Любовь по Нерасчету

— А какая ещё? — с очаровательной непосредственностью удивился Олег.

Я даже фыркнула — не удержалась.

— Ну, вообще-то, если ты не в курсе, то симпатия между мужчиной и женщиной должна быть взаимной, чтобы они могли строить романтические отношения.

Олег неверяще усмехнулся:

— Хочешь сказать, я тебе не нравлюсь? — и показательно распрямил плечи, выпятив мускулистую грудь, тем самым формулируя невербальный риторический вопрос: как вот это всё может кому-то не нравиться?

Я не стала оставлять его без надежды:

— Ты мне нравишься. Как человек. Но как мужчина… ты не в моём вкусе.

— Да брось! Я во всех вкусах.

— Именно поэтому.

— Не понял?

— Ты слишком красивый. Это портит людей.

— Хочешь сказать, я испорченный?

— Могло быть хуже, — искренне согласилась я. — Но в том случае я бы даже приятельских отношений поддерживать не смогла. А с тобой — можно.

— Погоди, я не понял, в чём проблема с моей внешностью?

— Она нравится всем. Ты нравишься всем. Каждой встречной юбке. Твоей девушке очень сложно в такой ситуации сохранять спокойствие и позитив. Представь, что ты встречаешься с королевой красоты, мисс мира?

Лицо Олега расплылось в довольной ухмылке:

— Да… было бы круто…

Боже, он сам-то понимает, что признаётся девушке, которую только что пытался поцеловать, в собственной патологической "юбочности"?

— А теперь представь, что твоя девушка не может выйти на улицу без того, чтобы к ней кто-то пристал? Что каждый самец в радиусе двадцати метров кладёт на неё глаз. И ладно, гамма самцы — посмотрят, облизнутся и дальше пойдут. А как быть с реальными конкурентами? С альфами… Ты просто не можешь быть спокоен. Тебе нужно или постоянно быть с ней рядом, или запереть её дома, но этого она не захочет. Наоборот, красивые люди обычно чувствуют некую "обязанность" дарить свою красоту людям. Флиртовать со всеми подряд, улыбаться и строить глазки. Понимаешь, о чём я говорю?

— Да… но на меня-то ты можешь положиться, я не стану изменять тебе ни с кем. Хочешь, даже флиртовать перестану? Оставлю только для тренировки гардеробщиц за 50 — и всё.

— Нет, не хочу. Я хочу, чтобы ты делал то, что доставляет тебе удовольствие.

— Тогда подставляй губки!

— Но это нарушает уже мою свободу. Она священна.

— Слушай, что за дурацкое словоблудие?

— Не любишь ходить вокруг да около, да?

— Терпеть не могу!

— Окей. Скажу просто и грубо: не люблю красивых мужчин и стараюсь их избегать. Вот вижу красивого — и сразу в кусты. Так понятно?

— Да это бред какой-то!

— Хорошо. Тогда ещё грубее: ты мне не нравишься. Ты красивый, но легкомысленный, а я люблю серьёзных мужчин.

— Да я серьёзный! Это только видимость такая, а я очень серьёзный…

Я покачала головой:

— Это пустые слова. Я сужу о людях по поступкам.

— И какие поступки характеризуют меня как несерьёзного?

— То, что ты меняешь работу, как настроение. Что болтаешь тогда, когда должен молчать. Что лезешь в драку с подростками. Что катаешься на мотоцикле, в конце концов…

— Надо же серьёзному человеку куда-то сбрасывать напряжение, — буркнул он, явно запомнив только последнее моё предложение.

Я пожала плечами:

— Да ради бога, я вообще не покушаюсь. Просто нам не по пути.

Олег разочарованно вздохнул:

— Сонь, ты дай мне хоть шанс…

— На что?

— Очаровать тебя.

— Честно говоря, у меня даже времени на это нет. Видишь, какой плотный график работы?

Он кивнул:

— Ладно. Понял. Но не надейся, что я так просто отступлю. Серьёзные парни — они не сдаются, верно?

Я улыбнулась:

— Они хорошо различают, где нужно дожать, а где сдаться. * * *

Утром, часов в десять, шеф заехал за мной сам. Он был в отличном настроении, как и я, потому что хорошенько выспалась и позавтракала на славу: мама напекла блинов и нажарила сырников. Никита Андреевич поднялся за мной прямо до двери, и когда я его впустила, блаженно потянул носом.

— Домашняя еда! — просияв улыбкой, воскликнул он, и мне ничего не оставалось, как пригласить его на дегустацию маминых кулинарных изысков.

Честно говоря, я немного стеснялась нашей бедной обстановки. У шефа-то, наверное, шикарные апартаменты с прислугой, а мы ремонт сто лет не делали: ни времени нет, ни денег…

— Вообще-то, я, конечно, уже позавтракал, — смущённо пробормотал Никита Андреевич, — но как отказаться от такого предложения…

Он, разумеется, как вежливый человек старательно делал вид, что скорее доволен, чем разочарован, но беспокойство всё равно не оставляло меня.

