Баннерет

Глава 23 «Истинное лицо»

— Ждут, суки, — сквозь зубы процедил Тур, осторожно выглядывая из-за толстого ствола раскидистого ясеня, — Должно быть сбежавшие дружки успели их предупредить о том, что мы идём.

Отряд расположился на самом краю вырубки, под прикрытием густых крон деревьев и редкого подлеска, пробивающегося сквозь плотный моховой ковёр. Приречинцы пока нас не заметили, но были уже настороже. Лагерь сейчас напоминал разворошённое осиное гнездо. По нижнему двору, где располагались крестьянские избы, бегали солдаты, а возле конюшен стояла небольшая пёстрая толпа и о чём-то оживлённо спорила. Похоже, диверсия всё-таки удалась. По крайней мере ни одного осёдланного коня видно не было.

Впрочем, последствия нашей вылазки были заметны не только в этом. На самом окраине села, возле частокола виднелся остов сгоревшей дотла избы. От дома осталась лишь каменная печная труба, да несколько закопчённых толстых брёвен, с которыми огонь не смог справиться. Пожарища, оставшегося на месте арсенала видно не было, однако судя по тому что половина бандитов были в обычных рубахах и с топорами лесорубов, вместо стёганок, гвизарм, биллхуков и фальшионов, в этом мы тоже преуспелию

— Тут и предупреждать не нужно, — бросил в ответ я, внимательно рассматривая укрепления бандитов, — Вой боевого рога разнёсся почитай на всю округу. Кроме нас тут трубить просто некому. Не этим же дохлякам из ополчения…

Здоровяк посмотрел на сгрудившихся крестьян, покачал головой и демонстративно сплюнул себе под ноги. Пока мы шли от дороги до окраины вырубки, ополчение потеряло ещё несколько человек. Троих, если быть точным. Парням вдруг резко понадобилось в кусты перед боем, из которых, они, конечно же не вернулись. Таким образом из пятидесяти человек, которых нам собрал Одрин, до Приречья дошли три десятка человек. И что-то мне подсказывало, что половина из оставшихся разбежится, как только засвистят первые стрелы и прольётся первая кровь.

Окопались бандиты и впрямь, неплохо. Над частоколом виднелись головы лучников. Всего стрелков было около дюжины. Пятеро с самыми простыми, явно склёпанными на коленке арбалетами, остальные — с обычными тисовыми луками, с какими обычно ходят на зверя, а не на войну. Впрочем, чтоб попортить нам шкуры хватит и простых охотничьих стрел.

Сложившаяся ситуация оптимизма не внушала. Я то ожидал, что стрелами нас встретят в лучшем случае во внутреннем дворе, и возле ворот, но никак не возле северной стены, где ещё ночью не было никакого парапета. Однако эти говнюки как-то всё же умудрились его соорудить за время нашего отсутствия.

На южном краю прогалины в густой лесной чаще мелькнул едва заметный отблеск металла. Раз. Другой. Третий. Бернард с ребятами вышли на позиции и теперь ждали, когда мы отвлечём бандитов. Дальше тянуть смысла не было.

— Построиться! — полушепотом скомандовал я, — Щиты! В линию и за мной. Лучники — прикроете нас с холма. Ополчение — на вас штурмовые лестницы. Держитесь чуть позади и постарайтесь не разбегаться. Ну… поехали, парни.

Я посмотрел на Тура. Здоровяк понял меня без слов. Поднёс к губам боевой рог и…

По округе волной раскатился оглушительный рёв боевого рога, от которого на несколько мгновений заложило уши. Затем наступила глухая, тревожная тишина. Бандиты, все, как по команде замерли, затравленно озираясь. Я вытащил меч из ножен, приподнял щит, подождал когда солдаты первой линии выстроятся рядом со мной и снова кивнул Туру. Пора было трубить атаку.

Здоровяк поудобнее перехватил знамя и снова поднёс горн к губам. Я взмахнул мечом, открыл рот, чтобы проорать команду к наступлению, но не услышал собственного голоса. Он растворился. Утонул, в раскатистом вое боевого горна. Солдаты поняли меня без слов.

