Стихотворения в пяти томах

ДЕЙСТВИЕ III.

Шатер царицы Савской. Тронный зал.

В начале сцена действия сцена постепенно заполняется народом: жрецы, воины, невольники и невольницы. ГИАЦИНТ, окованный по рукам, стоит рядом с молодой, богато одетой гречанкой. За ними воин с обнаженным мечом.

ГИАЦИНТ: (Обращаясь к воину)

Скажи мне, друг, куда нас привели?

ВОИН:

Узнаешь сам. Вот, погоди, царица
Сейчас придет свой суд произнести.

ГИАЦИНТ:

Ответь мне, друг, одно, я умоляю:
Кто та, кого зовете вы царицей?

ВОИН:

Царица Сабы, мудрая Балькис.

ГИАЦИНТ: (обращаясь к гречанке):

Ты слышала? О, Комос! мы погибли!
Мы у нее, в шатре царицы Юга.
И это имя нежное. Балькис, –
Теперь звучит мне смертным приговором, –
Она клялась не пощадить меня.

КОМОС:

Она могла забыть тебя. Здесь много
Невольников красивых, юных, стройных.
Смотри вокруг. Они тебя не хуже.
Она могла забыть тебя давно.

ГИАЦИНТ:

Ты рассуждаешь здраво, как гречанка;
Под солнцем юга женщины не те. –
Они в любви так странно-постоянны
И в ревности не ведают границ.

КОМОС:

Но если я скажу ей откровенно,
Как мы с тобой друг друга крепко любим,
Я, может быть, разжалоблю ее,
И нас она…

ГИАЦИНТ:

    О, глупое созданье!
Молчи и знай, что если… Вот она!

ВСЕ: (падая на колени)

Привет тебе, премудрая Балькис.

(Царица медленно восходит по ступеням, ведущим к трону, и полуложится на подушки. Две черных невольницы обвевают ее опахалом).

БАЛЬКИС:

Где пленный грек? А это кто же с ним?

ВОИН:

Он говорит – она его невеста.

БАЛЬКИС:

Невеста? А! Боюсь, что никогда
Его женой бедняжечка не будет.
«Красивая, как молодая лань!»
Длинна, как жердь, черна, как эфиопка.
Ты, право, глуп, мой смуглый Гамиэль.

(Обращаясь к пленнице).

Ты знаешь наш язык? Иль мне с тобой
По-гречески прикажешь объясниться?

КОМОС:

Немного знаю.

БАЛЬКИС:

    Подойди ко мне,
Поближе стань и отвечай толково:
Откуда ты и как тебя зовут?
Ну, говори.

КОМОС:

    Я – Комос.

БАЛЬКИС:

      Что за имя?
Противный звук! – Но, может быть, зато,
Гордишься ты своим происхожденьем?
Кто твой отец?

КОМОС:

    Отпущенник из Фив.
Теперь торгует овцами и шерстью.

БАЛЬКИС:

А мать твоя?

КОМОС:

    Рабыня черной крови,
Невольница.

БАЛЬКИС:

    Достойное родство!
Теперь понятно мне, откуда эта
Широкая и плоская спина,
Назначенная матерью-природой
Не для одежд пурпурных, а для носки
Вьюков, камней и рыночных корзин.

(Вставая).

От Солнца я веду свой древний род!
И потому, не только по рожденью,
Но каждым взглядом, словом и движеньем –
Царица я от головы до ног.
А дочь раба останется навеки
Рабынею, хотя б ее хитон
Весь соткан был из камней драгоценных.
Но все равно ты это не поймешь.

(Садится снова).

Итак, увы, ни именем, ни родом,
Ни красотой похвастать ты не в праве,
Но, может быть, в искусствах ты сильна?

КОМОС:

В искусствах?

БАЛЬКИС:

    Да. Играешь ты на арфе?

КОМОС:

Я музыки не знаю, я – фиванка.

БАЛЬКИС:

Фиванка? А! Ты этим все сказала.
Твои отцы прославились издревле
Отсутствием и голоса, и слуха.
И хоть в душе сгораю я желаньем
Из уст твоих услышать гимн любви,
Но страшно мне, что на высокой трели
Испустит дух мой лучший попугай.
Так подождем с опасною забавой,
Не будем петь, возьмемся за стихи.
Ты можешь ли чередовать легко
Шутливый ямб с гекзаметром спокойным,
Произнося торжественные строфы
Под рокотанье лиры семиструнной? –
Ведь все же ты гречанка, хоть из Фив.

КОМОС:

Нет, не могу.

