Нам нельзя. Петля судьбы.

19.

Евгений.

Задорный, но тихий смех доносится из-за двери.

Смех в отделении, которое видит чаще всего слезы или метания врачей, которое изначально призывает к молчанию и соблюдению правил.

А тут улыбка. И я улыбаюсь, когда стучу больше по привычке, и вхожу внутрь. У меня нет так много времени для посещения, но я не намерен отдавать даже секунды, которые отвоевал для нас.

Цепляю окончание фразы и понимаю, что Илья снова рассказывает сестре, как я убеждал его в необходимости быть здесь. Да, мы с трудом избежали рукопашной, когда Светлов решил передумать, едва мы вышли из лифта на нужном этаже.

«Хотел проверить», — коротко извинился Женин брат, и я принял его такое объяснение. Не знаю, какую бы дичь творил я, будь на его месте. Сестра в реанимации, шансы пятьдесят на пятьдесят и это не то, что оценивание работы органов и прочее. Дошло до точки, когда мы, затаив дыхание, ждали: очнется или нет.

Но я твёрдо верил, что да. И сейчас в неё верю!

— Привет, Облачко, — подхожу ближе и целую тонкое запястье.

Подушечкой пальца глажу нежную щёку и примериваюсь, куда поцелую свою девочку. В носу противно щиплет, но губы мои улыбаются, а голос звучит бодро. Женечка… пока не видит…

Она реагирует на свет, понимает по движению теней и на этом пока всё. Но я знаю сам и убеждаю день за днём её, что всё восстановится. Прогнозы… Хорошие прогнозы. Точнее, хорошо, что они есть.

— Оставлю вас, — Илья хлопает меня по плечу и помогает придвинуть стул. Я сразу после капельницы поднялся на этаж. Кивком головы благодарю Светлова и снова прикасаюсь к Жениной руке.

— В отделении новая медсестра, — решаю пожаловаться. — Иглу втыкает насквозь. У меня синяк на полруки.

— Красивый?

Смеюсь над её вопросом. Только моя девочка может спросить подобное. Но мы оба понимает, что именно её интересует.

— Вся фиолетовая палитра. Хинакридон с переходом в ультрамарин.

— Ооо!

— Я обязательно зарисую, а ты потом посмотришь. Что хочешь, чтобы это было? Ирисы? Или можно колокольчики.

Я намерено говорю так, чтобы у Женечки не было сомнений. Она увидит. Сама увидит!

Пока она лежала под аппаратами, я читал всевозможные статьи, форумы и консультировался с кучей психологов. Но ни один из предложенных методов не подходил. Может, я не то читал или не то спрашивал? А самый дельный совет дала, как ни странно, Настёна. В какой-то момент я решил поделиться с младшей сестрой. Сам не знаю, зачем это сделал. Но малая выдала идеальный вариант: веди себя так, как будто ничего не произошло.

— Ирисы, наверное, красиво. — Облачко задумчиво морщит нос. — Но я хочу небо. Так скучаю по нему…

— Тсс, — тут же подаюсь вперед и целую подбородок, скольжу выше, касаясь потрескавшихся губ. — Будет тебе грозовое небо.

— Или нет! Не совсем небо. — Я слушаю, не отстраняясь. От Жени пахнет лекарствами, но я отметаю этот запах и улавливаю только её, цветочный. — Пусть это будет река? Ночная река с быстрым течением. И в ней отражаются деревья, которые кажутся размытыми карликами. И небо, чернильное такое, с россыпью звёзд. Да?

— Обязательно, — хриплю в ответ, представляя ясно картинку. Сейчас не я её глаза, а она мои. — Обязательно. И лунная дорожка, которая разделит реку.

Я очень чётко представляю себе то место. Знаю, где оно находится, и — клянусь! — когда-нибудь Женечка увидит его, сама перенесет на бумагу впечатления.

Чтобы не проваливаться глубоко в эмоции и не зацикливаться, а главное, не допустить грусти, меняю тему. Веселю девочку байками своего спортивного прошлого: как притирались друг к другу, как с Игнатом пару раз дрались, прежде чем стать «не разлей вода». Вернувшийся Илья застает нас хохочущими над очередным провисом друга. Его своеобразное чувство юмора обеспечивает меня запасом историй на пару лет вперед.

— Хорошее настроение — залог выздоровления. Но, ребят, пора. Тебе обедать, Жеке отдохнуть не мешало бы. Все—таки ты ещё даже не в палате, — Светлов с довольным видом записывает показатели с мониторов и показывает мне «класс».

— Уже?

— Я ещё зайду? — Вопросительно смотрю на Жениного брата. — Вечером.

— Он ещё зайдет вечером, — послушно повторяет Илья и снова расплывается в улыбке. — И я тоже зайду. Провожу твоего друга и вернусь.

— Парня, — поправляю под очередную ухмылку и оставляю торопливый поцелуй на сухих губах.

Впитываю в себя нежную ответную улыбку, прежде чем выйти за порог. Это… стало привычкой… смотреть и запоминать каждую чёрточку, чтобы потом воспроизводить в памяти и представлять, как мы вдвоем гуляем по парку, едем в машине или купаемся в море. Или болтаем, сидя рядом, и наслаждаясь чаем из одной кружки. Или просто молчим, лёжа рядом, и переплетя пальцы.

— Почему Женя до сих пор здесь? Она же хорошо себя чувствует?

Волнующий вопрос, ответ на который меня давно занимает. Облачко находится в интенсивке, как называют медсестры, уже вторую неделю. Если сначала было объяснимо, то сейчас же ей лучше?!

— Слишком слабая, там ей… Мы решили не торопиться. Я предупреждал, что с ней всё сложнее.

— Я помню. Так ей лучше?

— Лучше. Через несколько дней попробуем снять повязку. Женька тебе говорить не хотела, боится, вдруг не получится. Но у нее большой сдвиг.

Светлов гордится сестрой. Я горжусь своей девочкой. Мы оба не можем сдержать радости. Казалось бы, что делает человека счастливым? Многие ответят, что власть или деньги, стабильность, возможности, самореализация… много чего накидали бы. А по факту ты счастлив, когда узнаешь, что твой любимый человек справляется, борется и… скоро тебя увидит…