Воитель

ГЛАВА 2

ДОЛЖНО БЫТЬ, ОН БЫЛ САМЫМ КРАСИВЫМ СОЗДАНИЕМ, которое я когда-либо видела в своей жизни. Казалось, он заполнил собой всю комнату, хотя физически он не мог быть таким же большим, как Педерсен. У него было лицо ангела Боттичелли — высокие скулы, полный, красивый рот, сильный острый нос. Его волосы были коротко подстрижены на идеально очерченной голове, почти военная стрижка. Я всегда питала слабость к длинным волосам у мужчин — у Йоханна были экстравагантные каштановые кудри. Но этот мужчина был… необычным.

Он был очень силён, я могла сказать это по силе его тела, хотя под лоснящимся чёрным костюмом, который он носил с небрежной элегантностью, не проступало никаких крупных мышц. Галстука не было, и чёрная рубашка была расстёгнута, обнажая гладкую золотистую плоть. "Графиня не одобрила бы такой неформальности", — подумала я, оглядывая его с ног до головы. Я всегда инстинктивно знала, могу ли я завоевать мужчину или нет. И этот, вероятней всего, не из моей лиги.

Я оглянулась на Педерсена и графиню. Я могла бы сказать, что Педерсен не был так впечатлён, как я — он смотрел на красивого незнакомца с едва заметным оттенком презрения, вероятно, одураченный его почти небесной красотой, и отнеся его к легковесным. Но ведь ум Педерсена никогда не был столь силён, как утверждала графиня.

— Тори, это Микаэль Анджело. А это моя дорогая дочь Виктория Беллона, нежно именуемая Тори.

Я фыркнула. Знаю, что не должна была позволять себе этого, но ничего не могла с собой поделать. Во-первых, что за нелепое имя. Во-вторых, как сдержаться при мысли о том, что моя мать питает ко мне нежные чувства.

— Вас назвали в честь мастера эпохи Возрождения или одного из черепашек-ниндзя? — спросила я раньше, чем смогла одернуть себя.

Мужчина смотрел на меня холодными, отстранёнными глазами, такими карими, что они казались почти чёрными, но внезапно его взгляд заострился, сфокусировавшись на мне, и он плотно сжал губы. Ему явно не понравилось то, что он увидел.

— Тори, не говори глупостей! — трель смеха матери действовала мне на последние крупицы моих нервов. — Черепашки? — никто никогда не уличил мать в том, что она разбирается в популярной культуре. Если бы они не дали мне свободного доступа в интернет, я бы тоже ничего не знала. — Не обращайте на неё внимания, монсеньор. Она слишком молода для своего возраста.

Монсеньор? Был ли этот мужчина кем-то вроде священника? Конечно, в его прекрасном лице и глазах присутствовал аскетический оттенок, но рот был слишком чувственным для праведника. А потом он заговорил, и всё стало намного хуже.

— А сколько ей лет, графиня?

Господи, его голос был неописуем. Роскошный и тёплый, полный музыки, жизни и мощного обольщения, даже когда его лицо было холодным и отстранённым. Даже самый уродливый мужчина в мире с таким голосом мгновенно уложил бы женщин на спину. Это было до неприличия несправедливо, что бог растратил столько даров на одного человека.

Графиня напряглась, но улыбка её не дрогнула.

— Вы не хуже меня знаете, монсеньор. Ей уже почти двадцать пять.

Он уставился на меня, как фермер на свинью, приготовленную к забою.

— Без малого опоздали.

— Конечно, монсеньор. Если бы сегодня не пришло известие, мы были уже готовы избавиться от неё.

Я развернулась, потрясённая спокойной смелостью её слов, подтверждающих все мои догадки.

— Избавиться от меня?

Но графиня никогда не обращала внимания на мои вопросы.

— Если вы считаете, что она слишком стара, то мы не можем ждать следующего ребёнка.

Следующего ребёнка? О чём, чёрт возьми, они говорили?

Мужчина продолжал пристально смотреть на меня, и мне показалось, что я вижу неприязнь в его тёмных глазах. Что же ему во мне не понравилось, кроме моего остроумного вопроса о его имени? Он покачал головой.

— Мы не можем позволить себе ждать ещё восемнадцать лет. Ей придётся это сделать.

Ладно, с меня хватит. И хотя я не смогу сразиться с незнакомцем в рукопашном бою, было ясно, что перчатка была брошена, и графиня больше не скрывала того, что они уготовили для меня.

