Режим бога

— Ну, там… рассказы, повести… самих читателей… Вить! Время уже позднее… Мама и так догадывается, что у меня кто-то появился…

— Вот будет сюрприз, когда она узнает кто именно! — я улыбнулся во всю пасть.

Тут же, с громким хлопком, прилетело Вериной ладошкой по моему пузу. Хотя, если быть объктивным, скорее уж по „прокачанному прессу с шестью четкими кубиками“!

— Даже не шути так… — Вера крепко зажмурилась от ужаса подобной перспективы и решительно замоталась в отвоеванное полотенце.

— Зая, не бери в голову…

„Не-е, ну что я говорю?! Бери! И чаще…“.

— Чему ты улыбаешься? — подозрительно заинтересовалась“ Зая».

Нежелательность честного ответа для меня была очевидна и я, в очередной раз, толкнул тезис на тему «не пойманный — не вор».

— Даже у милиции восемьдесят процентов всех раскрытых пр… э… дел — это чистосердечные признания. Никогда не сознавайся, стой на своем до конца, чтобы там ни было!

Вера послушно кивнула на многократно обсуждавшуюся нами тему и перевела разговор на свою работу в газете:

— Вот написал бы какой-нибудь рассказ для газеты… И я могла бы приехать в Ленинград, в командировку… Для работы с автором!

Мы одновременно представили себе эту «работу» и дружно засмеялись.

— Так если рассказ уже опубликуют, то какая еще может быть «работа» с автором? — спросил я, отсмеявшись.

— А ты напиши длинный рассказ, — не сдавалась, смеющаяся Вера, — чтобы продолжение было! Несколько продолжений!.. Да я не про это «продолжение»… Вить! Вить!!.. Виииит…я…

В понедельник мы с Клаймичем снова были на Огарева 6…

Я бы, конечно, предпочел встретиться с самим Щелоковым, но того не было в Москве, поэтому о проделанной работе отчитывались Чурбанову.

Впрочем, всё проходило «лучше, чем хорошо». Юрий Михайлович прослушал «02» и «Боевой орден» и остался впечатлен! Когда же мы прокрутили ему новую «Феличиту» (я, женское трио и вылизанная аранжировка), то замминистра демонстративно-удивленно развел руки:

— Ну, братцы! Это как другая песня… Лучше! Гораздо лучше!

«Братцы» — а особенно Григорий Давыдович, который неделю пробатрачил в студии Зацепина, остались весьма довольны такой оценкой.

— Юрий Михайлович! — я решил ковать железо, пока оно горячо, — надо бы новый вариант передать итальянцам, только как?

И захлопал глазами.

Чурбанов отмахнулся от несуществующей проблемы и повернулся к селектору:

— Борис, свяжись с итальянским посольством… Там от него культурный атташе к нам ходил, как его там… Не помню… пригласи-ка его ко мне…. Только вежливо!

— Есть, Юрий Михайлович, — коротко хрипнул динамик.

Чурбанов развернулся обратно к нам и Клаймич принялся, горячо расхваливая деловые качества и оперативность генерала Калинина, рассказывать о проблемах со студией.

Чурбанов снова связывается по селектору. В кабинет приходит Калинин и дальше следует долгое и малоинтересное обсуждение бюрократических и юридических препон на пути к заветной студии.

В итоге, Чурбанов берется помочь лично, но по количеству перечисленных проблем, я понимаю, что так же просто, как с итальянским посольством, вопрос со студией не решится.

Чтобы произвести на Калинина впечатление и не оставить осадка, что мы приходили на него жаловаться, я подал голос:

— Юрий Михайлович, а можно попросить Виктора Андреевича еще минут на пять задержаться?

Чурбанов вздернул брови, но жестом усадил, вставшего было генерала, обратно на стул.

— Мы, с Григорием Давыдовичем, тут песню записали ко Дню комсомола… Послушайте вдвоем… как она вам?…

Клаймич немного поколдовал над здоровенным катушечным магнитофоном, который мы притащили с собой, и кабинет заполнили первые сочные аккорды.

Начальный куплет исполнял Завадский, следом я и потом Клаймич, а в последнем припеве и скандировании к нам уже присоединились солистки, Роберт и Татьяна Геннадьевна. И все это в двойном наложении — как полноценный хор!

Песня закончилась. Наступила тишина.

Чурбанов встал.

— А, сильно… — он сделал несколько энергичных шагов по кабинету, — Начал с гимна милиции, а теперь получился гимн комсомола?!

Зять генсека, усмехнувшись, остановился напротив меня.

— Очень хорошая получилась песня… — поддержал замминистра Калинин, — а главное правильная! А что за «гимн милиции»?

