Режим бога

В процессе обмена мнениями, а точнее моих дифирамбов таланту «дорогого Анатолия Самуиловича», в репетиционном зале неожиданно появился новый персонаж.

— Здравствуй, Толик! — к нам, широко улыбаясь, подходил приятный мужчина в хорошо сидящем костюме. Его густые черные волосы были аккуратно подстрижены и зачесаны на пробор. Белоснежная рубашка, темный галстук и импортный парфюм придавали «неизвестному персонажу» нездешний шик.

— Гриша, дорогой! Здравствуй… — с легким натягом, как мне показалось, изобразил радушие Бивис.

— Меня зовут Григорий Давыдович, — освободившись из некрепких объятий Бивиса, «персонаж» решил поздороваться уже со мной.

— Очень приятно… Виктор! — я наклоняю голову и изображаю улыбку.

Вежливо отхожу в сторонку и мужчины минут пять о чем-то довольно оживленно общаются. Затем «Давыдович» опять обнимается с Бивисом и уходит, не забывая, с улыбкой, кивнуть мне на прощание.

…Впятером, мы сидим в небольшом кабинете маэстро и пьем чай с какими-то маленькими и удивительно вкусными печенюшками, явно, импортного происхождения.

Сенчиной сегодня нет, Бивис рассказывает, что она закончивает запись «Маленькой страны» на Ленинградской студии грамзаписи и скоро песня зазвучит сначала на ленинградском радио, а затем уже и в союзном радио и теле эфире. Забавно…

— Запись для телевидения нужно делать с детьми, и лучше, если они будут в костюмах всяких сказочных персонажей, — выдаю я очередное откровение из будущего.

— Почему? — «не въезжает» Бивис.

Ну не могу же я ответить, что так делала Наташа Королева и это было очень мило! Хотя, почему не могу?!

— Песенка сказочная, детская… дети в костюмах всем понравятся, — отвечаю я, прихлебывая чай. Положительно, эти западные печенюшки вкуснее номенклатурных сушек!

Бивис задумчиво помолчал, закусив губу:

— А вы знаете, Витя, вполне возможно… — он вскакивает с места и пытается пройтись по кабинету. Фиг! Мало того, что кабинетик небольшой, так к тому же и нас еще четверо. Мною можно пренебречь, а вот крупногабаритных «близнецов» на кривой козе не объедешь! Да и Завадский не маленького роста.

Бивис уткнулся в ногу Лехи и бродить по кабинету передумал.

Мы еще немного пообсуждали, как Сенчиной «обыграть» песню в телевизоре, но уже без «откровений» с моей стороны. Дурная голова, хоть и с опозданием, но сообразила, что идею «клипа» я лучше применю в своем «творчестве».

Из дома Ленинградского Концертного оркестра мы вышли в начале восьмого вечера. Время было позднее… ну, по крайней мере, для одного «малолетнего карапуза», поэтому «братцы» решили сначала завести меня, а потом уже отвозить домой Завадского. А уже завтра, встретиться в том же составе и пообсуждать «совместное творческое будущее».

— Я не помешаю?

От неожиданности вкрадчивого голоса за спиной, я чуть не подпрыгнул и резко развернулся.

Перед нами, с самой доброжелательной улыбкой, стоял давешний знакомый Бивиса — тот самый, модно упакованный Григорий Давыдович. Угрозы он никакой не излучал, но сумел меня напугать, своим неслышным приближением, поэтому я с облегчением оказался за широченной спиной Димона, который тут же выдвинулся вперед, и малодружелюбным тоном поинтересовался:

— Что вам надо?

Делая вид, что не замечает тона, которым был задан вопрос, Григорий Давыдович, не стирая с лица улыбки, произнес:

— Вот заметил вас и подошел пообщаться! Так не помешаю вам, молодые люди?

