10000 лет во льдах

По мере того, как часы приближались к утру, сердитая красная арка продвигалась все дальше вдоль горизонта, ее очертания становились шире и ярче, а ее пылающий гребень возвышался все выше в небесах. Ничто не могло быть задумано более зловещим или ужасным, более рассчитанным на то, чтобы вызвать чувство звериного ужаса и убедить зрителя в его полном бессилии справиться с неизбежным и неумолимым событием, чем эта кроваво-красная арка пламени, которая распространилась уже на одну четверть видимого горизонта. Воздух тоже на мгновение стал тяжелее и душнее. Взгляд на термометр в одном из отелей показал температуру 114 градусов.

Между двумя и тремя часами дня из нижних кварталов города прозвучали четыре последовательных сигнала пожарной тревоги. Два крупных оптовых магазина и винный магазин, расположенные в трех смежных кварталах, загорелись, очевидно, в результате поджогов. Толпы наихудшего сброда собрались, словно по сговору, в деловых кварталах. Магазины и склады были взломаны и разграблены – полиции, хотя она и работала энергично, не хватало достаточно сил, чтобы остановить грабеж, подкрепленный моральными ужасами ночи и общим параличом, который нервировал лучшие слои граждан. Странные сцены разыгрывались на каждом углу и на каждой улице. Группы женщин, стоявших на коленях на тротуарах и оглашавших воздух молитвами и причитаниями, были оттеснены головорезами, одичавшими и разъяренными алкоголем. Процессия религиозных фанатиков, распевающих пронзительные и нестройные гимны и несущих в руках фонари, прошла незамеченной по многолюдным улицам, и позже мы могли наблюдать, как они пробирались вверх по крутому склону Телеграф-Хилл. Короче говоря, ужасные и причудливые последствия той страшной ночи перенапрягли бы перо Данте, чтобы описать происходящее, или карандаш Доре, чтобы это изобразить.

– Пойдемте обратно, – сказал доктор, взглянув на часы. – Сейчас половина четвертого. Температура атмосферы, очевидно, повышается. Есть вероятность, что после восхода солнца она станет невыносимой. Мы должны подумать, что лучше всего сделать.

Мы пробирались обратно по переполненным улицам, мимо отчаявшихся и охваченных ужасом мужчин и плачущих женщин, но когда мы проходили мимо досок объявлений на углу Буш-стрит и Керни-стрит, было отрадно отметить, что по крайней мере одна земная отрасль будет продолжаться до тех пор, пока механизм не перестанет работать, и что мир, во всяком случае, получит полные сведения о своей приближающейся гибели, пока провода могут передавать, наборщики набирать, а журналисты печатать. Я чувствовал, что мощь и величие прессы никогда не проявлялись так полно в регулярной и непрерывной пульсации ее механизмов, когда выпускался ежедневный выпуск с новостями о том, что другое полушарие охвачено пожаром, и что через несколько коротких часов, по всей вероятности, произойдет та же катастрофа в нашем полушарии.

Последние два фургона, которые подъехали со льдом для сотрудников, были остановлены и разграблены жаждущей толпой, и, заглянув в пресс-центр, когда я вошел в здание, я увидел, что журналисты раздеты до пояса в этой ужасной ванне с горячим воздухом, в то время как наверху начальник телеграфа был в похожем дезабилье, с дополнительной особенностью в виде влажного полотенца, повязанного вокруг висков. Он указал на последнюю сводку из Нью-Йорка, когда я вошел. Я взял её и прочитал следующее:

"НЬЮ-ЙОРК, 6 УТРА – СОЛНЦЕ ТОЛЬКО ЧТО ВЗОШЛО. ЖАРА УЖАСНАЯ. УДУШАЮЩИЙ ВОЗДУХ. ЛЮДИ ИЩУТ ТЕНЬ. ТЫСЯЧИ ЛЮДЕЙ КУПАЮТСЯ В ДОКАХ. ТЫСЯЧИ ПОГИБШИХ ОТ СОЛНЕЧНОГО УДАРА."

