Стихотворения в пяти томах

Заклинание XIII в.

«Aux ombres de l’enfer je parle sans effroi,

Je leur imposerai ma volonte pour loi!»[4]

О, яви мне, Господь, милосердие въявь
И от призраков смерти и ларвов избавь,
И сойду я во ад, и сыщу их в огне,
Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.
И я ночи скажу, чтобы свет излила.
Солнце, встань! – Будь луна и бела и светла!
Я к исчадиям ада взываю в огне,
Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.
Безобразно их тело и дики черты,
Но хочу я, чтоб демоны стали чисты.
К неимущим имен я взываю в огне:
Да смирятся и, падши, поклонятся мне.
Их отверженный вид ужасает меня,
Но я властен вернуть им сияние дня,
Я, сошедший во ад, я, бесстрашный в огне,
Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.

Элегия

Свершится. Замолкнут надежды,
Развеется ужас и страх.
Мои отягченные вежды
Сомкнутся в предсмертных мечтах.
Быть может, в гробу мне приснится –
Кто будет склоняться над ним,
Кто будет рыдать и молиться
Над трупом холодным моим.
Но дух мой дорогою ближней
Поднимется в дальнюю высь,
Где сонмы неведомых жизней
В созвездиях вечных сплелись.

Желтый ирис

Как хорош, как пригож мой развесистый сад,
Где узорные сосны недвижно стоят.
Весь пропитан смолой их лесной аромат.
Как хорош, как пригож мой запущенный сад.
Я устала смотреть, как струится поток,
Как глядится в него одинокий цветок,
Желтый венчик его, будто шлем золотой,
Блещет в сумраке грез непокорной мечтой.
Я пошла на лужайку, где ныла пчела,
Где разросся жасмин и сирень отжила,
Где рассыпала жимолость розовый цвет,
Где жужжанье и свет, где молчания нет.
Я бродила в тени, под навесом ветвей,
Где прохлада и тишь, где мечтанье живей,
Где по мшистой траве и бледна и чиста
Белых лилий сплелась молодая чета.
Я искала огня – и наскучил мне зной,
Но томилась душа в полутени больной.
О, как грустно одной в этой чаще глухой,
Где назойлива жизнь и неведом покой.
Я вернулась я вновь в мой заветный приют,
Где сказанья, как волны, плывут и поют,
Где журча по камням, так певуч, так глубок,
О прошедшем звенит говорливый поток.
И дремлю я, и внемлю. И грезится мне
О далеких веках, о забытой стране.
И на тонком стебле тихо клонится вниз
Символ рыцарских дней – благородный ирис.

Вальс

1.

В сиянии огней
Блестящий длился бал.
Все тише, все нежней
Старинный вальс играл.
  В кругу нарядных пар
  Плыву я сквозь туман.
  Гирляндой нэнюфар
  Обвит мой тонкий стан.
Болотная трава
Скрывает мрамор плеч,
Условна и мертва
Моя пустая речь.
  Чужой руки едва
  Касается рука,
  Ответные слова
  Звучат издалека.

2.

Этот вальс мне напомнил сгорающий день;
  Золотисто-румяный закат.
На террасе акаций подвижную тень,
  Майских девственных роз аромат.
В дымке алой, с весенним цветком на груди,
  Я смотрю в беспредельную даль.
«Где ты, радостный мой» – я твержу, – «Погляди
  На мою молодую печаль!»
Но была я чиста, и, как снег, холодна,
  И свободна, как ветер степной.
Никого не любя, я томилась одна.
  Отчего же ты не был со мной?

3.

  От пламени огней
  Устало никнет взор,
  Чело теснит больней
  Опаловый убор.
Затоптан мой наряд
В толпе безумных пар.
Увядшие висят
Гирлянды нэнюфар.
  В чужой руке мертва
  Забытая рука,
  Обычные слова
  Звучат издалека.
И в пестрой суете
Померк блестящий бал.
О девственной мечте
Старинный вальс рыдал.