Тур ещё продолжал дудеть в горн, когда мы длинным, не очень стройным рядом, выступили из под крон деревьев. Несколько мгновений бандиты стояли и смотрели на нас раззявив рты. Потом горн утих. Послышались резкие окрики команд. Разбойники начали метаться, пытаясь выстроиться в хоть какое-то подобие боевых порядков. Залаяли собаки. Раздался отчаянный визг какой-то бабы. Послышался плач ребёнка.

— Стрелы наложить, — заорал я, приподнимая щит, — Отпустить!

Щёлкнули тетивы арбалетов. Над нашими головами просвистели чёрные росчерки. Со стороны частокола раздался короткий вскрик. Один из бандитов выронил лук, схватился за пробитое болтом плечо. Но спустя миг не смог удержать равновесие взмахнул руками и грохнулся куда-то за частокол.

Замешательство у разбойников длилось недолго. Спустя миг раздался короткий окрик. Команда. Свист рассекаемого воздуха. Стрела ударяет в щит, вынуждая меня на мгновение замереть. Боец справа пошатывается. Падает. Орёт, хватаясь за простреленное бедро. Но на его место тут же встаёт другой. Стена щитов смыкается и мы продолжаем идти. Неторопливо. Размеренно. Шаг за шагом. Стараясь не размыкать строй.

Позади щёлкают тетивы арбалетов. Один из разбойников хватается за пробитую грудь и заваливается назад. Второй пытается пригнуться, прячась от наших стрел, но теряет равновесие и падает следом. Но на его место тут же пытается забраться другой.

Свистят стрелы. На флангах слышатся крики. Одна из четырёх штурмовых лестниц заваливается в грязь. Твою мать. Они сейчас нам всех ополченцев перебьют и рассеят.

— Наступаем! В атаку! — кричу я, переходя на бег. Позади вновь начинает завывать боевой рог. Внезапно ворота хутора открываются. Из них вылетают трое всадников с длинными, тяжелыми, копьями. Вылетают и бросаются нам наперерез. Щёлкают арбалеты. Конь одного из бандитов хрипит, брыкается и начинает заваливаться набок. Разбойник пытается спрыгунть, но ноги путаются в стременах. Лошадь падает, придавливая его своей тушей. В гудящем воздухе отчётливо слышен хруст ломающихся костей. Отчаянный крик.

Два других всадника с ходу вламываются в бегущую толпу. Опрокидывают, топчут людей. Один пытается проткнуть копьём бойца, бегущего по правую руку от меня, но теряет инерцию и мажет. Остриё застревает в щите. Разбойник тут же бросает древко и вытаскивает из-за пояса длинный боевой клевец и замахивается им, пытаясь достать до меня. Останавливаюсь, поднимаю щит. Понимаю, что не успеваю. Пытаюсь отойти назад. Обух клевца ударяется о дерево. Клюв свистит прямо рядом с моим лицом, врезается в щит с внутренней стороны и цепляется за него на манер крюка. Рывком тянет на себя.

Я пытаюсь удержаться на ногах. Делаю шаг вперёд, пытаясь сохранить равновесие. Клюв клевца наконец-то отцепляется от щита, и разбойник тут же заносит его для нового удара. Но на этот раз преимущество уже на моей стороне. Короткий выпад. Остриё клинка вспарывает брюхо лошади. Проходит между рёбер. С хрустом разрывает плоть, погружаясь на половину длины. Животное визжит. Брыкается. На её губах появляется кровавая пена. Клинок задевает лёгкое. Пытается убежать, но в последний момент нога лошади попадает в какую-то небольшую ямку и подламывается. Скотина начинает заваливаться набок. Прямо на меня.

Пытаюсь отскочить назад. Вырвать клинок. Не выходит. Лезвие застряло между рёбер. Лошадь падает. Разжимаю руки, оставляя меч в её туше. Бандит привстаёт в стременах, отталкивается от них. Прыгает, пытаясь уйти от удара. Прыгает прямо на меня.

Удар. Мир резко заваливается назад. Спину тут же обжигает резкая боль. Ещё один удар. На этот раз уже сверху. Он выдавливает из лёгких остатки воздуха. Заставляет тело хрипеть и конвульсивно дёргаться, тщетно пытаясь сбросить навалившуюся тяжесть.

