10000 лет во льдах

Прошло три дня, прежде чем дикари вернулись в деревню, и тогда они были очень медленными и осторожными. Вот и все, джентльмены, что я хотел вам об этом рассказать.

– И вы когда-нибудь снова видели этого монстра? – поинтересовался я.

– Сотни и сотни раз, – ответил капитан Себрайт. – После этого я прожил с этими дикарями девять лет, пока в залив случайно не зашла шхуна из Австралии за мускатными орехами и специями, и я на ней уплыл.

– Каковы были характеристики монстра? – спросил В. – Он когда-нибудь нападал на поселение или каким-либо образом вызывал страх?

– Я никогда не видел и не слышал, чтобы он кому-то причинил вред. Животное оставалось в болотах и в джунглях и никогда не беспокоило жителей деревни. Оно росло очень быстро, потому что было всего лишь двенадцати футов в длину, когда вылупилось из этого шара, или яйца, или как бы вы его ни называли, а в последний раз, когда я его видел, оно было около шестидесяти футов в длину, и оно крушит и ломает на своем пути большие лесные деревья так же, как если бы они были обычной соломой.

– Разве вы никогда не доводили факты этого дела до сведения общественности до этого момента – я имею в виду, разве вы никогда раньше не рассказывали эту историю так же, как вы рассказали ее нам? – спросил я после паузы.

– Да благословит вас Господь, – улыбаясь, ответил капитан, – много-много раз. Но вы думаете, они поверили хоть слову об этом? Нет. Некоторые из них улыбались и выглядели мудрыми, как бы говоря: "Ты не можешь перехитрить меня своими байками"; а некоторые раздражались и называли меня старым дураком, и я полагаю, что вы, джентльмены, отнесетесь к этому, как и остальные.

– Есть ли у вас какое-либо непосредственное применение для этих записей, капитан Себрайт? – спросил В., взяв рукопись мистера Инса со стола. – Если нет, я хотел бы позаимствовать ее для научных целей.

– Вы можете забрать их, сэр, и вернуть, когда вам будет угодно, – ответил моряк, и без дальнейших комментариев мы взяли свои шляпы, попрощались и ушли.

* * * * *

– Это в высшей степени необычное повествование, – заметил В., опускаясь в мягкое кресло, когда добрался до своих комнат. – Мой разум отказывается верить этому, и все же его внутреннее убеждение подтверждает это. Если бы эта история была рассказана умным и образованным человеком, я бы отнесся к ней с очень серьезным подозрением, но кажется едва ли возможным, чтобы этот невежественный моряк так расположил свои факты, чтобы они соответствовали тому, что произошло бы на самом деле, если бы предмет его темы существовал. Описание вторым помощником геологических характеристик этого региона также показывает, что физические условия были именно такими, которые были необходимы для появления такого уникума. Но мысль о яйце, лежащего на песке и дошедшего до нас из Вторичного периода…

– Сотни тысяч лет назад, – перебил я.

– И его соки не высыхают…

– И не вылупился задолго до этого из-за простой тепловой особенности атмосферы…

– Все это нелепо!

И В. подошел к своему книжному шкафу и достал книгу.

– И все же, – осмелился я заметить, – жизнеспособность природных микробов почти безгранична. Уничтожение видов должно быть титанической задачей. Человек, по крайней мере, всегда терпел неудачу в этом, и все же он находится в постоянной войне со всеми. Семена зерновых, которые пролежали столетия за столетиями в погребенных хранилищах Помпеи и в египетских пирамидах, проросли с той же жизнестойкостью и силой, что и семена прошлогодней пшеницы; и должны ли мы подумать, что при определенных условиях яйцо животного может не сохранить живым зародыш на столь же неопределенный срок? Можете ли вы утверждать, что такой экземпляр физически невозможен?

