Баннерет

— А ты упёртый, да, — ухмыльнулся капитан, — Ну ничего, сейчас я их тебя всю эту спесь то повыбью.

Я ничего не ответил. Замер, в защитной стойке, наблюдая за действиями Одрина. Тот сделал шаг размашистый шаг вперёд. Второй. Занёс над головой меч. В движениях капитана почувствовалось уверенность. Излишняя. Командир деревенского ополчения решил, что против него и впрямь выступает шибко борзый молокосос, к которому меч в руки попал по чистой случайности. И это была ошибка. Ошибка, которую я ждал с самого начала нашего боя.

Тяжелое деревянное «лезвие» рванулось вниз, со свистом рассекая воздух у меня за спиной. Я нырнул вперёд, перехватив меч левой, раненной рукой. Правую выбросил вперёд и вверх. Одрин, увлекаемый дубиной, наклонился и сам напоролся на мой кулак своим кадыком. Захрипел.

Я отдернул руку. Перехватил рукоять. Сделал шаг в сторону. Крутанулся на месте, вкладывая всю силу, какую мог в удар. Послышался отчётливо слышимый треск разрываемой ткани. Короткий вскрик боли. Глухой ропот, пробежавший по толпе.

Одрин выронил меч. Оступился. Упал на четвереньки. Сквозь разорванную рубаху было видно, как на его спине проступают капли крови. Удар получился настолько сильным, что кожа попросту лопнула, не выдержав напора тяжелой палки, заменявшей мне меч.

Немного помедлив, я сделал шаг вперёд и со всей силы впечатал подошву своего ботинка в зад капитана ополчения. Увидел, как удар бросил его на землю. И только после этого позволил себе болезненно поморщиться. Растревоженная рана пульсировала. Из-под повязки текла струйка крови. Дерьмо.

— На этом всё, — я бросил палку на землю и подошёл к Одрину, протянув ему руку руку, — Признаюсь честно, ты чуть было меня не уделал. Но чуть — не считается. А значит, договор придётся испол…

Договорить я не успел. Командир ополчеие рванулся в сторону, извернулся, перекатившись на спину и со всей силы, ткнул концом палки мне в пах. Мир на мгновение потемнел. Ноги подкосились. Заскользили по мокрой грязи. Тело отказалось слушаться. Краткий миг невесомости. Удар, выбивший остатки воздуха из лёгких. Тьма. Глухая тишина, вязкой ватой забившая уши, сквозь которую едва пробивался рёв беснующейся толпы.

Я зажмурился, пытаясь успокоить дыхание и хоть как-то перетерпеть боль. На секунду. Услышал свист рассекаемого воздуха. Открыл глаза. Увидел, как тупое деревянное «лезвие» летит прямо мне в лицо. Твоюж мать.

Рывок в сторону. Палка втыкается в землю в том самом месте, где только что была моя голова. Острая боль простреливает левую руку. Пальцы сжимаются на «лезвии» деревянного клинка. Ещё рывок. Одрин не успевший вовремя выпустить рукоять, делает шаг вперёд. Удар. Подошва моего ботинка впечатывается ему в колено. Слышится выворачиваемого сустава. Глухой, сдавленный стон. Меч выскальзывает из рук капитана. Он падает, упираясь здоровым коленом в землю. Скрипит зубами от боли.

Я подтянул к себе меч. Опираясь на него встал. Под гробовое молчание толпы, неуверенной походкой подошёл к поверженному противнику. Немного помедлил. И бросил меч на землю прямо перед ошарашенным Одрином.

— Ты опозорился, — слова давались мне с большим трудом. Холодный воздух словно наждак драл глотку. По всему телу пульсировала глухая, ноющая боль, а по спине текла струйка липкого пота, — Не тогда, когда упал в первый раз. А тогда, когда нарушил заранее оговорённые правила, показав истинную цену своего слова. С этого момента деревенское ополчение переходит под моё командование. Но от твоей помощи мы, пожалуй, воздержимся. Помощь бабы, которая не собирается отвечать за свой трёп, нам не нужна.

— Да пошёл ты, — выдавил из себя Одрин, тяжело дыша, — Слышишь. Пошёл нахуй, уродец. Подавись.

Капитан встал, сплюнул мне под ноги и поковылял прочь, хромая и опираясь на палку, изображавшую тренировочный меч. Крестьяне и деревенское ополчение проводили его тяжелым молчанием.