Дневник шпиона

ВСТРЕЧИ СО СТАРЫМИ ЗНАКОМЫМИ

2 июня. Прежде чем приступить к работам по приведению в порядок моих наблюдений за время путешествия, я решил сделать визиты друзьям и знакомым.

Первым человеком, которого я встретил в гостиной Долгоруких, был мой тесть, полковник Мальмер. У меня создалось такое впечатление, что он тут сидел всё время, пока мы ездили по Америке и Азии. Так же, как в первую встречу здесь, он сначала немного смутился, а потом быстро оправился. Княгиня, которая сидела с ним, рассказала мне, что полковник устроил ее в кино, и она теперь позирует в ролях королев и волшебниц. Надо признать, что Юлия Аркадьевна как нельзя больше подходит для таких ролей. Ее красота близка к классической. Полковник млел перед ней и следил за каждым ее взглядом.

Самого Долгорукого в гостиной не было. Я справился о нем, и княгиня сказала мне, что его можно найти в соседней комнате. Я постучал в дверь, но ответа не последовало.

— Входите без стука, — сказала княгиня. — Он ничего не слышит.

Я подумал, что Долгорукий оглох, и придав печальное выражение лицу, вошел в комнату. Там прежде всего бросился мне в глаза огромный стол, опутанный изолированными проволоками. На столе стоял черный ящик, и на нем тускло горели желтые лампы. Сам Долгорукий сидел за столом с трубками на ушах и блаженной улыбкой на лице. Увидя меня, он не снял трубок, а замахал рудами, чтобы я не мешал ему слушать. Только через минуту он подошел ко мне, и мы поздоровались.

— Сейчас я слушал Москву, — сказал он вместо приветствия. — Бухарин утверждает, что английская стачка имеет безусловно мировое значение. А третьего дня вечером я слушал "Онегина" и, представьте себе, плакал…

Дальше он рассказал мне, что больше месяца занимается радио. Это заменяет ему вино и развлечения. Остальное время он посвящает работе в русском отделе Интеллидженс Сервис. Там он занимает должность переводчика и ежедневно прочитывает все русские газеты. Наиболее интересные статьи переводит на английский язык.

— Я теперь в курсе всех дел в России, — сказал князь хвастливо. — Кажется, их дела поправляются. И радио работает у них прямо превосходно… Плохо только одно: пока я тут слушаю московские концерты, ваш тесть говорит Юлии комплименты. Но он ничего не получит, она теперь не та. Можете ему передать это…

Разумеется, я отказался передавать что-либо подобное полковнику Мальмеру и ушел, оставив пару в гостиной в том же положении, как и застал. А Долгорукий опять взялся за трубки.

Я посетил еще майора Варбуртона, Гропа и нескольких знакомых. Последний визит мой был к лорду Лавентри.

Милейший лорд Артур, оказывается, нисколько не испугался забастовки. Он сообщил мне, что даже нажился на ней. Пароходное общество, в котором он состоит крупным пайщиком, повысило фрахт и возит уголь с континента. А в угольных акциях он капитала не держит. Все это, впрочем, лорд рассказал мне вяло. Денежные дела мало интересуют его.

Мы очень приятно поговорили минут десять, как вдруг лорд сделался задумчивым и сказал мне как бы между прочим:

— Я хочу с вами посоветоваться, Эдди, по одному делу. Но это строжайшая тайна. Ее не знает еще никто. Могу я рассчитывать на вашу скромность?

— Конечно.

— Я пришел к заключению, Эдди, что жизнь моя проходит бесцветно. Я не могу даже издержать на себя всех своих доходов. Цветы, дома, книги, путешествия мне надоели до чертиков… Знаете, что я придумал вчера? Я отдам все свои деньги Советской России на строительство социализма в одной стране.

Я вытаращил глаза, думая, что лорд меня мистифицирует. Но он задумчиво продолжал:

— У меня нет детей, и вряд ли они будут. Деньги с собой в землю не возьмешь. А в Москве туго с финансами. Мировая революция чего-то запаздывает, а без капиталов плановое хозяйство скрипит. Я поеду в Москву, сниму там небольшую квартирку комнат в десять и буду смотреть, как расходуются мои средства. Что вы на это скажете? Ведь более нелепого применения денег в наши дни невозможно и придумать. Одним ударом я заткну за пояс весь наш клуб эксцентриков.

Видя, что лорд говорит серьезно, я начал ему возражать. Но он не слушал моих слов. Наклонив голову набок, он тихо говорил о том, что ликвидирует все свои паи и получит около миллиарда фунтов. Сначала он передаст России часть денег и посмотрит, что из этого получится. Он приедет в Москву со своими инженерами и возьмется строить автозаводы, дороги, мосты, школы. Это позволит ему, может быть, увидеть своими глазами социализм, которого он никогда не видал.

— Но они вас примут за сумасшедшего! — закричал я. — Ведь они же не верят капиталистам.

— Мне они поверят, — возразил лорд спокойно. — Английские лорды всегда любили чудить, и об этом написано много книг. А потом, прежде чем ехать, я пошлю в их государственный банк аванс миллионов двести. Они поймут, что мои намерения серьезны, ведь я не прошу концессии. Может быть, я построю сто небоскребов в Москве и разрешу жилищный кризис.