– Почти повторение лондонского послания трехчасовой давности, – сказал я, торопясь к выходу. – Через три часа мы можем ожидать того же здесь.

Я присоединился к доктору на улице, и мы вместе отправились в его апартаменты.

– Теперь, – сказал он, когда я изложил ему смысл последнего сообщения, – есть только одна вещь, которую нужно сделать, если мы хотим спасти наши жизни. Это шанс, если этот план удастся, но в любом случае шанс есть.

– И что это? – нетерпеливо спросил я.

– Я полагаю, – ответил он, – что увеличение тепла и света, которые появятся, как только солнце поднимется над горизонтом, должно оказаться фатальным для всей животной жизни под влиянием его лучей. Население Европы, и к этому времени, я не сомневаюсь, всей этой страны к востоку от Миссисипи, почти полностью уничтожено. Для нас это всего лишь вопрос времени, если только…

– Если только что? – воскликнул я взволнованно, когда он задумчиво замолчал.

– Если только мы не готовы пойти на большой риск, – добавил он. – Вы достаточно осведомлены, чтобы знать, что тепло и свет – это просто способы движения – выражения, так сказать, одного и того же молекулярного действия элементов, через которые они проходят или перемешиваются. Они не имеют внутреннего бытия сами по себе, никакой сущности, никакого существования, так сказать, независимого от внешней материи. В их случае две формы внешней материи, на которые они влияют, – это эфир, пронизывающий пространство, и атмосфера нашей планеты. Вы следите за моей мыслью?

– Конечно, – нетерпеливо ответил я, потому что боялся одного из расспросов доктора в такой критический момент, как этот. – Но, мой дорогой сэр, каково практическое применение вашей теоремы? Как мы можем применить это к рассматриваемому случаю?

– Таким образом, – продолжал он, – тепло, то есть тепло, с которым мы имеем дело сейчас, вызвано воздействием солнечных лучей на нашу атмосферу. Если мы выйдем за пределы этой атмосферы, что тогда? Просто у нас не будет тепла. Поднимитесь на достаточную высоту, даже под безоблачными лучами вертикального солнца, и вы замерзнете до смерти. Предел вечного снега не является крайним.

– Я прекрасно улавливаю вашу идею, – согласился я. – Я признаю точность ваших предположений. Но какая нам от этого польза? Горы Сьерра-Невада практически так же далеки, как вершины Гималаев.

– Есть другие способы, – возразил доктор, – достичь необходимой высоты. Как вы знаете, сегодня должен был состояться полет на воздушном шаре из Вудвордс-Гарденс. Я собирался помочь с его наполнением, чтобы протестировать новый метод получения газа. Теперь я предлагаю, чтобы мы попытались завладеть воздушным шаром и совершить подъем. Я не думаю, что нас кто-то опередит или будет препятствовать в этом.

– Мы должны помнить, что риск разрыва воздушного шара из-за расширения газа велик, потому что мы будем подвержены не только его нормальному расширению, если мы проникнем в верхние слои атмосферы, но и его аномальному расширению из-за тепла, если мы не сделаем этого вовремя.

– В любом случае, это игра в кости со смертью, – ответил я и продолжил помогать доктору упаковывать аппарат и химикаты, которые он приготовил за ночь; и, сделав это, мы вышли из здания и поспешили на юг по Маркет-стрит. Машины не двигались, и экипажи, которые мы видели, не обращали внимания на наши назойливые просьбы, так что драгоценное время, казалось, пролетело незаметно, пока мы быстро преодолевали милю, отделявшую нас от садов. К счастью, ворота были открыты, и никого из сотрудников не было видно, поэтому мы направились к тому месту, где наполовину надутый воздушный шар лежал в своем логове, как какое-то скользкое допотопное чудовище. Мы отрегулировали аппарат и закрепили веревки так быстро, как только могли, и с тревогой ждали, пока огромный мешок медленно раздувался и трясся, по очереди приподнимаясь и опадая, но постепенно принимая все более и более сферические формы.

