Pop-принцесса

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

Я тоже обожаю Джорджа Клуни, как и все остальные, но не сейчас.

— Ма-а-ам, выключи наконец ящик.

Я лежала на своем матрасе, на полу, прикрыв шарфом лицо, чтобы мелькающий экран телевизора не мешал спать. Вы думаете, мама боится пропустить интересный эпизод? Вовсе нет. Она уже знала, что доктор Даг Росс растлевает медсестру Хэтауэй на протяжении многих серий, но не дай бог маме пропустить волнующие моменты из жизни врачей в сериале «Скорая помощь», который идет повтором вот уже в сотый раз по утрам.

— Вообще-то, я не ждала тебя сегодня утром, — сказала мама. — По-моему, ты должна сегодня записывать диск. Почему у тебя от волос пахнет сигаретами? Как ужасно ты выглядишь! Ты что, курила?

Придя домой, я сразу бросила на пол матрас и. попыталась скользнуть под одеяло и уснуть. Не судьба. Маме надо было наброситься на меня и засыпать градом вопросов: «Что произошло вчера вечером? Почему ты так ужасно выглядишь? У Кайлы что, была вечеринка? Скажи мне хоть что-нибудь, Уандер Анна Блэйк!»

Я ничего ей не сказала и через пять минут уже спала без задних ног. Не прошло и двух часов, как начался повтор «Скорой помощи». Телевизор светил мне прямо в глаза, а в голове будто кто-то молотком отбивал: тук-тук-тук. И я не выдержала:

— Мама, выруби уже эту срань!

Одним из минусов в жизни начинающей поп-принцессы было то, что приходилось жить в одной комнате с мамой. Я люблю маму почти так же, как обожаю Джорджа Клуни, но нам катастрофически не хватало свободного места. Мне надо было скорее выпустить диск, чтобы мы смогли разбежаться по отдельным комнатам! Я представила роскошный четырехэтажный особняк Кайлы и дала себе установку петь на пределе возможности во время записи альбома, так как от этого зависело, смогу ли я избавиться от стесненных условий проживания в однокомнатной клетушке под одной крышей с мамой. Я, конечно же, не хочу, чтобы мамины проблемы с сердцем не позволяли ей подниматься выше первого этажа особняка, как в случае с бабушкой Кайлы (что позволяло Кайле безболезненно проводить вечеринки на третьем), но расстояние в несколько этажей между мной и мамой не помешало бы. Мама выключила телевизор. Она бросила на меня с дивана полный негодования взгляд, засунув руку в коробку с сухим завтраком «Фростед флейкс».

— Больше никогда не смей разговаривать со мной таким тоном, девчонка!

Тигр Тони укоризненно смотрел на меня с упаковки, пока мама поедала кукурузные хлопья прямо из коробки.

И мне сразу захотелось сказать: «Так какого лешего ты сидишь здесь целыми днями и ничего не делаешь, вместо того чтобы выйти из дома и поискать работу, в то время как ваша кормилица пытается выспаться и отойти от вчерашнего».

Вместо этого я извинилась, так как и правда чувствовала себя виноватой, но когда увидела, что у нее на глаза наворачиваются слезы, то, не в силах проявить чуткость, тут же натянула шарф на голову, чтобы снова заснуть, и попросила:

— Мам, принеси, пожалуйста, что-нибудь от головы.

Я услышала, как она взяла радиотелефон и нажала кнопку быстрого набора. Она говорила по телефону, как будто меня здесь не было.

— Твоя дочь грубит мне… Где ты был вчера, последний раз я звонила где-то в одиннадцать вечера… Ты оставил Чарльза одного дома, только чтоб съездить за этим?… Твоя дочь ночевала у Кайлы, по-моему, она опять курила!

А я чуть животик от смеха не надорвала под одеялом. Надо было сказать ей, что я не курила, но зато «хлопнула» несколько коктейлей и собиралась заняться сексом с существом по имени Лиам, который, как я вчера успела заметить, просто «а-абалден-но» целуется! Ну что, уж лучше бы я курила, мам?

Шарф был сорван с моей головы.

— Папа хочет сказать тебе пару слов.

Несмотря на то что мне было очень плохо, я обрадовалась, ведь с тех пор как я бросила школу, папа не разговаривал со мной не послал ни одной «электронки», только холодно спрашивал, как у меня дела, когда звонил по телефону раз в неделю, и даже ни разу не приехал к нам в Нью-Йорк.

— Привет, пап, — сказала я в трубку. «Ты и вправду поговоришь со мной?»

— Ты курила? — спросил он.

— Нет.

— Что вы делали у Кайлы? Там что, вечеринка была?

— Да, небольшая компания собралась. Так, несколько девчонок из группы подтанцовки, — мы разучивали новые танцевальные движения, ничего особенного.

Так ведь оно и было на самом деле, ни слова лжи.

— Мне казалось, ты обещала, что, если у тебя выдастся свободная минутка, ты будешь готовиться к сдаче экзаменов экстерном. Ты записалась на июнь. У тебя в запасе еще два месяца.

— Ладно, пап.

А про себя подумала: «Очнись, палан! На кой мне сдался твой экстернат? Ясно как божий день, что в колледж меня не пустят!» Но он так носился с этими экзаменами и ему так хотелось верить в мое светлое будущее, что я просто врала ему каждый раз и говорила: «Да, я готовлюсь». Хотя даже в руки не брала учебники с тех пор, как сбежала из девонпортской школы после рождественских каникул.

— В следующий раз придумай что-нибудь более убедительное, Уандер. И не обижай маму. Тут кое-кто хочет поговорить с тобой.

Папа передал трубку Чарльзу, и я услышала:

— Да не хочу я с ней разговаривать.

Но он все-таки взял трубку.

— Чете надо, жопа?

