Дневник шпиона

ШКОЛА, НЕ ИМЕЮЩАЯ НАИМЕНОВАНИЯ

15 июня 1919 года. Мне пришлось пробыть в Девоншире гораздо дольше, чем я рассчитывал. Короче говоря, я там провел безвыездно четыре с половиной месяца.

Мистер Джемс Старк, человек без четырех пальцев на левой руке и в желтых очках, принял меня в своем рабочем кабинете, который ясно доказывал, что обитатель его интересуется географией всего мира. Однако из первых же слов мистера Старка я понял, что он занимается и другими делами. Тоном отставного военного он заявил мне, что ближайшие полгода я не вернусь в Лондон, так как буду тут же в Девоншире изучать некоторые науки, совершенно необходимые каждому образованному англичанину. Нужные мне вещи из дома я могу получить завтра по записке. Помещение мне будет предоставлено.

— Предлог для такого длительного отсутствия из Лондона, — сказал мне мистер Старк, — вы должны придумать к завтрашнему вечеру и известить об этом ваших знакомых.

Из этого разговора с мистером Старком я понял, что меня откомандировали в секретную школу Интеллидженс Сервис, о которой раньше я имел самые смутные представления.

Как я выяснил немного позже, школа в Девоншире не имела названия. Кроме того, она отличалась и некоторыми другими особенностями. За все время пребывания в ней я не имел случая познакомиться с кем-нибудь из моих товарищей. У нас не было общих классов. Мы занимались с преподавателями с глазу на глаз у них на квартирах в определенные часы. Сдавали им тетради с работами, говорили о прочитанных книгах и выполняли разнообразные задания. Начальство школы не хотело, чтобы среди учащихся возникали знакомства и дружбы. Это не отвечало основным заданиям школы — подготовить из нас самостоятельных работников, профессия которых неизвестна никому.

Мое офицерское звание и окончание курса наук в Сендхерстском университете освободили меня от изучения отечественной литературы, физики, военных наук и правописания. Мне предложили только сдать экзамен по русскому языку, русской политике, истории Англии, а также почитать книги в библиотеке, которая находилась при школе. Кроме того, я должен был познакомиться с различными системами условных изображений, шифрами, фотографией и немного химией.

Через три дня после моего прибытия в школу мистер Старк спросил меня, сколько времени потребуется, чтобы я одолел все это. Я сказал, что четыре месяца. Я знал, что это слишком короткий срок, но решил заниматься упорно. Мне хотелось попасть в Лондон к дерби.

Мне была отведена квартира из двух комнат при помещении фотографии. Фотография эта принадлежала школе, и в ее лаборатории я занимался химией. Где помещалась библиотека — я не знал. Книги мне доставлялись прямо на дом. Мне были даны адреса преподавателей. Все это были пожилые люди, видавшие виды на своем веку.

Подробно описывать четыре месяца, проведенные в школе, я не намерен. Это было тяжелое для меня время. Целый день с раннего утра до позднего вечера мне приходилось зубрить слова, решать замысловатые задачи, проявлять микроскопические негативы и изучать составы, о которых нет указания в химии. Все это было очень интересно, конечно, но обилие занятий страшно утомляло, и, когда подходила ночь, я в бессилии валился на кровать. Конечно, в наших университетах так не занимаются.

У нас было много предметов, но главным из них была история Англии. Правильнее, однако, эту историю было назвать наукой об интересах Англии. Нам совершенно точно без всякого затушевывания сообщалось, что было нужно для процветания Англии в прошлом и что нужно теперь.

Впервые в школе я узнал о тех революциях, переворотах, убийствах, пожарах и эпидемиях, в которых принимали участие английские агенты. Тут же сообщались точные цифры, — сколько это стоило нашему казначейству.

Здесь на острове мы имеем возможность пить нефальсифицированное вино, есть лучший шоколад и густо намазывать бутерброды маслом. Где-то далеко за нас работают другие. Мы можем не запахивать наших полей, сохранять чудные, столетние деревья, прекрасные ландшафты и заниматься спортом на огромных площадках. За нас пашут в Аргентине и Канаде. Если мы сами не слишком плодовиты в изобразительных искусствах, то мы имеем возможность привозить себе в музеи древности Акрополя, граниты Египта, ассирийские барельефы и многое другое. Все это — оказывается — сделали для нас художники тысячи лет назад. Мы придумали все игры мира, наша литература оптимистична, и красивее наших женщин нет на земле. Но все это дается Англии не даром. Для того чтобы наши старики имели возможность засыпать в глубоких кожаных креслах и носить золотые челюсти, огромный штат выучеников нашей школы должен быть всегда начеку во всех уголках земного шара. Короче говоря, нам преподавалась наука заставить весь свет работать на Англию. Для этой цели нас учили не останавливаться перед насилием, но всегда рекомендовали совершать это насилие чужими руками. Нам не внушали никаких идеалов на будущее, речь шла только об удержании позиций, завоеванных нашей страной в старые, счастливые времена. Но нас предупреждали, что удерживать эти позиции делается с каждым днем все труднее и труднее.

Здесь в Девоншире мы изучали и наших врагов, тех, которые посягали на наше спокойное, традиционное благополучие. Меньше всего мы теперь интересовались Германией, выбывшей из строя в результате войны. Все остальные страны были нашими врагами. Больше всего нам говорили о России.

Эта страна никогда не пользовалась нашими симпатиями за ее грязь, невежество, неустойчивость политики, трудность учета ее ресурсов. Но в прошлом мы мало боялись России. Наши небольшие столкновения с ней неизменно кончались нашими успехами.