Я пересекла комнату и села, оказавшись на полпути между моей неподходящей матерью и темноволосым незнакомцем.

— Сделать что? — спросила я. — Ждать кого? Избавиться от меня?

Графиня позволила своему холодному взгляду скользнуть по мне, словно я была неприятной помехой, но на этот раз она ответила мне.

— Мы оба это знаем, Тори. Ты всегда была умным ребёнком, несмотря на все свои недостатки. Дело в том, что ты была воспитана и рождена с определённой целью, и эта цель исчезает, когда тебе исполняется двадцать пять лет. К счастью, от монсеньора пришло известие, что тебя наконец-то призовут. Педерсену было бы очень больно избавляться от тебя.

Я даже не потрудилась взглянуть на своего амбала-наставника. За все годы нашего знакомства он ни разу не выказал никаких эмоций. Я предполагала, что он был невосприимчив к боли. Но это задумчивое выражение стало ещё сильнее, и он едва ли походил на человека, освобождённого от тяжкого долга.

— Но… но почему? — сказала я, когда смогла перевести дыхание. — Призовут для чего? Кто я такая?

Тишина в комнате становилась всё более напряжённой, и графиня, верховная хозяйка, неловко заёрзала на стуле своей костлявой задницей. Педерсен тоже ничего не сказал, и только незнакомец мог меня просветить.

— Я бы сказал, что самый важный вопрос тут, кто ты такая? — сказал мужчина с голосом ангела. — А ответ заключается в том, что ты… Виктория Беллона, древнеримская богиня войны и…

— Ты хочешь сказать, что меня назвали в честь древней богини войны, — поправила я.

Он оказался не из тех, кто любит, когда его перебивают.

— Нет, — сказал он. — Ты и есть римская богиня войны или, по крайней мере, её новое проявление. И ты — моя жена.

От этого у меня перехватило дыхание. Итак, не довольствуясь тем, чтобы просто убить меня, они собрались сначала поиграть со мной, приведя сумасшедшего красавца, чтобы подразнить меня.

— Да, конечно, — сказала я. — Мне почему-то кажется, что я забыла о свадебной церемонии.

Я умолкла под его пристальным взглядом, и он снова повернулся к женщине, которая якобы родила меня.

— Вы забыли упомянуть её неприличный язык. Ваша задача состояла в том, чтобы воспитать её, как подобает званию. Отсутствие должного почтения вызывает тревогу.

Я открыла рот, чтобы сказать ему, куда он мог бы засунуть своё должное почтение, но графиня заговорила первой.

— И она больше не девственница. Мне кажется, я ясно дала это понять. В самом деле, от неё больше хлопот, чем пользы, монсеньор. Я бы посоветовала вам подождать, пока не появится следующий, более подходящий кандидат.

Следующий? Что за фигня? Но монсеньор покачал своей красивой головой.

— У нас нет такой возможности. Девственность не имеет никакого значения, так как договоренность — это всего лишь формальность. И она научится следить за своим языком. Я заберу её.

"Заверните её, ребята, она уже готова", — с горечью подумала я. Я пристально посмотрела на него.

— А что, если я не хочу уезжать?

Он взглянул на меня.

— Не говори глупостей, Виктория Беллона. Твой выбор: быстрая смерть или жизнь с Падшими. Только дурак может выбрать смерть, и какие бы другие недостатки у тебя ни были, я думаю, что ты не дура.

Он сдерживал меня. У меня ещё оставалась последняя капля силы для борьбы, но, по правде говоря, я бы пошла с Аттилой к гуннам, если бы это означало, что я могу сбежать от своей матери и Педерсена.

— Меня зовут Тори, — сказала я. — Только не Виктория Беллона. И кто, чёрт возьми, эти Падшие?

Впервые этот изящный рот изогнулся в улыбке, хотя она была далеко не приятной.

— Я не какая-нибудь черепаха и не мастер эпохи Возрождения, Виктория Беллона. Падшие — это падшие ангелы, а я — архангел Михаил.

Я бросила на него долгий оценивающий взгляд. Верная смерть от рук моих опекунов или будущее с безбрачным безумцем? Выбор был очевиден.

— Хорошо, ваше святейшество. Я в деле. Когда выдвигаемся?

Он был недоволен мной, но это было наименьшей из моих забот.

— Сейчас.