Нам нельзя. Петля судьбы.

23.

Евгений.

… скинув плащ на руки Игната, к нам проходит Виола. Моя бывшая девушка…

Походкой от бедра, как и всегда, Виола проходит ко мне, ничуть не смущаясь выражения лица. А смотрю я не просто неприветливо. Уверен, что отвращение и брезгливость — самые мягкие эмоции, которые я транслирую по мере приближения бывшей. Бывшей забытой девушки.

Скорее даже не так.

Бывшей предавшей девушки.

В ушах долго звучат ещё её ехидный голос, что она не станет тратить время на инвалида. И надо же: явилась. Откуда только узнала?

Впрочем, ответ находится быстро.

— Тренер сказал, ты собираешься вернуться?

Как я мог забыть о том, что она племянница нашего биг-босса? Собственно, о сборе наверняка узнала у того же источника.

— Не твоё дело, — хмуро отбиваю. Правильно будет вывести её вон, но воспитание и выбитое на подкорке правило никогда не обижать девчонок не дают поступить, как того заслуживает Виолетта.

— Коть, ну чего ты? Обиделся тогда, да? И общаться перестал…

Прикусываю губу и с недоумением смотрю в лицо той, которая сейчас легко и непринужденно… Чёрт, она удивлена?! Она реально удивлена и не чувствует за собой вины.

— Виол, лучше свали, — Орловский отмирает, пока остальные таращатся в немом изумлении.

Отказывалась от меня Виолетта также при всех, старательно отыгрывая роль жертвы. Она явно видела себя обманутой: популярный парень и вдруг с таким изъяном.

Да, статус и внешность, доставшаяся от родителей, нравились девчонкам всегда, а спортивные достижения и успехи в учёбе усиливали эффект.

— Игнат правильно говорит, у нас нет общих тем. Ты сделала свой выбор тогда, когда мы считались парой. Считались, Виола. Но не были. Улавливаешь разницу?

Совмещаю слова и действия — подталкиваю к выходу, по дороге подцепив плащ. Буквально всовываю в руки девушки и за локоть волоку к калитке.

— Не унижайся больше, чем сделала когда-то.

Это всё, что бросаю напоследок. Прикрываю глаза и выдыхаю, подставив лицо солнечным лучам. Чистое небо размытыми мазками стелется наверху, отражая свет, который даём мы. Это не мои впечатления, а милого смущенного Облачка. Она рисовала небо, а я решал тригонометрические функции.

Кажется, давно это было. А в реале прошло меньше недели.

Тянет меня к ней, хочу обратно, чтобы привычно сидеть рядом и разговаривать или молчать. Настолько неважно, что становится смешным: как можно комфортно молчать? Оказывается, это даже приятно, когда рядом твой человек.

И что могут статус и власть против судьбы? Да ничего. Мой пример тому… пример, как бы ни звучало нелепо или приторно.

Вдохнув глубже, возвращаюсь к заждавшимся парням. Они уже вовсю обсуждают... Не Виолу, а игру. Знаю, что моя команда не предаст и не станет мутить воду за спиной. И они знают: если захочу сказать, озвучу всё сам.

— Окончательно? — бросает Орёл. Ему можно.

— Бесповоротно, — отражаю и широко улыбаюсь. — Феи рулят.

***

Визг Насти оглушает всех моментально. Пацаны смеются, а сестренка виснет на шее и болтает в воздухе ногами, отказываясь отцепляться.

Никакие увещевания, что мне может быть тяжело, не действуют. Она умудряется задеть ногами стол, чтобы перенести часть веса, но не отлепиться.

— Ладно, на созвоне, — кто-то из ребят озвучивает очевидное.

Нам надо остаться наедине, они это понимают.

Машу свободной рукой, а мама провожает. Вернувшись, прижимается ко мне со спины и тихо плачет. Я чувствую её подрагивающее тело и силюсь повернуться, но Настюха мешает это сделать.

— Ма, не надо, — бормочу, но у самого в носу щиплет.

— Как не надо? Надо… Сыночек… Вернулся…

— Ты меня, как с войны встречаешь, — пытаюсь шутить, но глупо получается. — Не первый же раз, мам.