– Нет, – задумчиво ответил В., – я не имею на это права. Здесь, – продолжил он, открывая том, – представлено, как выглядел бы игуанодон, этот чудовищный динозавр вторичного периода, если бы его реконструировали по нескольким костным останкам, найденным в уилденских глинах и других родственных образованиях. Давайте посмотрим, что говорится в статье, прилагаемой к нему, и насколько это согласуется с рассказом капитана Себрайта, – и он перевернул страницы, пока не нашел нужное место.

– Теперь, – продолжил он, – этот монстр, возможно, был телеозавром, некоторые виды которого, как сообщается в книге, достигали тридцати трех футов в длину, три из которых занимала голова животного. Его ужасные челюсти, которые были хорошо защищены за ушами, открывались на ширину до шести футов, через которые он мог поглощать в глубине своего пещерообразного неба животных размером с быка. Или, возможно, мегалозавра, который, как нам сказали, достигал от тридцати восьми до сорока футов в длину и который полностью и наглядно описан в замечательном бриджуотеровском трактате доктора Бакленда. Кювье, однако, исходя из размеров коракоида (отростка лопатки), предполагает, что Megalosaurus Bucklandi мог быть около семидесяти футов в длину. Но ни у одного из этих животных не было лицевого рога, и оба были плотоядными – два факта, которые расходятся с описанием капитана Себрайта. Ах, вот оно у нас – игуанодон. "Более внушительных размеров, чем мегалозавр, был игуанодон (или "игуанозубый"), который, насколько до сих пор простирались наши исследования, должен быть объявлено самым гигантским из первобытных ящеров. Профессор Оуэн отличается от доктора Мантелла в своей оценке длины животного, которая у последнего составляет от пятидесяти до шестидесяти футов. Сравнительные размеры его костей показывают, что он высоко стоял на ногах, задние конечности были намного длиннее передних, а ступни короткие и массивные. Форма и расположение лап указывают на то, что это было наземное животное, поскольку его зубной ряд доказывает, что это было травоядное животное. У игуанодона на морде был рог. Скелет его, почти идеальный, был обнаружен Мантеллом в лесу Тилгейт".

– В таком случае, – заметил я, – может показаться, что наши ученые существенно расходятся в своих оценках размеров этих животных и с учетом старой апофегмы: "Кто должен решать, когда врачи расходятся во мнениях?" Я полагаю, что показания капитана Себрайта и капитана австралийской шхуны, которые видели чудовище, как сообщается в газете "Брисбенский курьер", оба из которых оценивают длину животного от восьмидесяти до ста футов, заслуживают такого же уважения, как и выводы, сделанные просто на основании изучения костей, хотя и они и исходят от выдающихся авторитетов.

– Ну, – задумчиво ответил В., – ненаучные люди и люди, не обученные составлять точные оценки размеров по отношению к расстояниям, более склонны ошибаться в сторону преувеличения, чем умаления фактов. Простое утверждение группы моряков по поводу размера любого увиденного объекта не имело бы большого веса при формировании моего мнения. Но что действительно имеет вес, так это отчет капитана Себрайта о размерах яйца. Если мы хотим принять то, что капитан измерил диаметр яйца – четырнадцать футов, – мы обязательно должны принять его измерение к отложившему яйцо – от восьмидесяти до ста футов. Ex pede Herculem30 – размер яйца соответствует размеру животного. Показания капитана безупречны, но они не подтверждены. Его самое сильное убеждение заключается во внутренних доказательствах истории, подкрепленных достоверностью рассказчика. Тем временем я изложу факты перед Академией наук и буду ждать дальнейших сообщений в австралийских газетах.

1882 год

Часть

I

. На солнце

Место действия – Сан—Франциско / Время – 1883 год

– И так вы думаете, доктор, что комета, о которой только что сообщили из Южной Америки, такая же, как прошлогодняя комета – я имею в виду ту, которую первым обнаружил Крулс в Рио-Жанейро, и которая впоследствии была так хорошо видна нам здесь в течение всего октября?

