10000 лет во льдах

– Предположим, на этот раз она ударит в солнце, – сказал я. – Какие последствия вы бы предсказали?

– Твердый шар, – ответил доктор, – размером с нашу Землю, если он упадет на Солнце с импульсом, возникающим в результате прямого притяжения из его нынешнего положения в пространстве, выделит достаточно тепла, чтобы поддерживать солнечное пламя на существующем уровне, без дополнительной подачи, в течение примерно девяноста лет. Этот расчет не требует больших научных или математических знаний, а, напротив, настолько же прост, насколько и надежен, потому что у нас есть положительные данные о массе и импульсе нашей планеты. Но с кометой дело обстоит иначе. Мы не знаем, из каких элементов состоит её ядро. Это правда, что мы знаем значение её импульса, но что это говорит нам, если мы не знаем её плотности или массы? Импульс в четыреста миль в секунду – расчетная скорость нынешней кометы в перигелии – несомненно, вызвал бы сильное горение, если бы комета была весомым телом. С другой стороны, большие тела, состоящие из жидкого вещества с высокой степенью испарения, могут столкнуться с солнцем без заметного эффекта.

– Есть ли у нас какие-либо данные, на которые можно опереться в этом вопросе? – спросил я.

– Что касается нашего собственного солнца, – ответил доктор, – мы этого не делали; но в случае с другими солнцами произошло несколько наводящих на размышления обстоятельств, которые заставляют нас сделать вывод, что нечто подобное может произойти с нашим собственным. Несколько лет назад наблюдалось, как звезда в созвездии Лебедя внезапно вспыхнула с необычайной яркостью, ее блеск увеличился от блеска звезды шестой величины, но слабо различимой невооруженным глазом, до блеска звезды первой величины. Этот блеск сохранялся в течение нескольких дней, после чего он восстановил свое первоначальное состояние. Теперь справедливо предположить, что это значительное увеличение света могло быть вызвано падением какого-то большого твердого тела – планеты, кометы или, возможно, другого солнца – на наблюдаемое солнце; и, поскольку свет и тепло теперь понимаются как просто разные способы или выражения при том же качестве движения справедливо далее сделать вывод, что приращение тепла соответствовало приращению света.

– Как вы тогда думаете, каково было бы естественное воздействие на нас здесь, на этой планете, какой-нибудь катастрофы, подобной той, которую вы только что вообразили, если она произойдет с нашим собственным солнцем! – спросил я.

– Свет и тепло нашего светила могут быть увеличены в сто или в тысячу раз, в зависимости от характера столкновения. Можно представить себе настолько сильное горение, что все наши океаны испарятся за одну короткую минуту или даже испарят твердую материю нашей планеты за меньшее время, подобно шарику ртути в камере с горячим воздухом. "Большой" и "маленький" – не абсолютные, а относительные термины в словаре Природы, оба одинаково подчиняются ее законам, – назидательно заметил доктор.

– Утешительное размышление, безусловно, – заметил я. – Будем надеяться, что мы не будем удостоены такого опыта.

– Кто может сказать? – ответил доктор, поднимаясь со своего места. – Извините, я на минутку. Вы знаете, что завтра из садов Вудворда будет поднят воздушный шар, и есть новый ингредиент, который я собираюсь ввести при надувании. Материал требует еще немного перемешивания. Возьми еще одну сигару. Я не задержусь ни на минуту.

Я откинулся на спинку стула и задумался, прислушиваясь к удаляющимся шагам доктора, когда он прошел в соседнюю комнату. Я посмотрел на часы. Было половина двенадцатого. Это была теплая ночь для Сан-Франциско в августе – удивительно, на самом деле. Я встал, чтобы открыть окно, и в этот момент в комнату снова вошел доктор.

– Что это? – невольно воскликнул я, поднимая раму. И зрелище, которое предстало моему взору, когда я это сделал, безусловно, оправдало восклицание.