Теперь дело несколько менялось. Полуграмотная страна решила указать новый путь миру, вполне убежденная, что для этого достаточно только желания.

К этому нельзя было бы отнестись серьезно, если бы, взявшись за это дело, русские не наделали столько чудовищных жестокостей и безумств, начиная с военной измены союзникам и кончая полным разорением своей страны, церкви, морали и отказом от всех своих денежных обязательств. Пожалуй, мы могли бы махнуть рукой и на это, если бы русские не попытались вынести своего учения за пределы своей страны, если бы они не призвали все колониальные народы мира и всех трудящихся вообще к бунту и освобождению. Это уже не было безобидно с нашей точки зрения. Победив немцев, наших врагов, мы, англичане, нажили себе нового противника, бесконечно более опасного, потому что он хотел благополучия не для себя только, а для всего мира. По крайней мере, таков был лозунг новой русской политики. И уж, конечно, мы не могли сидеть спокойно и ждать, чем это кончится.

Русская революция застала нас совершенно неподготовленными к ней. Мы справились с немецкими подводными лодками, цеппелинами, газами, — на все это мы молниеносно отвечали контрмерами. Но мы не знали, чем можно парализовать большевизм. Мы должны были что-то придумать, как-то подготовиться. А пока — зажать Россию в кольцо из штыков и свинца.

Только здесь в Девоншире я понял, какое огромное значение имела наша кампания на Мурмане. Наш десант был одним из звеньев той цепи, которая опоясывала Россию. Везде — на Кавказе, в Сибири, в Крыму, в Архангельске — можно было встретить англичан, с перекрещенными на спине ремнями. Никто из них, может быть, не знал, зачем он пришел в Россию. Но наши политики прекрасно знали это. Нам необходимо было временно задержать поток большевистских идей, хорошенько изучить слабые стороны неведомого противника, подсчитать наши силы и уже потом приступить к окончательной борьбе.

Слово "война" произнесено не было. Да мы и не знали, подойдет ли война к новым обстоятельствам, хотя, конечно, пулемет всегда хорош. Казалось, что здесь надлежит применить более тонкую политику. Большевики грозили гражданской войной каждой стране, которая шла против них. Мы не допускали мысли, что наши рабочие последуют совету коммунистов. Но вопрос этот также нуждался в проработке.

Раньше я никогда особенно не интересовался политикой. Теперь же мне удалось приблизиться к самым корням ее. Я получил возможность правильно думать, и не только думать, но и действовать. Я узнал, каким образом можно в каждом крупном городе мира установить связь с нашими секретными представителями. Мне сообщили, когда надо действовать деньгами, когда уговорами, а когда ядом. Меня, как знающего русский язык, подготовляли к работе в самом пекле большевистского ада. Я не отказывался от этого. Меня торопили, и я спешил, понимая, что каждый сохраненный день может принести огромную пользу. Никогда раньше я не думал, что, вызубривая по тетрадке русские слова на Мурмане, я делаю большое государственное дело. Тогда мне казалось, что это лишь кратчайшая дорога к сердцу девушки. Теперь я понял, что это путь к спасению Англии.

За время пребывания в школе я сумел впитать в себя часть той силы английского духа, которую накопила Англия в течение столетий на всех материках, от полюса до полюса, через своих капитанов, миссионеров, губернаторов, министров. Конечно, я узнал далеко не все. Но я сумел понять, какая это мудреная и злая наука. И я преисполнился восхищением перед английской энергией и инициативой, сумевшими превратить крохотный островок Атлантического океана в подлинное сердце мира, откуда по артериям морских путей разливаются по всей земле цивилизация, предприимчивость и наша славная, деловая закваска.

Здесь же в школе я нашел применение этим моим записям. Я решил вести их аккуратно, не пропуская решительно ничего, чтобы в будущем дневник мой вошел в библиотеку школы как руководство. Я имел возможность познакомиться с сотней таких дневников. В них наши агенты излагали мельчайшие детали своей работы, не забывая даже любовных похождений, поскольку они имели отношение к политике. И теперь мы изучали их как руководства, хотя многие были написаны еще в те времена, когда никакой школы в Девоншире не было. Конечно, ведение дневника требует огромной осторожности. Но люди нашей профессии знают, что и как надо скрывать.

В начале июня я выполнил все назначенные мне работы. Мистер Старк вызвал меня к себе в кабинет и поздравил с успешным окончанием школы. Он крепко пожал мне руку и сказал, что я могу ехать в Лондон.

Он просил меня там ни в коем случае не заходить в канцелярию службы, а поддерживать связь только с полковником Мальмер. При этом он погрозил мне единственным пальцем на левой руке.

— Вы скоро получите назначение, — произнес он в заключение нашей беседы. — А пока, чтоб вам не скучно было в Лондоне, я вас прошу выполнить маленькую самостоятельную работу: ознакомьтесь в общих чертах с настроениями лондонских рабочих и безработных. Вы сами понимаете, что эта работа имеет не только уже школьное значение. Может быть, она попадет в соответствующий отдел службы. Но пусть она будет немногословна. Примерно через месяц к вам явится человек, и вы передадите ему рукопись. На всякий случай будьте дома по утрам каждую среду. Счастливого вам плаванья.

В тот же день я покинул школу. Перед отъездом мне выдали триста фунтов на "обзаведение амуницией", как во время войны давали деньги молодым офицерам. Никакого диплома я не получил, этого не было в правилах школы. Наоборот, я принужден был сдать по описи все мои работы, тетради и снимки. Я увез с собой из Девоншира только необходимые знания в голове и желание как можно скорее приложить их к делу.