– Судя по заявлению в газетах относительно её общего вида и курса, которым она движется, я не вижу, к какому другому выводу мы можем прийти. Она приближается к солнцу с той же стороны, что и прошлогодняя комета; она похожа на нее по внешнему виду, скорость ее движения такая же, если не больше – все это очень веские аргументы в пользу идентичности.

– Но, тогда, как вы объясняете столь быстрое возвращение? Сейчас только конец августа, и, по расчетам, прошлогодняя комета прошла свой перигелий примерно восемнадцатого сентября – едва ли год назад. Даже кометы Энке и Биэлы, которые, так сказать, являются обитателями нашей солнечной системы, имеют более длительные периоды.

– Я объясняю это просто гипотезой, что эта комета проходит так близко к Солнцу, что ее движение замедляется, и, следовательно, ее курс меняется после каждого такого приближения. Я полагаю, вместе с мистером Проктором и профессором Боссом, что это комета 1843 и 1880 годов, что она движется по последовательности эксцентричных спиралей, кривизна которых сократила ее периоды обращения, возможно, со многих сотен лет до – при ее последнем зарегистрированном возвращении – тридцати семи лет, затем до двух с дробью, а теперь до менее одного, и что его конечная цель – падение на солнце.

– Это, конечно, поразительно, если предположить, что ваша гипотеза верна; и если такая авария произойдет, какой результат вы ожидаете?

– Это требует некоторого рассмотрения. Возьмите еще одну сигару, и мы займемся этим вопросом.

Вышеупомянутый разговор происходил в комнате моего друга доктора Аркрайта на Маркет-стрит, время было около одиннадцати часов вечера, дата – двадцать седьмое августа, вопросы задавал я, а ответы давал доктор. Я могу добавить, что доктор был химиком с немалыми познаниями и проявлял большой интерес ко всем научным дискуссиям и экспериментам.

– Эффект столкновения кометы с солнцем, – заметил доктор, закуривая сигару, – будет зависеть от многих условий. Это будет зависеть в первую очередь от массы, импульса и скорости кометы, а также от ее состава. Позвольте мне еще раз просмотреть этот абзац. Ах, вот он! – и доктор продолжил читать по бумаге:

"РИО-ЖАНЕЙРО, 18 августа. – Комета снова была видна вчера вечером, до и после захода солнца, примерно в тридцати градусах от солнца. Мистер Крулс объявляет, что она идентична комете прошлого года. Оно приближается к солнцу со скоростью два с половиной градуса в день. Радиант в полдень, вчера, 178 градусов, 24 минуты; декабрь. 83 градуса, 40 минут, северной широты."

– Теперь это, – продолжал он, – точно соответствует положению и движению прошлогодней кометы. Она появилась из точки, расположенной почти прямо к югу от солнца, следовательно, была невидима для северного полушария до перигелия.

– Прошу прощения, – перебил я, – но вы помните, что газетные прогнозы относительно прошлогодней кометы сводились к тому, что она быстро станет невидимой для нас здесь, в то время как она продолжала украшать утреннее небо в течение нескольких недель, пока не исчезла вдали.

– Это было потому, что природа его орбиты не была четко понята. Плоскость орбиты кометы пересекала плоскость орбиты Земли почти под прямым углом, но главная ось или общее направление этой орбиты в пространстве также была наклонена примерно на пятьдесят градусов к нашей плоскости; и так получилось, что в то время как приближение кометы происходило из точки, несколько к востоку от юга, ее обратный путь в космос проходил по линии примерно в двадцати градусах к югу от запада, которая проходила почти вдоль линии небесного экватора; следовательно, прошлогодняя комета был видна ранним утром не только нам, но и каждому жителю земли между шестидесятой северной параллелью и южным полюсом, пока огромное расстояние не заставило её исчезнуть. Но, как я собирался сказать, когда вы прервали меня, если расстояние от кометы до солнца составляло всего тридцать градусов при наблюдении в Рио-Жанейро девять дней назад, а ее скорость составляла тогда два с половиной градуса в день, она не может быть далеко от перигелия сейчас, тем более, что ее скорость увеличивается по мере приближения к солнцу.