На безукоризненную вежливость возразить было нечего, поэтому нам не оставалось ничего иного, как изобразить, что он нам «что вы, что вы — ничуть не помешал». И после этого вопросительно на него уставиться, ожидая продолжения. И оно последовало.

— Замечательно, что не помешал, — улыбка не сходила с лица «Давыдовича», — тогда позвольте я представлюсь чуть более… э… раширенно…

Он полез во внутренний карман пиджака, вынул черное кожаное портмоне и извлек из него белый прямоугольник визитки. Протянул визитку персонально мне и несколько церемонно произнес:

— Я, Григорий Давыдович Клаймич, музыкальный руководитель творческого коллектива народной артистки РСФСР Эдиты Пьехи.

«Мамонты» слегка стушевались от подобной «крутизны», а Завадский уважительно издал звук: — «О!..».

Мне же стало слегка смешно, поскольку на меня подобный помпезный «титул» не мог произвести никакого впечатления, в принципе. Впрочем, на теперешнего меня. А по местным меркам, хоть в Ленинграде Пьеху и осуждали за «развал» ансамбля «Дружба», тем не менее, она сейчас была одной из главных «звезд» советской эстрады.

Но ближе к делу! Я уже догадывался, зачем данный «товарисч» к нам подкатил, но, не будем ему облегчать задачу — пусть рассказывает сам.

— Для нас очень лестно такое знакомство, но чем мы можем быть полезны?! — я тоже стал сама доброжелательность.

Однако Клаймич дураком не был и нюансы речи слышать умел. Удерживая на лице постоянную улыбку, он кинул на меня настороженный взгляд и на миг запнулся. Но, видимо, все-таки решил, что легкий сарказм от подростка ему просто послышался и продолжил:

— Мне довелось услышать пару твоих песен, Витя… Очень понравилось! Ты — большой молодец и у тебя, безусловно, есть талант!

— Большое спасибо… — я «смущенно» потупился и, разве что, чуть ногой не шаркнул по асфальту.

А за спиной, скорее почувствовал, чем услышал, насмешливое хмыканье Лехи.

— Только ведь их нигде не исполняли пока, — я изображаю непонимание, — где же их вам удалось услышать?

— Я заходил на репетиции к Анатолию Самуиловичу слышал, как их пела Людочка Сенчина, — доброжелательно поясняет Клаймич.

Я «понимающе» киваю.

— Какие твои творческие планы? Над чем сейчас работаешь? — Григорий Давыдович — сама заинтересованность.

— Да, так… Пишу, сочиняю… — я — сама неопределенность.

Если «мамонты» внимательно слушают наш диалог, то Завадский, с абсолютно отсутствующим видом, что-то равнодушно рассматривает на дереве.

— Пока только замыслы или есть что-то готовое? — уже вполне определенно проявляет свои поползновения Клаймич.

— Да, конечно… Есть и замыслы, есть и готовое, — я с готовностью отвечаю и хлопаю глазами, рассматривая «музыкального руководителя».

— Ты — молодец! — выдает очередную похвалу Клаймич и начинает протирать, явно, импортные солнцезащитные очки красным, под цвет галстука, носовым платком.

— Спасибо, — тут же с признательностью откликаюсь я.

Завадский, на миг отвлекшись от древесного созерцания, бросает на меня быстрый взгляд.

Виснет пауза.

— У тебя хорошие песни, — наконец решившись, переходит к главному Клаймич.

— Спасибо, — опять «с признательностью» откликаюсь я.

Клаймич сбивается с заготовленного текста и, с опять возникшим подозрением, смотрит на меня.

В ответ, я так же «бесхитростно» снова хлопаю глазами.

— Как ты думаешь, Эдите Пьехе твои песни могут понравиться? — рубит с плеча Григорий Давыдович.

— Конечно, — самоуверенно сообщаю ему я, продолжая хлопать глазами.

