Zero. Обнуление

* * *

Они говорят между собой почти всю ночь, пока веки не смежаются сами собой, и бездонное изнеможение увлекает их в сон.

Но перед тем им удается выложить друг другу столько историй, сколько, по их мнению, может вынести другой, нерешительно целуются, оценивают и критически нащупывают изменения друг в друге. Уоррен признается, что чувствует себя стариком. Развалиной. «Не поддающийся ремонту» – выражение, которым он пользуется, описывая себя. У него трясутся конечности. Волосы пересыпаны сединой. Да еще и нервное расстройство. «Да я ли это вообще?» – спрашивает у нее Уоррен. Конечно же, он самый, говорит она ему, осыпая поцелуями, когда Уоррен срывается, захлебываясь рыданиями у нее в объятьях.

Ей же нужно, чтобы он понял ее нынешний душевный настрой, а также мыслительные шаги, которые привели ее сюда…

Сначала было решение сдаться.

После убийства Джастина она скрывалась еще целые сутки, но затем вступила в секретные переговоры с Эрикой Куган, которая заверила Сэм, что ей не причинят вреда. Делать из нее мученицу не пойдет на пользу никому.

Так что «Слияние» с согласия ЦРУ, ФБР и генерального прокурора США смогло предложить ей – в обмен на полное сотрудничество с ее стороны – полный иммунитет в деле, ставшем известным как Датагейт[77]. В обмен на ее молчание о Бакстере, его электронной корреспонденции и секретных сделках с Китаем и Россией ей гарантировали свободу. Джастин Амари, лежащий в могиле, понесет всю ответственность за взлом баз АНБ и кражу, которая, по большому счету, не причинила национальной безопасности видимого ущерба благодаря быстрой работе (и убийственной меткости) правоохранительных органов. Они победили. Они всегда побеждают.

Так что Сэм смогла вернуться к прежней жизни и даже к работе в отделении скорой помощи Бостонской больницы общего профиля, видясь куда чаще с Кейтлин Дэй, как никогда прежде завися от ее советов, ее дружбы, ее безумия, ее ума, ее супа. Кроме того, в обмен на молчание и сотрудничество Сэм высшие эшелоны власти отдали приказы, которые в конечном итоге привели к обнаружению и возвращению Уоррена.

Но Сэм не сказала ему, прежде чем он уснул, что она думает делать дальше.

Она откладывала окончательное решение до поры, когда Уоррен благополучно вернется домой, потому что лишь после его спасения сможет разобраться в себе самой. Но проговорив полночи, растолковав ему как можно лучше собственное умонастроение, знает ли она сама, каким будет ее следующий шаг?

На кухне этого дома, милого дома, наблюдая за облаками, подкрашенными зарей в розовый цвет, Сэм думает: «Если я сделаю то, что считаю своим долгом, я снова стану преступницей. Той, кто совершил тягчайшее преступление. Разыскиваемой всеми. Если я попадусь – а ведь рано или поздно до этого может дойти, разве нет? – цена, которую придется заплатить, будет непомерной. Если я сделаю это, проведу все по плану, если, другими словами, поступлю именно так, как просил Джастин в свое предсмертное мгновение – «решать тебе», – и закончу начатое им, то рискую больше никогда не отыскать дорогу домой».

Таков выбор. Суровый. Жестокий. С одной стороны, Уоррен – вытребованный и наконец-то возвращенный домой муж, а с другой – жизнь, полная хаоса, лишений, бегства, бессонных ночей и куцых дней, обнуления, которому она так хорошо выучилась.

Но Сэм уже решилась. По правде говоря, она и не сопротивлялась собственному решению ни секунды. Уоррен, не догадывающийся о ее плане, но чувствующий, как всегда, когда она о чем-то умалчивает, уже сказал ей, что нельзя допустить, чтобы совершенное здесь чудовищное злодеяние осталось безнаказанным. Он сказал ей это. Что нельзя допустить, чтобы убийство Джастина и оправдание Бакстера остались безнаказанными. Это его слова. Не зашифрованный ли это сигнал? Будучи человеком, построившим всю свою сознательную жизнь вокруг стремления к справедливости, он должен понять ее поступок, верит Сэм. Стоя в кухне в своей всепогодной куртке и походных ботинках, уже с рюкзаком, набитым всем необходимым, она медлит – не затем, чтобы еще раз подумать напоследок, а лишь чтобы оплакать жизнь, с которой собирается распроститься, – по крайней мере, на время.

На кухонном столике два одноразовых телефона. Один для Уоррена. Сэм берет второй – этот маленький информационный детонатор, в который она только что вставила животворящую батарею. Пора. Да, наконец-то пора.

Полдесятка нажатий большими пальцами, и на экране всплывает почтовый ящик, а в нем – давным-давно подготовленная Джастином ссылка, названная в честь иранской царицы, которая в ответ на чудовищное вероломство возглавила свои войска в противостоянии нечестивому царю.

Ее палец зависает над крохотным экранчиком, который после единственного прикосновения выпустит в мир сделанную Джастином колоссальную резервную копию взлома данных Сая Бакстера. Одно прикосновение – всего-то и делов, чтобы запустить величайшую публикацию засекреченных данных в истории – практически все на каждого, кто хоть раз хоть чуточку переступил черту. И в этом каталоге наказанных и безнаказанных где-то погребен Сай Бакстер. А раз ей не известно, как извлечь только один этот файл – черт, ведь она простая медсестра! – Сэм сольет их все.

Джастин думал, что подобная волна национального позора, внезапной публичной наготы, разоблачений лицемеров, репутаций, мучительно строившихся двадцать, тридцать, пятьдесят лет и спущенных в унитаз единственным заголовком, – может радикально перекроить общественную жизнь, положив начало эпохе стыда, шока, недоверия, раскаяния и извинений, судебных разбирательств и отставок, унижения, гражданских казней. Кто знает? Это может даже привести к воплощению заветной мечты Джастина о перезагрузке системы. Все это возможно, предполагает Сэм, но сама по-прежнему хочет добраться только до Сая Бакстера.

Слова ее погибшего друга возвращаются к ней в критической момент: «Они победили. В конечном итоге они победили. Они всегда побеждают».

«Ага, – думает она, – пожалуй. – Прежде чем добавить вслух, ни к кому конкретно не обращаясь, разве что к Джастину, к спящему Уоррену, к себе: – Пока не проиграют».

Единственное нажатие.

Вжух.

Готово. И тогда, подтянув ремни рюкзака, Сэм выходит через заднюю дверь, прикрыв ее за собой тихо-тихо, словно боясь быть обнаруженной.

И обнуляется.