БАЛЬКИС:

    Так, значит, уж наверно
Вакхической ты нас потешишь пляской?
О, будь мила! Что ж медлишь ты, скорей!
Заранее я с восторгом предвкушаю
Всю грацию пленительных движений.
Смелей, дружок!

КОМОС:

      Я пляскам не училась.

БАЛЬКИС:

Как, тоже нет? Что ж можешь делать ты?

КОМОС:

Прясть, вышивать, считать и стричь баранов.

БАЛЬКИС:

Мне жаль тебя, мой бедный Гиацинт!
Твой вкус, мой друг, поистине ужасен.
Но все же ты мне нравишься. Поди
И поцелуй, как прежде.

(Гиацинт подходит к царице. Комос вскрикивает).

      Что с тобою?
Ты, кажется, ревнуешь? Ха-ха-ха!
Она ревнует, слышите ль?

(Целует его).

КОМОС:

      О, боги!..
Оставь его! Он мой жених.

БАЛЬКИС:

      Потише!
Держи себя учтивей, мой дружок.
Не забывай, что говоришь с царицей,
А не с торговкой шерсти иль овец.
Но, отвечай, его ты очень любишь?

КОМОС:

Люблю, царица!

БАЛЬКИС:

      Любишь глубоко?

КОМОС:

Как жизнь мою!

БАЛЬКИС:

    О, в самом деле, крошка?
Я тронута до слез твоим признаньем.
Но, видишь ли, и я его люблю.
Он миленький и презабавный мальчик.

КОМОС:

Он мой, он мой! Оставь его, он мой!

БАЛЬКИС:

Нет, девочка становится прелестной.
То «да и нет», «не знаю», «не умею»,
И, вдруг, теперь приобрела дар слова,
И требует, и молит, и кричит.
Так как же, Комос, мы его поделим?
Уж разве мне придется уступить?

КОМОС:

Всю жизнь, всю жизнь мою не перестану
Благодарить тебя!

БАЛЬКИС:

    Иль, может быть,
Ты сжалишься и мне его оставишь?

КОМОС:

О, пощади, не смейся надо мной!

БАЛЬКИС:

Так пусть наш спор решает сам виновник, –
Так будет справедливее и проще.
Ты, милая, согласна ли со мной?

КОМОС:

Согласна ли? О, с радостью, царица!
Я вижу, ты – мудрейшая из жен.

БАЛЬКИС: (ГИАЦИНТУ)

Что скажешь ты, мой милый, мой любимый?
Она иль я – подумай и реши.
Что ж медлишь ты и что тебя смущает?

КОМОС:

Царица, он дрожит за жизнь свою
И высказать тебе не смеет правды.
Но если б в кроткой милости твоей
Он был, как я, уверен, – то, конечно,
Явил бы он свою любовь ко мне.

БАЛЬКИС:

Ты думаешь? – Увидим. Слушай, милый,
Когда ее ты любишь глубоко,
Будь счастлив с ней, я жизнь тебе дарую.
Я повелю вам хижину построить
В тени олив на берегу ручья.
Работой вас, коль будете покорны,
Клянусь тебе, не стану изнурять.
Да и к тому ж немного друг для друга
Двум любящим и пострадать легко!
И вместе с ней, запомни, с нею вместе,
Всю жизнь, – ты понял ли? – всю жизнь свою
Вдвоем ты будешь

КОМОС:

    О, какое счастье!

БАЛЬКИС:

Но если я тебе мила, – тогда
Я ничего тебе не обещаю,
Быть может, я замучаю тебя,
Быть может, стану я твоей рабою.
Скажу одно: и день, и ночь ты будешь
Со мной – моим рабом иль властелином,
Мной презренным, иль мной боготворимым,
Но будешь ты и день, и ночь со мной.

ГИАЦИНТ:

Я твой.

БАЛЬКИС: (обращаясь к КОМОС)

    Ты слышишь?

КОМОС:

      Гиацинт, возможно ль?
Отступник, будь ты…

БАЛЬКИС:

      Увести ее.
Да чтоб о милом крошка не скучала,
Ее вы развлеките. Как и чем –
Вы знаете. И вы ступайте все.

ГИАЦИНТ:

Любовь моя, звезда моя, Балькис!
Я вновь с тобой, у ног твоих прекрасных
Как счастлив я!

БАЛЬКИС:

      Тебе не жаль ее?

ГИАЦИНТ:

Кого – ее?

БАЛЬКИС:

    Твою невесту – Комос?

