой. «Могу поспорить, что именно так себя чувствуют с похмелья, — подумала я. — Голова чугунная, а тело как желе». У меня в голове родился план. Когда приду домой, позвоню Трине и предоставлю себя на ее милость. Уверена, что она разрешит мне приехать к ней пожить несколько недель, пока я не придумаю, как навсегда вырваться из Девонпорта.

Когда я добралась до дома, там, как обычно, не было ни звука. Чарльз, должно быть, на улице, мама все еще на работе, а папа щелкает клавишами компьютера, треплется с кем-нибудь по «аське» до потери пульса вместо того, чтобы работать над своим великим романом. Кэш даже не залаял. С таким же успехом мы с Лаки могли бы быть призраками.

Но когда я открыла ширму с антикомариной сеткой, к моему ужасу, и мама, и папа, и Чарльз с Генри, и Кэйти стояли в гостиной.

— Сюрприз! — закричали они.

Чарльз держал торт, облитый розовой глазурью, утыканный белыми свечками. Но я уставилась именно на Кэйти: «Знает ли она обо всем?» Она широко улыбалась, обнажив скобки на зубах, по ее глазам было видно, что она понятия не имеет о моем унижении, просто видно было, что она отводит глаза, то ли чтобы показать, что ее сюда привел Генри, то ли чтобы посмотреть в окно и проверить, не видит ли кто-нибудь из ее знакомых, что она зашла ко мне.

Пока они распевали «С днем рожденья тебя…», я взглянула на розовые часы «Бэйби-Джи», которые Лаки подарила мне на тринадцатый день рождения. И правда, сегодня мой день рождения! Господи, это надо записать в анналы медицинской практики для дальнейшего изучения: ненормальная девица не помнит или ее просто не волнует, что ей стукнуло шестнадцать — нежный возраст. Я задула свечки на торте и пробормотала: «Спасибо». А затем быстро побежала в туалет, где склонилась над унитазом, и меня опять выворачивало наизнанку, но это были только рефлекторные позывы.

К несчастью, в спешке я забыла закрыть за собой дверь, поэтому немудрено, что за мной притащилась мама. По крайней мере, она держала мои волосы, пока я склонялась над унитазом. Когда все прошло, она села на край ванны.

— Боже мой, — сказала она. — Ты беременна. Я знала, что не надо разрешать тебе петь с этими хулиганами.

Мама издала легкий смешок. Как будто не придавала этому особого значения — просто пошутила, но мне шутка смешной не показалась.

— Мама, фу-у-у!

И, йоу, мамаша, расслабься, если все будет развиваться такими темпами, единственный возможный способ для меня забеременеть — непорочное зачатие.

— Из школы звонили. Ты ушла с уроков. Я бы с ума сошла от волнения, если бы отцу не позвонила Джоуди и не сказала, что ты в танцклассе. Чарльз целый час простоял у окна, выглядывая тебя. Они с Генри сами испекли торт. Правда, очень мило? Генри сказал, что в школе тебе стало плохо и что, может быть, ты не захочешь праздновать, но я настояла. Ты поэтому ушла с уроков, плохо себя чувствовала?

— Ага, — соврала я.

Телефонный звонок отвлек нас от разговора. Нам не так-то часто звонили. На самом деле я помню только два таких случая: однажды звонили пожарные, когда они проводили лотерею, и еще один раз, когда мама слонялась по дому в халате и тапочках, жевала печенье с арахисовым маслом и забыла, что у нее вечерняя смена в магазине.

Чарльз постучался в дверь ванной. Хоть у кого-то в нашем доме были хорошие манеры.

— Уандер! — закричал он. У меня в голове снова зазвенело. — Это тебя!

Пока я шла по коридору, Чарльз дернул меня за руку.

— Будь человеком, — проворчал он. — Скажи уже «спасибо» Генри, а то — как чужая. Иногда ты бываешь неблагодарной скотиной. Парень не будет тут вечно околачиваться.

Я отпихнула Чарльза.

— Заткнись, — сказала я и взяла у него трубку.

«Только бы это была Трина», — взмолилась я. Если бы это Трина звонила, чтобы поздравить меня с днем рождения, я могла бы пожаловаться ей на свою горькую судьбу. Я помедлила и слабо выдавила:

— Да-а.

— Уандер Блэйк? — ответил глубокий баритон.

— Да-а, — повторила я, пытаясь говорить нормальным голосом.

А вдруг звонили с какой-нибудь радиостанции — сообщить, что я выиграла клевый приз, а меня чуть ли не тошнит прямо в трубку, на радость всем радиослушателям Новой Англии.

— Уандер, это Джеральд Тигз. Ты что, меня не узнаешь? Ты сидишь? Ну что, Золушка, «Поп лайф рекордз» хотят подписать с тобой контракт.

Та же компания, которая работает с Кайлой! Они вызывают тебя на прослушивание на этой неделе. Сможешь завтра быть на Манхэттене? Я забронирую билеты тебе и твоей матери. Заберете их в аэропорту в Бостоне.

Смогу ли я завтра быть на Манхэттене? Будьте уверены.

Аллилуйя. Прочь отсюда.

Часть вторая

ОТТЕНКИ СВЕТЛОГО. «ГРЯЗНАЯ» БЛОНДИНКА