— Может, и с войны, Жень. Сколько людей уходит.

Мама часто дышит, но берет себя в руки. Я как раз ссаживаю сестренку на столешницу и прижимаю её к себе за плечи. Тоже ревёт.

— Развели болото. А ну хватит солить футболку, лучше покормите своего бойца.

Смех сквозь слёзы куда лучше, чем молчаливый плач. Мои любимые девочки начинают суетиться, а я присаживаюсь и жду, что мне подадут на обед.

У нас, конечно, принято принимать пищу в столовой, чтобы красиво накрыто, музыка фоном. Это мамины причуды: пару лет назад она вычитала, что классическая музыка улучшает пищеварение. Сомневаюсь в пользе, но мы не любим огорчать нашу ма.

Сегодня до столовой добираться лень: хочется ближе и теснее, и всем вместе. К тому моменту, когда выставляется ароматный бульон и раскладывается гарнир, подъезжает отец.

Снова объятия, слезы и радостный смех.

Папа довольно откидывается на спинке стула:

— Когда вы хохочете, душа радуется. Рассказывай сын, всё-всё рассказывай.

И я «всё-всё» рассказываю, хотя миллиард раз уже рассуждали, обсуждали, разговаривали. Но я же понимаю, родителям не терпится услышать вердикт Светлова ещё и ещё раз. Да я сам перечитывал и перечитывал.

— А про подружку?

Вот «вовремя» задремавшая Настя влезает. Мама опускает голову и прячет улыбку, отец оценивающе смотрит и ждёт ответ.

— Подружка? В клинике? Удивляешь, сын.

Обычно папе нет никакого дела, но сейчас предвыборная гонка подходит к финалу и его, безусловно, волнуют любые вопросы. Кто, где, с кем…

Никакая тень не должна омрачить идеальный имидж Вячеслава Каминского.

— Не подружка, па. Моя девушка. У нас с ней всё серьёзно, — обвожу семью взглядом и повторяю: — Очень серьезно.

— В клинике? Сын, тебе не пять лет! Даже Настя понимает, что такая больница не подходящее место для знакомства. Что вы там делали? Капельница на двоих? Таблетки по расписанию? Женя, я надеюсь, ты придешь в себя и осознаешь нелепость твоих заявлений. Серьёзно у него…

Отец начинает повышать голос, а я сильнее сжимаю кулаки. Мама видит это и пытается утихомирить, но бесполезно.

Отца несёт, а меня накрывает, когда он переходит на Светловых. Речь, что он и так пошёл на уступки и доверил жизнь сына «одному из», я прерываю криком.

— Не ты уступил, пап, не ты! Он! Он мог бы отказаться, но взялся за лечение, потому что не делит людей на друзей и врагов! Не отказался и работал со мной наравне со всеми! Этот Светлов, как ты говоришь, ночью спасал дряхлого старика, а утром проверял моё состояние, тщательно сверял, корректировал, что-то делал. И ни разу, пап, не сказал, что я человек второго сорта, потому что его отец и ты — конкуренты! Ни разу!

— Жень, успокойся, — мама гладит по руке, но уже прорвало и так просто не отпустит.

Отца заботит репутация и имя, меня… С недавних пор меня заботит семья Светловых, как ни парадоксально. Любимая девочка — дочь папиного врага, но он про это пока не знает.

Исключительно ради мамы беру себя в руки и, несколько раз саданув кулаком в стену, скрываюсь в своей комнате. Укладываюсь на постель и бездумно смотрю в потолок. Подмывает позвонить Женечке, но я четко знаю время капельниц и не могу потревожить. Чуть позже обязательно наберу её, спрошу, как прошёл день и как она себя чувствует. От её голоса сразу успокоюсь и начну отсчёт часов до нашей встречи.

С родителями будет сложнее… Мама примет, хоть она и ведомая, но поймет, я уверен. Насте моё Облачко точно понравится. А вот отец… с ним будет сложно… Донести не просто свою позицию, а показать свой мир, в котором даже у белого есть оттенки, а утренний рассвет прекрасен в любую погоду.