ГИАЦИНТ:

Могу ль теперь я вспоминать о ней?
Я помню ночь в безмолвии пустыни
И отблеск звезд в таинственных очах…
И на плечах трепещущие тени
Далеких пальм, и долгий поцелуй,
Твой поцелуй, медлительный, как вечность.
О, дивная, твои уста из тех,
Что тысячу восторгов несказанных
Умеют дать в одном прикосновенье
И могут длить лобзанье без конца.

БАЛЬКИС:

Прими же мой бессмертный поцелуй.

(Целует его. Раздается крик за сценой).

ГИАЦИНТ:

Ах, что это?

БАЛЬКИС:

    Твоя невеста, милый.

ГИАЦИНТ:

Что с ней? Что с ней?

БАЛЬКИС:

    Пустое, мой дружок.
Немного кожи с ног сдирают, верно,
И жгут слегка на медленном огне.
Целуй меня. Да не дрожи так сильно.

ГИАЦИНТ:

Прости ее, царица, о, прости!

БАЛЬКИС:

Простить ее? Когда на ней, быть может,
Еще горят лобзания твои!
Ведь ты ласкал ее? Как ты бледнеешь!
Смотри мне в очи. Ты любил ее?

ГИАЦИНТ:

Да… нет… не знаю… я тебя люблю.

БАЛЬКИС:

Так пусть ее стенания и крики
Не охладят восторга ласк твоих.

ГИАЦИНТ:

Мне жаль ее.

БАЛЬКИС:

    А! Ты ее жалеешь.
Ступай же к ней, возлюбленной твоей.
Ты можешь ей желанную победу
Купить ценою собственной крови.

ГИАЦИНТ:

Как, умереть теперь, сейчас?

БАЛЬКИС:

      Решайся.

ГИАЦИНТ:

Я жить хочу! О, милая Балькис,
Уйдем со мной, уйдем от этих криков!
Тебя одну люблю я…

БАЛЬКИС:

      Лжец и трус!
Скажи мне! Есть в тебе, о, нет, не сердце,
Но хоть намек ничтожный на него?
Хоть искра правды, слабый отблеск света,
Что просвещает каждое созданье,
Носящее названье – человек?
И я тебя любила! Но – довольно,
С тобой я кончила.

ГИАЦИНТ:

      Балькис, Балькис!

БАЛЬКИС:

Молчи и жди. Теперь посмотрим снова
Избранницу достойную твою.

(Обращаясь к рабу).

Ввести ее.

(ГИАЦИНТУ).

    Да, кстати, я, желая
Твою любовь к несчастной испытать,
Лгала тебе, выдумывая пытки.
На деле же ее лишь бичевали.

(Рабы вводят пленницу).

КОМОС: (падая на колени)

О, смилуйся!

БАЛЬКИС:

    Как скоро ты смирилась!
У ног моих? Вот это я люблю.

КОМОС:

О, смилуйся и отпусти, царица,
Меня домой, на родину мою.

БАЛЬКИС:

Соскучилась ты очень по баранам?
Нет, милая, ты пленница моя
И ею ты останешься навеки.
И будешь ты каменьями цветными
Мне волосы красиво убирать,
Плоды мне подавать, вином душистым
Мой кубок наполнять, ходить за мной
Услужливой, покорной, робкой тенью.
Согласна ты?

КОМОС:

    О, да, царица, да!

БАЛЬКИС:

Но я еще не кончила, – ты будешь
Мне каждый вечер ноги умывать.
Согласна ты?

КОМОС:

    Исполню все, царица,
Покорна я.

БАЛЬКИС:

    Еще бы нет! Рабыня!

(Приподнимая край своей одежды).

Ты посмотри, какая красота,
Какая прелесть женственных изгибов.
Я вспомнила: однажды некий царь
Невольно внял злокозненным наветам.
Мои враги, оклеветав меня,
Ему сказали: знай, колдунья – Саба,
До пояса лишь женщина она,
А ноги сплошь покрыты красной шерстью
С копытами козлиными. И, вняв
Наветам хитрым, повелел Премудрый
В своем дворце хрустальный сделать пол
И во тот покой ввести меня. Мгновенно
Раздвинулись пурпурные завесы,
И я увидела великий трон,
Как посредине озера стоящий,
Где восседал в роскошном одеянье
Возлюбленный и звал меня к себе.
И вот, движеньем смелым и стыдливым
Приподняла я легкий мой наряд
И обнажила стройные две ножки,
Подобные жемчужинам морским,
Сокрытым в недрах раковин цветистых
Иль лепестком благоуханных лилий,
Белеющих в волнах дамасских вод.
Но возвратимся вновь к малютке Комос.
Согласна ты покорной быть рабой,
Но я еще не все договорила.
Не мне одной, а нам служить ты будешь –