Стихотворения в пяти томах

1.

Тише, бор. Усни, земля,
Спите, чистые поля.
Буйный ветр, приляг к земле.
Скройтесь, горы, в синей мгле.
Отгорел усталый день,
По долам густеет тень.
Почернел, как уголь, лес,
Ждет полуночных чудес.
Месяц вздул кровавый рог.
На распутье трех дорог,
Вещим светом осиян,
Распускается дурман.

2.

Он, как ландыш над водой,
Белой светится звездой.
В лепестках, где зреет яд,
Семена его блестят.
Вихрь степной рассеет их
Меж цветов и трав степных,
По деревьям, по кустам,
Разметает тут и там.
И на крылья вольных птиц,
И на шелк густых ресниц
Бросит легкое зерно;
Пышный цвет дает оно.

3.

Над равнинами плывет
Ядовитый пар болот.
Чуть белеет сквозь туман
Расцветающий дурман.
От дурмана три пути:
Вправо ль жребий твой идти –
В злой разлуке смерть найдешь;
Влево – милую убьешь.
Если прямо ляжет путь, –
Вихрь твою иссушит грудь,
И горя меж двух огней,
Ты погибнешь вместе с ней.

4.

Бедный друг мой, не грусти,
Не кляни, забудь, прости!
Наша радость отжита,
День угас – и я не та.
Как тростник, поник мой стан,
Пред очами всплыл туман.
Вихрь степной меня сломил,
В сердце семя заронил.
И растет, растет оно,
Придорожное зерно;
Вспоен кровью жгучих ран,
Распускается дурман.

Легенды и фантазии

Святочная сказка

Алеет морозный туман.
Поля снеговые безмолвны.
И ветра полуночных стран
Струятся холодные волны.
Хрустальная башня блестит
Вознесшись над снежной пустыней.
На кровле – серебряный щит,
На окнах – сверкающий иней.
Там в шубках из белой парчи
Гадают царевны-снегурки,
Льют воду с топленой свечи,
Играют то в прятки, то в жмурки.
Их дедушка грозен теперь,
Не выйдет взглянуть на царевен;
Замкнул он скрипучую дверь,
Сидит неприступен и гневен.
Пред ним, на колени упав,
В веночке из почек березы,
В одежде из листьев и трав,
Красавица молит сквозь слезы:
«Пусти меня, грозный, пусти!
Я выйду в широкое поле,
Фиалок нарву по пути
Наслушаюсь песен о воле».
«Вот, глупая! – молвил Мороз:
Там вьюга, не знаешь ли, что ли?
Сугробами ветер занес
И поле, и песни о воле».
«Я с вьюгою справлюсь сама,
Лишь выглянуть дай мне в оконце,
И спрячется в землю зима,
И реки оттают на солнце».
Мороз так и обмер: «Посмей!
А выглянешь если без спросу,
Я мигом отрежу, ей-ей,
Твою золотистую косу!»
И с плачем запела Весна,
Разлилась серебряным звоном,
О неге весеннего сна,
О рощах, о луге зеленом.
О солнце, о плеске весла
По глади прозрачной и синей…
И вьюга ту песнь понесла
Далеко над снежной пустыней.

Родопис

1.

Там далеко-далеко, где навис очарованный лес,
Где купается розовый лотос в отраженной лазури небес,
Есть преданье о нежной Родопис, приходившей тревожить волну,
Погружать истомленное тело в голубую, как день, глубину.
И орел, пресыщенный звездами, совершая заоблачный путь,
Загляделся на кудри Родопис, на ее лебединую грудь,
И сандалию с ножки чудесной отыскав меж прибрежных камней,
Близ Мемфиса, в сады фараона полетел он с добычей своей.
Под ветвями кокосовой пальмы раззолоченный высился трон,
Где свой суд прел толпой раболепной самовластно вершил фараон.
И орел над престолом владыки на минуту помедлил, паря,
И бесценную, легкую ношу уронил на колени царя…
И царицею стала Родопис, и любима была – потому,
Что такой обольстительной ножки не приснилось еще никому…
Это было на радостном Юге в очарованном мире чудес,
Где купается розовый лотос в синеве отраженных небес.

2.

Каждый вечер, на закате
Солнца гневного пустыни
Оживает и витает
Призрак, видимый доныне.
Призрак Южной Пирамиды,
Дух тревожный, дух опасный,
Вьется с вихрями пустыни
В виде женщины прекрасной.
Это – царственной Родопис
Вьется призрак возмущенный,
Не смирившейся пред смертью,
Не простившей, не прощенной.
Скучно женщине прекрасной,
Полной чарами былого
Спать в холодном саркофаге
Из базальта голубого.
Ведь ее души могучей,
Жажды счастья и познанья
Не сломили б десять жизней,
Не пресытили б желанья.
И душа ее мятется
Над пустынею безгласной
В виде женщины забытой,
Возмущенной и прекрасной.

Энис-эль-Джеллис

В узорчатой башне ютился гарем
Владыки восточной страны,
Где пленницы жили не зная, зачем,
Томились и ждали весны.
Уж солнце склонялось к жемчужной волне,
Повеяло ветром и сном.
Неведомый рыцарь на белом коне
Подъехал и – стал под окном.
Он видел, как птицы, коснувшись окна,
Кружились и прядали вниз.
Он видел – в гареме всех краше одна,
Рабыня Энис-эль-Джеллис.
Уста молодые алели у ней,
Как розы полуденных стран.
Воздушней казался вечерних теней
Ее обольстительный стан.
На солнце пушистые косы вились,
Как два золотые ручья.
И рыцарь воскликнул: «Энис-эль-Джеллис,
Ты будешь моя – иль ничья».
И солнце в ночные чертоги свои
По красным сошло облакам.
Да славится имя бессмертных в любви, –
Оно передастся векам.
  Разрушена башня. На темной скале
  Безмолвный стоит кипарис.
  Убитая, дремлет в холодной земле
  Рабыня Энис-эль-Джеллис.