Пришлось прокручивать «02», теперь персонально, для «милицейского завхоза».

Но… не пожалели! Не только мы с Клаймичем, но и хозяин кабинета смогли понаблюдать за тем, какое впечатление производит песня.

Калинин был в абсолютном восторге! Под конец, он даже стал вслух подпевать.

— Действительно! — ерзал на стуле, переполненный эмоциями генерал, — Юрий Михайлович это же получилось, как настоящий гимн! Наш гимн!

Клаймич сидел рядом с Калининым, поэтому пожимание рук, обнимание за плечи и дружеские потряхивания достались, именно, ему. Ну, да я не в претензии…

Довольный Чурбанов «пованговал»:

— А теперь может и комсомольский гимн получиться!..

Я «смущенно» потупился и начал «оправдываться»:

— Да, меня… неделю назад… в ВЛКСМ приняли… А тут День рождения Комсомола… вот и навеяло…

«Ага!.. — Это вы только что сказали eb tvою mать? — Вы с ума сошли, мы же в консерватории! — А, ну значит музыкой навеяло!.. Гы!».

Оба генерала понимающе закивали и поздравили со вступлением.

— Вот бы на Праздничных концертах их и исполнить… У комсомольцев в октябре, а в ноябре уже и у нас годовщина! — продолжал эмоционировать Калинин.

«Дядя, как же удачно ты озвучил эту архиправильную идею!»

И я, буквально впервые, посмотрел на щёлковского хозяйственника без внутренней неприязни.

Клаймич воспрял, как боевой конь, услышавший сигнал горниста. И предоставившийся шанс упущен не был!

Присутствующие горячо принялись обсуждать тему «вот сама судьба велела, раз так случайно(!) всё совпало», «здесь бы голос Виктора хорошо бы прозвучал между Кобзоном и Лещенко», и тут Григорий Давыдович доверительно и осторожно высказал опасение, что возможно такой успешный «музыкальный старт юного дарования» на Праздничных концертах, вызовет недовольство маститых коллег по цеху и начнут возникать некоторые проблемы.

Упс… Мне, впервые, довелось увидеть «другого Чурбанова». Губы замминистра искривились в презрительной усмешке, глаза зло сузились, а пальцы правой руки стали выбивать по полировке стола заседаний какой-то нервно-рваный ритм:

— «Маститые коллеги»?.. — прошипел он.

Клаймич поперхнулся посреди фразы, а расслабившийся было Калинин, подскочил на стуле и принялся «поедать» начальство преданным взглядом.

— Только мне сразу скажите… И «маститые коллеги» станут желанными гостями в сельских клубах и отдаленных гарнизонах нашей необъятной Родины… — голос Чурбанова, буквально, сочился презрением и высокомерием, — …или, вообще, я неожиданно поинтересуюсь законностью их доходов от гастролей…

Замминистра со значение посмотрел на Клаймича и Григорий Давыдович понимающе склонил голову, с трудом выдавив кривую улыбку.

В кабинете повисла гнетущая тишина.

Пришлось подать голос:

— Григорий Давыдович! Ну, о чем вы говорите?.. Если с нами сам Юрий Михайлович, то кто нам может устроить неприятности?! У меня вон случай недавно был… — и я принялся, в красках, живописать «разборку» в райкоме комсомола. Впрочем, слегка подкорректированную:

— …так вот Юрий Михайлович ни разу не позволил себе ни грубости, ни хамства, так кто он и кто вы, гражданин Мякусин?!

Калинин ободрительно кивал на каждое мое слово, а Клаймич усиленно делал вид, что уже слышал этот рассказ и тоже полностью солидарен с позицией «завхоза»!

Сам же Чурбанов порозовел, неожиданная пугающая злость пропала, а намек на улыбку показывал, что буря миновала.

«Во у мужика „крышу рвет“! С полпинка… Кстати, кого-то напоминает! Нет?! Скажем так… у меня, во многом, „рвало“ из-за невозможности реализации мужского начала. И вряд ли наши, с генерал-лейтенантом, проблемы сильно разнятся! То что можно дочери генсека, то нельзя его зятю… Поэтому Галина пьет, гуляет и трахается с кем попало, а всесильный замминистра МВД — молодой привлекательный мужик, не то что трахаться и гулять не может, он даже напиться не может! Ну, как же — дорогой Леонид Ильич не любит алкашей и очень страдает, что единственная дочка злоупотребляет „зеленым змием“. Тяжел ты, неравный брак! Впрочем Юрий Михайлович, ты сам виноват, раз женился на пиzdanутой бабе, на десять лет старше себя…».

Я встретился глазами с Чурбановым и он мне дружелюбно подмигнул…