Комнаты доктора Аркрайта находились на северной стороне Маркет-стрит, а невысокие здания напротив предоставляли прекрасный обзор горизонта на юг и восток. Над крышами домов на востоке виднелась тонкая багровая линия, обозначавшая воды залива, а за ней зубчатые очертания холмов Аламеды. Все это было обычным и таким же, как я видел это сотни раз прежде, но на северо-востоке небо было освещено зловещим, тускло-красным сиянием, которое простиралось на север вдоль горизонта расширяющейся дугой, пока вид не был закрыт линией улиц слева от нас. Этот свет во всех отношениях напоминал Северное сияние, за исключением цвета. Вместо холодного, ясного света северного сияния мы столкнулись с яростным, кроваво-красным сиянием, которое то и дело выстреливало вспышками, языками и огненными лентами вверх, к зениту. Казалось, что к северу от нас разгорается какой-то огромный пожар. Но что, спросил я себя, могло произвести такое обширное, такое мощное освещение? Обширные лесные пожары или горение больших городов проявляются отраженным от неба ярким светом на больших расстояниях, но они не демонстрируют регулярности – или гармонии, так сказать, – которая была бы очевидна в данном случае. Вывод был неизбежен, что явление не было локальным по своему источнику.

Выглянув в окно, мы увидели, что эта сцена привлекла внимание не только нас, но и других людей. Маленькие группки людей собрались на тротуаре, большие группки на углах улиц и прохожие продолжали поворачивать головы, чтобы посмотреть на странное зрелище. В то же время воздух с каждой минутой становился все тяжелее и душнее. Не было ни малейшего движения, но над городом, казалось, царило зловещее и сверхъестественное спокойствие, подобное тому, которое в некоторых климатических условиях является предвестником шторма и которое здесь часто называют "погодой землетрясения".

Доктор нарушил молчание.

– Это что-то совершенно необычное, – воскликнул он. – У этого света на севере должна быть причина. Все секвойи Сономы и Мендосино, с добавлением сосен Орегона и территории Вашингтон, не могли бы вызвать такого пламени, как это. Кроме того, это не то отражение в небе, которое может вызвать лесной пожар.

– Вы прочитали мои мысли, – заявил я.

– Давайте посмотрим, сможем ли мы связать это с более широкими причинами. Сейчас почти полночь. Этот свет находится на севере. Солнечные лучи теперь освещают другую сторону земного шара. Таким образом, это восход солнца в Атлантике, полдень в Восточной Европе и закат в Западной Азии. Когда вы пришли сюда, всего час назад, небо было ясным, а температура нормальной. Что бы ни вызвало это необычное явление, оно произошло в течение последнего часа. Даже с тех пор, как мы начали смотреть, я вижу, что край освещенной дуги сместился дальше на восток. Этот свет исходит от солнца, но он полностью выходит за пределы опыта.

– Не могли бы мы связать это с кометой, о которой мы только что говорили? – предположил я. – Сейчас она должна быть около своей точки перигелия.

– Должно быть, так и есть, – согласился доктор. – Кто знает, может огненный странник действительно соприкоснулся с солнцем? Давайте выйдем.

Мы надели шляпы и вышли из здания. Вдоль всех тротуаров мы натыкались на взбудораженные группы, которые смотрели на странный свет и рассуждали о его причине. Общее мнение относило это к какому-то обширному лесному пожару, хотя не было недостатка в религиозных энтузиастах, которые видели в этом проявление божественного гнева или предзнаменование предсказанного завершения всего сущего, ибо в неосведомленном человеческом уме нет середины между грубо практичным и чисто фанатичным. Мы поспешили по Маркет-стрит и свернули на Керни, где толпа была еще более плотной и выглядела более встревоженной. Прибыв в редакцию "Кроникл", я заметил, что посыльные из разных телеграфных контор сталкивались друг с другом на лестнице здания.

– Если вы подождете минутку, – сказал я доктору, – я сбегаю наверх и выясню, в чем дело.

– Странные новости с Востока, – поспешно сказал начальник телеграфа в ответ на мой вопрос, одновременно указывая на небольшую стопку депеш. – Это поступало в течение последнего получаса со всех точек Союза.

Я взял одну и прочитал содержимое:

"НЬЮ-ЙОРК, 3:15 УТРА – НАД ВОСТОЧНЫМ ГОРИЗОНТОМ ТОЛЬКО ЧТО ВСПЫХНУЛ НЕОБЫЧАЙНЫЙ СВЕТ. ОЧЕНЬ КРАСНЫЙ И УГРОЖАЮЩИЙ. КАЖЕТСЯ, ЧТО ОН ИСХОДИТ С БОЛЬШОГО РАССТОЯНИЯ В МОРЕ. ЛЮДИ, НЕСПОСОБНЫЕ ОПРЕДЕЛИТЬ ПРИЧИНУ."