Его голос дал петуха. У моего маленького братишки ломается голос? Чего еще я не знаю?

— Все путем, жаба, — сказала я. — Ты чего не в школе?

— Весенние каникулы.

— Ой, так, может, приедешь к нам. Нью-Йорк клевый город, тебе понравится.

— Что в нем такого клевого?

Честно говоря, я и сама не знала. Главной достопримечательностью было то, что это был не Девонпорт. Самое клевое из того, что я видела, — это персональная раздевалка для знаменитостей в магазине «Беркдорф Гудман» и комната Лиама в доме у Кайлы.

— Ну, в этом городе я живу, я тоже клевая, — ответила я.

— Скажи это кому-нибудь другому, продажная поп-принцесса, — сказал Чарльз.

Он дурачился и ничего плохого не имел в виду, но что-то в его стебе больно кольнуло меня.

Может, до него дошло, что он сказал что-то не то, и он сменил тему:

— Генри заходил, спрашивал о тебе. Не понимаю, чего он вообще докапывается до тебя, ты ведь на него ноль внимания. Ты что, такая занятая и деловая теперь, что не можешь найти время позвонить своему старому дружку Генри-»ботанику»? Ну ладно, когда ты домой собираешься?

— Сильно сомневаюсь, что найду время.

Я чуть не бросила трубку. Очень надо выслушивать от братца про какого-то там Знайку. Я пахала целыми днями, у меня даже «мыло» проверить времени не было, и уж совсем не до телефонных разговоров со старыми друзьями.

— Давай не вредничай там с мамой и дай ей трубку, хочу поговорить с ней.

Я дала трубку маме, и снова пошли эти телячьи нежности: «Я так соскучилась по тебе, дорогой», и «Она правда пригласила тебя на танцы?», и, конечно же, «Да, я скоро к тебе приеду». Я знала, что мы думаем об одном и том же, — жизнь Чарльза шла своим чередом, а нас не было рядом, и мы пропускали все самое интересное.

Я проглотила две таблетки, которые мама положила на подушку, пока я разговаривала с папой, и снова заснула. Когда проснулась, мамы не было дома. Она оставила записку на журнальном столике: «Пошла прогуляться. Скоро приду. Мама». Не «целую, мама», а просто — «мама».

Голова, кажется, прошла. Уже было три часа дня. Почти целый день потерян. Если бы не похмелье, можно было бы сказать, что выходной удался! Я приняла душ и плюхнулась на диван перед теликом. Наконец-то я смогу спокойно посмотреть «Южный берег»! Я уже так давно была лишена этой маленькой радости.

Но тут вернулась мама.

— Выключи телевизор, Уандер.

Ушам своим не верю — мама попросила меня выключить ящик? Либо ей сделали лоботомию, либо произошло что-то страшное. Я нажала кнопку выключателя, а мама уселась рядом со мной на диван. Она вынула из бумажного пакета пластиковую упаковку. Горячий суп!

— Вчера я поговорила с бабушкой Кайлы, — сказала она. — Они приглашают тебя пожить у Кайлы, если хочешь. В этой квартире нам с тобой стало тесно, и мне нет никакого смысла оставаться здесь. Ты работаешь сутки напролет, мы почти не видимся, я тебе, по-моему, вообще мешаю…

— Ты же знаешь, что это не так, мама!

Не понимаю, почему я спорила: то ли действительно хотела быть с мамой, то ли мне было неловко от мысли, что присутствие мамы, если быть откровенной, вовсе не обязательно.

Мама поигрывала с мокрой прядкой моих волос так, как она обычно любила делать.

— Спасибо, что ты так говоришь, доченька. Но давай посмотрим на вещи реально. Тиг позаботится о твоих занятиях вокалом, танцами и записью пленок. Меньше чем через два месяца ты отправишься в турне, и тебя не будет все лето. Мне нечего здесь делать.

Мама оттянула резинку на лосинах:

— И сдается мне, что я набрала еще пять кило, пока сидела дома и ждала, когда ты придешь с репетиций.

— Ноты могла бы найти работу, или пойти на курсы, или еще что-нибудь придумать! Не надо сидеть и ждать, когда я приду. Ты ведь в Нью-Йорке! Говорят, здесь есть на что посмотреть. Займись чем-нибудь, о чем ты всегда мечтала.

— Уандер, я останусь, если ты хочешь, если ты думаешь, что не справишься без меня. Но я вижу, что ты практически стала взрослой. Ты преуспеешь независимо от того, буду я рядом или нет.

Мама заплакала и говорила дальше сквозь всхлипы и глубокие вздохи.

— Я совершила ошибку, — мне хотелось, чтобы ты добилась успеха для себя и в память о Лаки, но в итоге получилось, что я потеряла обеих дочек. А у меня есть муж и еще один ребенок дома… И если я не поспешу, то довольно скоро и им буду не нужна.

Я крепко обняла маму, положив ее голову себе на плечо. Ее тело вздрагивало от судорожных рыданий.

— Тогда поезжай домой. Я справлюсь. Извини, что так себя вела.

Я вдруг почувствовала себя такой старой.

Моя футболка стала мокрой от ее слез, но мы сидели, крепко обнявшись.

Я могу приехать осенью, — всхлипывала она, — когда ты вернешься из турне. Надеюсь, к тому времени мы сможем снять большую квартиру. И тогда нам надо будет собраться всем вместе, всей семьей.

— Точно, — сказала я, — конечно, соберемся, мама.

И в этот момент в душе что-то надломилось. Я и впрямь хотела, чтоб она уехала, чтоб вернулась домой к папе и Чарльзу, я и впрямь мечтала стать вольной птицей.

В животе ощутилась странная пустота, но теперь уже не от похмелья: начиналась самостоятельная жизнь.