— Никита Сергеевич! — завидев моего начальника, радостно воскликнула Дашка, сидевшая на кухне и уплетавшая блинчики со сгущёнкой (и куда только калории деваются в этом тощем тЕльце!).

— Андреевич! — прошипела я, делая знак рукой, чтобы сестра немедленно сдрыснула к себе в комнату.

— Привет! — подмигнул ей шеф, а потом вежливо поздоровался с маман, стоявшей у плиты с испуганно-растерянным видом: — Доброе утро! Никита, — и протянул ей руку.

Она вытерла свою о фартук и с неловкой улыбкой вложила в его крепкую ладонь.

— Здравствуйте, Никита Андреевич! — пролепетала мама дрожащим от восторга голосом (нечасто в нашей крошечной убогой кухоньке появляются столь блистательные джентельмены). — Очень рада с вами познакомиться! А я Варвара Михайловна, Сонина мама.

— Вы сегодня в Р-ск едете? — с любопытсвом поинтересовалась мелкая зараза, которая и не думала покидать помещение.

— Да, — кивнул ей Никита Андреевич и спросил у меня: — А где можно руки помыть?

Я проводила его в ванную, а сама вернулась и попыталась выдворить сестру, но та стояла стеной. То есть, сидела. На табуретке. Мешком цемента. Тощая-тощая, а попробуй с места сдвинь… Мы чуть не поругались. Шеф застал нас на пороге очередного конфликта (вчера Дарье изрядно досталось за многократную демонстрацию характера) и мягко коснулся рукой моего плеча, успокаивая с одной стороны, а с другой запуская мурашек по всему телу:

— Ничего страшного, Софья, мы все вчетвером тут прекрасно поместимся, верно, Даша?

Он невозмутимо опустился на табурет совсем рядом с моей сестрой, отчего она расплылась в гримасе неописуемого блаженства.

— Это что за рубашка? — наглющая девчонка принялась лапать Никиту Андреевича перемазанными в сгущёнке пальцами за кусок ткани, который, надо полагать, вручную ткали итальянские девственницы на рассвете.

— Не трогай! — рявкнула я, совсем как на своих последних уроках, когда дети уже почуяли наступление летних каникул и наотрез не желали учиться.

Даже шеф вздрогнул:

— Что ты, Софья, всё в порядке… — пробормотал он успокаивающе и опять погладил меня по руке, только теперь уже не прикрытой блузкой. Мурашки совсем взбесились, даже говорить стало тяжело.

— Испачкает ведь… — выдавила я приглушённо.

Дашка скроила недовольную мину, но шаловливые ручонки от плеч Никиты Андреевича убрала. А тему не забросила:

— Это "Армани" или "Хьюго Босс"? Сонь, посмотри, какая ткань…

Шеф усмехнулся:

— Вообще-то, "Коллинз"…

— О! — сестра удивилась, что мой начальник так неприхотлив, но градус восторга не понизила: — Круто! Я тоже против понтов.

— Иногда они нужны, — не согласился Никита Андреевич. — Но в прочие моменты можно найти более оптимальное применение деньгам.

Он с аппетитом поел блинов и сырников, предпочитая сгущёнке мамино черносмородиновое варенье, а потом позвал меня в коридор.

— Я готова! — заявила я, решив, что мы уходим, но шеф с некоторым смущением произнёс:

— Можно попросить тебя… одеться иначе?

Я растерянно глянула вниз, на свою блузку и юбку до колен. Не "Армани", конечно, но, вроде, вполне прилично. Не заношенное, чистое…

— Вот… то платье, помнишь, в котором ты пришла в первый рабочий день? Голубое такое, под цвет глаз…

Я опешила:

— М-можно… а зачем?

Он пожал плечами:

— Оно тебе очень идёт.

Мурашки пробегались по телу волнами, оставляя после себя огненный шлейф.

— Спасибо… Хорошо… Сейчас надену, только… давайте зайдём на секунду в ванную.

Он послушно последовал за мной, мы оказались в ещё более тесном пространстве, отчего стало совсем трудно дышать. Чёрт, ну почему же он так на меня действует? Ну да, мужчина, молодой, привлекательный, да ещё пахнет так — мм! — но всё это есть и у Олега, а вот на него тело не реагирует столь остро…

Я включила воду, смочила пальцы и стёрла капельку тёмно-фиолетового варенья со щеки шефа. Вроде, секундное действие, но время будто замерло вместе со мной и этим благоухающим симпатичным мужчиной. Он склонился совсем низко и вдруг положил крупные тёплые ладони мне на талию. Живот залило смесью горячего киселя и холодного шампанского, которое бурлило и стреляло пузырьками. Я замерла в ужасе и восторге одновременно, и неизвестно, чем бы эта двойственность закончилась, если бы не Дашкин звонкий голос, который быстро вывел нас с Никитой Андреевичем из оцепенения.