Между тем, у нас снова была возможность наблюдать за состоянием атмосферы и небес. Было уже половина пятого, и меньше чем через час солнце должно было взойти на востоке. Бледные, голубоватые оттенки рассвета начинали проявляться рядом с алым полукругом, который пылал над ними. Этот последний изменился на жесткий, медный оттенок, когда дневной свет стал ярче, но сохранил свой контур неизменным. Жара становилась все более невыносимой, термометр, который мы привезли с собой, теперь показывал 133 градуса. Из города доносились странные звуки – на самом деле бессмысленные, но пугающе наводящие на размышления о сложившейся обстановке на сегодняшнее утро. Животные непрерывно выли из своих клеток, и мы могли слышать их отчаянную борьбу за свободу. Одна кошка, которой удалось сбежать, пронеслась мимо нас во мраке. Если бы весь зверинец был выпущен на свободу в тот момент, нам нечего было бы их бояться, настолько велико влияние стихийных кризисов на грубое создание.

Наконец-то мы с удовлетворением увидели, как огромный шар оторвался от земли, хотя и не был еще полностью надут, и потянул за веревки, которыми он был пришвартован. Мы уже погрузили балластные мешки и другие необходимые вещи в аппарат, когда, обливаясь потом, мы одновременно перерезали последние веревки и тяжело поднялись в воздух. Не было ни малейшего дуновения ветра, но наш курс был направлен немного на восток в направлении залива.

Был уже день, и верхняя часть солнца показалась над горизонтом, когда мы оценили нашу высоту по окружающим объектам примерно в тысячу футов. Когда сформировался полный шар, жар усилился, и по указанию доктора мы обернули головы фланелью, слегка сбрызнув препаратом из эфира и спирта, быстрое испарение которого на короткое время придавало прохладу. Небо теперь приобрело вид огромного медного купола, и воды океана на западе и залива под нами отражали тусклый, мертвый, безжалостный блеск с ужасающей четкостью. Мы приняли меры предосторожности, повесив тяжелые одеяла на веревки, поддерживающие корзину, и бережно смачивали их водой. Наша собственная жажда была такой же сильной, как и обильное потоотделение, и мы сняли с себя все, кроме шерстяного нижнего белья – шерсть не является проводником, и поэтому так же эффективно отводит тепло, как и сохраняет его.

Аппарат был снабжен мощным корабельным телескопом, а также большим биноклем дальнего действия, и, насколько нам позволяла неудобная ситуация, мы наблюдали за пейзажем внизу. Невооруженным глазом город представлял собой просто пятачок маленьких прямоугольников в конце коричневого полуострова, но в наши бинокли улицы и дома стали на удивление ближе. Можно было видеть, как маленькие приземистые черные фигурки двигались, падали и лежали на улицах. Внизу, у городского пляжа, причалы были усеяны обнаженными или полуобнаженными телами, которые ныряли в воду и оставались под водой, за исключением их голов, хотя они через короткие промежутки времени исчезали под поверхностью. Тысячи и тысячи людей были вовлечены в это. Зрелище было бы совершенно абсурдным и нелепым, если бы оно не было потрясающим и наводящим на ужасные размышления.

– Боюсь, смертность будет ужасной, – сказал доктор, – если в ближайшее время ситуация не изменится к лучшему, а я не вижу на это никаких перспектив. Наш термометр уже показывает 147 градусов даже на этой высоте. Мы находимся в тепидарии31 турецкой бани с тройным подогревом. И если это так на барометрической высоте одиннадцать тысяч футов – почти две мили по перпендикуляру, – что должно быть там, внизу? Это слишком страшно, чтобы созерцать!