Ведь меня что прельщает в этой затее! Я докажу большевикам, что человеческая воля свободна, что капиталисты не звери, что личность играет в истории роль. Согласитесь с тем, что доказать три эти положения — задача почтенная. Я опрокину все их теории. А, кроме того, это просто весело…

Я ушел от лорда в полном смущении. Его план похож на бред безумного, хотя в нем и есть логика скучающего человека. Вернувшись домой, я немедленно же составил донесение в Интеллидженс Сервис о проекте лорда. Невозможно допустить, чтобы эксцентризм англичан принимал такие вредные для Англии формы. Отправивши донесение, я прошел к Мабель и по секрету рассказал ей о затее лорда.

Как это ни странно, Мабель не разделила моего возмущения. Наоборот, она улыбнулась загадочно и сказала:

— А этот лорд, должно быть, занятный человек. Пригласи его к нам пить чай в среду.

Я пообещал, и на этом наш разговор окончился.

10 июня. У нас был литейщик Тортон. Он не забывает Мабель, хотя она уже не член парламента. Он вошел со своей застенчивой улыбкой в нашу гостиную и неудобно сел в кресло. Сначала мы немного поговорили о политике и погоде. Потом, после небольшого молчания, Тортон сказал:

— А ведь я пришел с вами проститься, миссис Кент.

— Разве вы уезжаете?

— Да, похоже на то.

— Куда-нибудь в другое графство? Вы лишились работы?

— Нет, работа у меня есть. Но я все-таки решил ехать. Вы, может быть, слышали, что леди Астор в палате сказала, что мы, английские рабочие, сочувствуем русским только на словах. Так вот я хочу показать ей, что это не так.

— Куда же вы едете?

— В Ленинград, миссис Кент.

— Но почему же именно вы едете? Ведь, по вашим словам, Тортоны никогда не уезжали из Англии.

— Так оно и есть в действительности. Но ведь посудите сами: кому же ехать, как не мне? Речь леди Астор задела меня за живое. И жена согласилась со мной. Наши ребята на заводе поболтали языками и успокоились. А я сказал жене: "Тортоны никогда не выезжали из Англии, пожалуй, теперь подходящий случай, чтоб проехаться". И вот послал письмо леди Астор.

— Когда же вы едете?

— Думаю, послезавтра. Я уже выполнил все формальности.

Он ушел в сознании, что поступил правильно. А меня до глубины души возмутило его решение. Черт знает, что творится в Англии! Конечно, лорд Лавентри и литейщик Тортон чудаки-одиночки. Но почему причуды современных чудаков направлены в сторону России и благожелательны к ней?

12 июня. Меня вызвали в Интеллидженс Сервис, и я получил небольшое задание: не выпускать лорда Лавентри из-под наблюдения. Я должен следить за развитием его планов и обо всем информировать службу. Начальник находит, что, хотя лорд имеет полное право распоряжаться своим состоянием, замысел его — национальное горе. Мне дано понять, что хорошо было бы, если бы я ликвидировал "план Лавентри" домашними средствами и совершенно тайно. Службе уже известно, что лорд дал приказ своим поверенным ликвидировать часть паев.

14 июня. Некоторые газеты сообщают об отъезде Тортона с семьей в Россию. Конечно, это не национальное горе. Тортон — не Лавентри. Но я прочел без всякого удовольствия извещение, что такой-то литейщик уезжает в Ленинград. Если бы он уезжал в Австралию, никто бы не написал ни слова.

16 июня. Сегодня нас посетил лорд Лавентри. Он познакомился с Мабель и выразил искреннее удивление, что она была членом парламента. Вся Англия знала это, а он каким-то образом проспал. Он ничего не говорил о своем плане, хотя был очень разговорчив.

Лорд пробыл у нас недолго. После его ухода все начали о нем говорить так почтительно, как будто бы он продолжал невидимо сидеть в кресле. Позже Мабель сказала мне, что такого обаятельного человека она не видела никогда в жизни. Его мягкость — не английского, а небесного происхождения.

— Несомненно, он фея мужского пола, — сказала Мабель. — Как жаль, что он не интересуется политикой. Эдди, приглашай его почаще. В его присутствии сердце бьется учащенно, как во время выборов.

Я обещал принять все меры к тому, чтобы Лавентри не забывал нас. Со своей стороны, я просил Мабель быть любезной к лорду и, если случай представится, внушить ему мысль, что отправка денег в Россию к добру не приведет. Мабель нашла, что задание это ей по сердцу. Она постарается, чтобы деньги Лавентри не уплыли из Англии, а нашли себе приют в кассе Рабочей партии.

22 июня. Сегодня я и Мабель обедали у лорда Лавентри. Обед был длинный. В числе блюд подавалась жареная антилопа, привезенная из Африки на аэроплане. Было много фруктов, которых по сезону сейчас не полагается. После обеда лорд показывал нам свой огромный дом. В одной из его комнат помещается камин, самый большой в Англии. В нем сгорает вагон угля в день. В библиотеке на столе я заметил несколько справочников по русскому хозяйству. Но в присутствии Мабель лорд ни слова не произнес о своем плане. Однако она вызвала его на разговор о политике и уговорила съездить на рабочее собрание.

Этот обед у Лавентри — мое последнее развлечение. Я должен всецело погрузиться в работу, материалы для которой я собрал во время путешествия.