— Вот и я допускаю такую возможность, — улыбается моей «детской простоте» Клаймич, — давай я послушаю, что у тебя есть из готового или в работе и мы вместе посмотрим, что сможет заинтересовать Эдиту Станиславовну.

Завадский отрывается от созерцания дерева и пытается поймать мой взгляд. Сзади многозначительно, как ему кажется, кашлянул Леха.

— Зачем? — я мил и наивен.

— Что зачем? — пока «не въезжает» Клаймич.

— Зачем заинтересовывать Эдиту Стани-славо-вну? — с заметным «затруднением» выговариваю я наше общее отчество!

— Как зачем? — недоумевает «музрук» Пьехи, — разве ты не хотел бы, чтобы твои песни исполняла такая известная и популярная в нашей стране певица?!

— Нет, — очередное хлопанье глазами.

— Почему?? — Клаймич ошарашен и даже не скрывает этого.

— А зачем? — я последователен в своей тупости.

— Ты сможешь стать популярным поэтом-песенником! Твои песни будет петь вся страна, раз их будет исполнять Пьеха… и Сенчина.

— Ну-у… кто исполняет, тот и популярен, — я, наконец, более многословен, но хлопать глазами не перестаю.

Клаймич в растерянности. С такой тупостью он, видимо, сталкивается не часто. И тут он совершает ошибку. Да еще и какую!

— В конце концов, это — деньги… — его голос опускается на два тона и приобретает заговорщический оттенок, — ты сможешь купить многое из того, что захочешь… хоть мотоцикл!

Мне даже смеяться не хочется! Как ребенка… Взрослый прожженный делец советского шоу-бизнеса… ха-ха…

— Извините, Григорий Давыдович… Всеми финансовыми вопросами у нас занимается Николай Леонидович, — я уважительно киваю на Завадского.

«Надо же, даже отчество Колино вспомнил, так кстати».

Завадский абсолютно спокойно кивает под растерянным взглядом Клаймича.

— А на мотоциклах мне мама не разрешает кататься, — глумясь, вбиваю я последний гвоздь в надежды этого, наверное, неплохого мужика.

«Вот и все. Вместо дай послушать и тебя осчастливят тем, что споют, простой бизнес — купи и пой! На раз-два… Вот один пусть думает, а второй выбивает из него побольше бабла».

Какую песню предложить на продажу, я не «парюсь». Что Пьеха пела, то я ей и продам в этом времени. Вариант всплывает в голове моментально, пусть начинает исполнять свой «Семейный альбом» на десяток лет пораньше.

Вежливо прощаюсь с, находящимся в состоянии непонимания происшедшего, Клаймичем.

Мы с «мамонтами» водружаемся в «москвич», а Завадский, пойманный в последний момент за рукав своей джинсы «музруком» Пьехи, обменивается с тем телефонами.

По пути домой разъясняю «подельникам» суть происшедшего. Завадский все понял сам и теперь только удивляется, молча, но заметно, тому, что и я до этого додумался. Леха насмешливо ухмыляется. А вот реакция Димона мне непонятна. Объяснение слушает внимательно, а вот ни одобрения, ни порицания никак не выражает. Просто, типа, принял к сведению.

Надо будет, на досуге, об этом подумать…

До моего дома долетели минут за десять и быстро попрощались, договорившись завтра встретиться в том же составе — пообсуждать совместное будущее. Леха отправился конвоировать меня до квартиры, чтобы помочь избежать очередную взбучку, за поздний приход. К «старшему братцу» мама испытывала абсолютное доверие, считая, что под его охраной мне не грозят никакие неприятности!

Расчет оказался верен — мама мило пообщалась с Лехой, я получил символический подзатыльник и этим все, собственно, и ограничилось!

Через пару минут, я уже уплетал за обе щеки обалденные жаренные котлеты с не менее вкусным картофельным пюре на сметане, и поэтому довольно невнятно пересказывал маме события сегодняшнего дня, упирая на репетиции с Бивисом и появление лехиного армейского товарища…