Бандит падает прямо на меня. Бьёт кулаком. Но удар пришёлся в кромку шлема, так что отделываюсь я лишь лёгким звоном в ушах. Шипя и сыпя неразборчивыми проклятиями пораненную руку, второй вытягивая из-за пояса короткий кривой кинжал. Заносит его над головой. Медлить нельзя. Удар. Латная рукавица впечатывается ему в брюшину. Бандит хрипит, начинает сгибаться пополам. Ещё удар. На этот раз сталь рукавицы впечатывается ему в челюсть, отбрасывая урода чуть назад. Рывок. Ещё рывок. Я выползаю из под стонущего, словно рыба хватающего ртом воздух засранца и снова бью. Каблуком ботинка в пах. Разбойник воет от боли. Падает на четвереньки. Пытается подняться. Продолжить бой. Но в следующий миг тяжелое древко нашего штандарта падает ему на спину, вколачивая горе-вояку в землю.

Чья-то могучая лапа вцепляется в моё плечо. Рывком ставит на ноги. Перед глазами маячит лицо Тура. Он что-то орёт, но я ничего не слышу из-за звона в ушах. Похоже удар по шлему оказался сильнее, чем мне казалось изначально.

Краем глаза замечаю, как трое моих ребят валят вторую лошадь, воткнув ей в бока копья. Бандит ловко спрыгивает на землю, но тут же получает топором по черепу от четвёртого. Раздаётся отвратительный хруст ломающихся костей. Чавканье вытекающей из раны густой крови, перемешанной с кусочками мяса. Один глаз выпозает из глазницы бандита. Лопается заливая его лицо кровью и ошмётками чего-то белого. Наездник не орёт. Просто падает, как подкошенный, а бойцы, как по команде устремляются к стенам. Туда, где ополченцы уже прилаживают две оставшиеся штурмовые лестницы.

— Вторая линия! В атаку! — крик с трудом вырывается из пересохшей глотки, — Тур, давай!

Здоровяк подносит боевой рог ко рту. На мгновение гул битвы тонет в глухом, тяжелом рокоте. Стрелки закидывают арбалеты за спину. Вытаскивают из-за поясов топоры и фальшионы и срываются с места. Бойцы первой линии уже карабкаются сна стену. Ополчение держит лестницы и ждёт своей очереди.

Подбегаю к ещё дёргающейся в предсмертных конвульсиях кобыле. Хватаюсь за рукоять меча. Тащу на себя. Клинок подаётся но слишком слабо. Застрял в кости. Упираюсь ногой в грудь коню. Рывок. Перемазанное в крови и желчи лезвие с чавканьем выходит из разрубленной плоти. Надо бы отдышаться, да времени нет. Рядом пробегает Тур. Здоровяк одной рукой несёт штандарт, а второй тащит осадную лестницу, которую обронил кто-то из ополченцев. Когда он успел её подобрать — остаётся загадкой.

Бегу за ним, стараясь беречь дыхание. На стене начинается схватка. Какой-то бандит вытаскивает туда здоровенный глиняный кувшин. Бросает его. Сосуд с треском разбивается о голову моего бойца, уже почти добравшегося до гребня стены. Уделывает его в какой-то чёрной дряни, очень похожей на результат работы смолокурни. Следом летит факел.

На мгновение поле боя оглашает отчаянный вой пожираемого пламенем человека. Солдат разжимает руки, падает вниз. Раздаются отчаянные крики: «Туши его! Туши!».

Внезапно начинает оседать и бандит. Из его горла торчит чёрное древко болта. На губах тут же вспухают кровавые пузыри. В глазах застывает непонимание.

— Генри, давай! — крик Тура раздаётся над самым моим ухом. Здоровяк одной рукой прилаживает лестницу к стене. Второй продолжает держать знамя отряда.

С разбегу влетаю на вторую ступень. Начинаю карабкаться вверх, хватаясь за перекладины левой рукой. Щит куда-то проебался во время схватки со всадником. Правая сжимает кацбальгер, так что на неё получается лишь слегка опираться.

Сверху слышаться крики. Мимо пролетает сброшенный со стены бандит. Его лицо перемазано кровью. Рот застыл в беззвучном крике. Слышится лязг стали.