«Далекие звезды, бесстрастные звезды…»

Далекие звезды, бесстрастные звезды
Грустили на небе горячего Юга.
Наскучили звездам эфирные гнезда,
К свободе они призывали друг друга.
– Дорогу! дорогу! Раздайтесь, светила!
Свободная мимо несется комета,
Огнистую косу она распустила
И мчится, пьянея от счастья и света.
«Свободы!» запели лазурные луны,
На алых планетах зажегся румянец.
От солнц потянулись звенящие струны –
И тихо понесся торжественный танец.
И дрогнули хоры, незримые оку,
Что блещут в пространствах жемчужной росою.
«Свободы, свободы! Умчимся к востоку,
Вослед за кометой с огнистой косою».
Когда же для света и радости вечной,
Исчезла последняя светлая пара,
Послышались вздохи во тьме бесконечной
Земли позабытой тяжелого шара.
– «Завет мой – гудел он – нарушил я с ними.
Я скован. Закрылись небесные очи».
И грузно цепями гремя вековыми
Он ринулся в бездну зияющей ночи.

«Отравлена жаркими снами…»

Отравлена жаркими снами
Аллея, где дышат жасмины,
Там пчелы, виясь над цветами,
Гудят, как струна мандолины.
И белые венчики смяты,
Сгибаясь под гнетом пчелиным,
И млеют, и льют ароматы,
И внемлют лесным мандолинам.

«Я хочу умереть молодой…»

Я хочу умереть молодой,
Не любя, не грустя ни о ком,
Золотой закатиться звездой,
Облететь неувядшим цветком.
Я хочу, чтоб на камне моем
Истомленные долгой враждой
Находили блаженство вдвоем,
Я хочу умереть молодой!
Схороните меня в стороне
От докучных и шумных дорог,
Там, где верба склонилась к волне,
Где желтеет некошенный дрок.
Чтобы сонные маки цвели,
Чтобы ветер дышал надо мной
Ароматами дальней земли.
Я хочу умереть молодой!
Не смотрю я на пройденный путь,
На безумье растраченных лет,
Я могу беззаботно уснуть,
Если гимн мой последний допет.
Пусть не меркнет огонь до конца
И останется память о той,
Что для жизни будила сердца.
Я хочу умереть молодой!

Под ропот арфы златострунной

Гимн разлученным

В огне зари – и ночи лунной
И в тусклом сумраке ненастия,
Под ропот арфы златострунной
Я долго плакала о счастии.
Но скрытых мук все крепли звуки,
В мольбе, к забвенью призывающей.
О, истомленные в разлуке,
Поймите мой напев рыдающий!
Как тяжело мое изгнанье,
Как пуст мой замок заколдованный!
Блажен, кто верит в миг свиданья
Душой, к блаженству уготованной.
Бледнеет день, сгорев напрасно.
О, молодость, мое страдание!
Безумна ты, но ты прекрасна
В самом безумье ожидания.
В немую даль смотрю я жадно;
Колосья нив заглохли в тернии,
И круг земли так безотрадно
Уходит в небеса вечерние.
Плывет туман. Змеятся реки.
Пылится путь, бесследно тающий.
О, разлученные навеки,
Для вас пою мой гимн рыдающий!
Остановись! – Ты быстротечна,
О, жизнь моя, мое страдание!
Блажен, блажен, кто верит вечно,
Пред кем бессильно ожидание.
Но ты далек, мой светлый гений,
Мой луч, мой ясный, мой единственный,
Оставлен храм – и нет курений,
И стынет жертвенник таинственный.
Угас мой день в лиловой дали,
Свернулся мак. Измяты лилии.
О, пойте гимн моей печали,
Вы – изнемогшие в бессилии!

«Белая нимфа – под вербой печальной…»

Белая нимфа – под вербой печальной
Смотрит в заросший кувшинками пруд.
Слышишь? Повеяло музыкой дальной…
  Это фиалки цветут.
Вечер подходит. Еще ароматней
Будет дышать молодая трава.
Веришь?… Но трепет молчанья понятней,
  Там, где бессильны слова.

«Власти грез отдана…»

Власти грез отдана,
Затуманена снами,
Жизнь скользит, как волна,
За другими волнами.
Дальний путь одинок.
В океане широком
Я кружусь, как цветок,
Занесенный потоком.
Близко ль берег родной,
Не узнаю вовеки,
В край плыву я иной,
Где сливаются реки.
И зачем одинок
Путь на море широком –
Не ответит цветок,
Занесенный потоком.