Другая гласила следующее:

"НОВЫЙ ОРЛЕАН, 4:10 УТРА – ЯРКИЙ ПОЖАР ОТРАЖАЕТСЯ В НЕБЕ, НЕМНОГО К СЕВЕРУ ОТ ВОСТОКА. ОБЩЕЕ МНЕНИЕ О ТОМ, ЧТО В ТРОСТНИКОВЫХ ЗАРОСЛЯХ ВОЗНИКЛИ ОБШИРНЫЕ ПОЖАРЫ. НАСЕЛЕНИЕ НА ГРАНИ И ВСТРЕВОЖЕНО."

– Есть еще десяток, – заметил редактор, – из Чикаго, Мемфиса, Канады – фактически, отовсюду – все с тем же содержанием. Что вы об этом думаете?

– Это явление, очевидно, повсеместно, – сказал я. – Это должно происходить на солнце. Вы замечаете, каким горячим и удушливым становится воздух? У вас есть какие-нибудь депеши из Европы?

– Пока нет. А, вот повторная телеграмма из Нью-Йорка, – сказал редактор, принимая депешу из рук посыльного, который только что вошел. – Это может нам кое-что сказать. Слушайте:

"ЛОНДОН, 7:45 УТРА – ПЯТЬ МИНУТ НАЗАД ЖАР СОЛНЦА СТАЛО НЕВЫНОСИМЫМ. БИЗНЕС ОСТАНОВИЛСЯ. ЛЮДИ ПАДАЮТ ЗАМЕРТВО НА УЛИЦАХ. СТОЛБИК ТЕРМОМЕТРА ПОДНЯЛСЯ С 52 ГРАДУСОВ ДО 113. ВСЕ ЕЩЕ ПОДНИМАЕТСЯ. СООБЩЕНИЕ ИЗ ГРИНВИЧСКОЙ ОБСЕРВАТОРИИ ГЛАСИТ…"

– На этом сообщение резко обрывается, – вставил редактор, – и нью-йоркский оператор продолжает так: "Сообщение прервано. Больше ничего по кабелю. Повсюду сильная тревога. Свет и тепло усиливаются".

– Что ж, – сказал я, – должно быть, все так, как предложил доктор Аркрайт. Комета, которую снова наблюдали в Рио-Жанейро десять дней назад, упала на солнце. Только Небеса знают, что нам нужно делать.

– Я отредактирую эти сообщения и, в любом случае, выпущу газету, – решительно заявил редактор. – А, вот и лед для печатников, – когда полдюжины мужчин прошли мимо двери, каждый с мешком на плече. – Газета должна выйти, даже если земля горит под ней. Я думаю, мы сможем продержаться до восхода солнца, а до этого худшее может и не будет.

Я вышел из офиса, присоединился к доктору на улице и рассказал ему новости.

– В этом нет никаких сомнений, – сразу же заметил он. – Прошлогодняя комета упала на солнце. Все телеграфные сообщения были почти идентичны по времени, так как сейчас здесь только полночь, и, следовательно, около четырех часов в Нью-Йорке и восьми часов в Англии.

– Что нам лучше сделать? – спросил я.

– Я не думаю, что есть какие-либо причины для немедленной тревоги, – ответил доктор. – Мы посмотрим, значительно ли усилится жара между сегодняшним днем и восходом солнца, и примем соответствующие меры. А пока давайте осмотримся вокруг.

По мере того, как мы шли, на улицах усиливалась картина тревоги. Казалось, что половина населения города покинула свои дома и собралась в самых людных местах. Тысячи людей толкали и пихали друг друга по соседству с различными редакциями газет в отчаянных попытках взглянуть на доски объявлений, где содержание различных телеграмм размещалось так же быстро, как они поступали. Множество наемных рабочих и экспресс-фургонов сновали туда и сюда, переполненные целыми семьями, по-видимому, намеревающимися покинуть город, и, вероятно, без какой-либо определенной цели или точного понимания того, что они делают или куда они направляются.