«Поля, закатом позлащенные…»

Поля, закатом позлащенные,
Уходят в розовую даль.
В мои мечты неизреченные
Вплелась вечерняя печаль.
Я вижу, там, за гранью радостной,
Где краски дня сбегают прочь,
На вечер ясный, вечер благостный
Глядит тоскующая ночь.
Но в жизни тусклой и незначущей
Бывают царственные сны.
Они к страдающей и плачущей
Слетят с воздушной вышины.
Нашепчут райские сказания
Ветвям акаций и берез
И выпьют в медленном лобзании
Росу невыплаканных слез.

«Горячий день не в силах изнемочь…»

Горячий день не в силах изнемочь,
Но близится торжественная ночь
И стелет мрак в вечерней тишине.
Люби меня в твоем грядущем сне.
Я верю, есть таинственная связь,
Она из грез бессмертия сплелась,
Сплелась меж нами в огненную нить
Из вечных слов: страдать, жалеть, любить.
Еще не всплыл на небо лунный щит,
Еще за лесом облако горит,
Но веет ночь. – О, вспомни обо мне!
Люби меня в твоем грядущем сне.

«Светлое царство бессмертной идиллии…»

Светлое царство бессмертной идиллии,
Лавров и мирт зеленеющий лес.
Белые розы и белые лилии
В отблеске алом зажженных небес.
Кто это входит походкой медлительной?
Веспер играет над бледным челом.
Долог и труден был путь утомительный, –
Вспомнишь ли здесь о скитанье былом?
Кто ты, несущий печать откровения,
Близкий и чуждый всегда для меня?
Вечер иль сон? – Или призрак забвения,
Светлая тень отлетевшего дня?
В черной одежде – колючие тернии…
Лик твой измучен и голос твой тих.
Грустно огни отразились вечерние
В мраке очей утомленных твоих.
Странник, останься! Забудь о скитании,
Вечную жажду навет утоли.
Арфы незримой растет трепетание,
Море и небо сомкнулись вдали.
Падают руки в блаженном бессилии,
Сладкое душу томит забытье…
Розы и лилии, – розы и лилии –
Млея, смешали дыханье свое.

Осенний закат

О свет прощальный, о свет прекрасный,
Зажженный в высях пустыни снежной,
Ты греешь душу мечтой напрасной,
Тоской тревожной, печалью нежной.
Тобой цветятся поля эфира,
Где пышут маки небесных кущей.
В тебе слиянье огня и мира,
В тебе молчанье зимы грядущей.
Вверяясь ночи, ты тихо дремлешь
В тумане алом, в дали неясной.
Молитвам детским устало внемлешь,
О свет прощальный, о свет прекрасный!

Цветы бессмертия

В бессмертном царстве красоты,
Где вечно дышит утро раннее,
Взрастают белые цветы, –
Их нет прекрасней и желаннее.
Два грифа клад свой сторожат,
Как древо жизни и познания.
И недоступен тайный сад,
И позабыты заклинания.
Но чьи мечты – как снег чисты,
Тот переступит круг таинственный.
Там буду я. Там будешь ты,
О, мой любимый, мой единственный!
Тебе, отмеченный судьбой,
Цветы, бессмертием взращенные.
И грифы лягут пред тобой,
У ног твоих, порабощенные.

Под небом родины

Метель

  Расстилает метель
  Снеговую постель
Серебристая кружится мгла.
  Я стою у окна,
  Я больна, я одна
И на сердце тоска налегла.
  Сколько звуков родных,
  Голосов неземных,
Зимний ветер клубит в вышине.
  Я внимаю, – и вот,
  Колокольчик поет.
То не милый ли мчится ко мне?
  Я бегу на крыльцо.
  Ветер бьет мне в лицо.
Ветер вздох мой поймал и унес:
  «Милый друг мой, скорей
  Сердцем сердце согрей,
Дай отраду утраченных слез!
  Не смотри, что измят
  Мой венчальный наряд,
Что от мук побледнели уста.
  Милый друг мой, скорей
  Сердцем сердце согрей, –
И воскреснет моя красота»
  Жду я. Тихо вдали.
  Смолкли звуки земли.
Друг далеко, – забыл обо мне.
  Только ветер не спит.
  И гудит и твердит
О свиданье в иной стороне.

Дурман