Дневник шпиона

ЗНАКОМСТВО С ТЕРРОРИСТОМ САВИНКОВЫМ

30 ноября. Сегодня в комиссии я познакомился с одним русским. У него вид запуганного провинциального клерка и очень большой портфель. Он вошел в комнату и долго не знал, что делать. Наконец, обратился ко мне:

— Я — Савинков.

Это имя мне ничего не говорило. Не предлагая ему сесть, я спросил его, каким образом он попал в нашу комнату. Вход посторонним к нам запрещен.

На очень плохом английском языке он ответил мне, что Черчилль назначил ему здесь свидание.

— Я не посторонний, — прибавил он тихо. — Я член заграничной делегации Правителя России Колчака.

Я увидел, с каким трудом говорит он по-английски, и заговорил с ним по-русски. Он очень обрадовался и подсел ко мне без приглашения. Узнав, что именно я веду учет сапог и ремней, он начал подробно рассказывать, как ужасно нуждаются русские солдаты.

— Главное, не хватает сапог. Из-за них я прискакал в Лондон. Не можете ли вы ускорить высылку обуви?

Вид у него был усталый и скучный. Я разъяснил ему, что ничего не могу сделать без распоряжения Черчилля. Но Черчилль в этот день не приехал, и мистер Савинков так и не дождался его. Он ушел, рассчитывая поймать министра где-то в другом месте.

10 декабря. Савинков ежедневно является в комиссию, садится к моему столу и просит ускорить высылку сапог, теплых носков и набрюшников. Он пугает меня русскими морозами, как будто я сам не страдал от них на Мурмане. Я просил его оставить подробный список амуниции, необходимой, по его мнению, для снабжения русских армий в феврале и марте.

— Хорошо, — ответил он. — Сегодня же займусь этим. Мне сейчас трудно писать, а в свое время я отводил душу на литературе. Я вам принесу почитать мои романы. Мне будет интересно узнать ваше мнение.

12 декабря. Савинков не принес мне своих романов. Вместо них он вытянул из портфеля длиннейший список одежды, необходимой русским.

Прочитавши список, я покачал головой. Мне показалось невероятным, что Черчилль согласится дать такую массу обмундирования. Я сказал об этом мистеру Савинкову.

— Но учтите, какие морозы в России, — ответил он мне умоляюще. — Я сам переговорю с министром, упрошу его.

Мистер Савинков стал ждать Черчилля. Он сидел у моего стола и тихо стонал. Потом начал говорить, хотя видел, что мешает мне работать.

— Россия погибла, — говорил он, — и весь мир стоит на этом пути. Я чувствую ядовитое дыхание большевиков даже здесь, в Лондоне. Русские способны на все. Я сам русский, убил великого князя и нескольких министров. Я знаю толк в конспирации и вижу больше, чем остальные. В Лондоне шестьдесят агентов большевиков. Они продают здесь вещи, отнятые у царя, покупают оружие у немцев и перевозят его на аэропланах.

— Какие царские вещи продают они здесь? Брильянты?

— Да, конечно.

Сейчас же я вспомнил ювелира, которого толкнул в тумане. Не был ли он агентом большевиков? Чтобы разбить безрадостные мысли Савинкова и свои собственные, я начал говорить о том, что Скотленд-Ярд — организация, лучшая в мире, и видит сквозь стены.

Савинков улыбнулся печально.

— Полиция — это бюрократическая организация, партия коммунистов — фанатическая. В переходные эпохи побеждают фанатики. Большевики заинтересовали бедных в своем учении. Вы никому не можете доверять — ни солдатам, ни прислуге, ни даже проститутке. Будьте осторожны. Я вижу многое из того, чего вы не видите.

Он навел на меня тоску своим карканьем, несмотря на то что для практики я всегда рад говорить по-русски. К счастью, пришел министр. Красная лампочка загорелась у него над дверью, и мистер Савинков со своим листом пошел к нему.

Он был у Черчилля довольно долго. В увлечении работой я не заметил даже, как он вышел из кабинета. Вдруг капля упала ко мне на бумагу. Я поднял голову и увидел, что у стола стоит мистер Савинков и плачет.

— Что случилось? — спросил я.

— Черчилль очень обидел меня. Смотрите.

Савинков развернул передо мной лист, он был весь исчерчен красным карандашом. Я узнал руку Черчилля. Количество теплых носков и сапог было уменьшено в четыре раза. Савинков тяжело опустился рядом с моим столом.

— Пожалуй, я ударил бы его, — сказал он неуверенно. — Но меня удержала мысль, что, если я хлопну дверью здесь в Лондоне, страдания на фронтах увеличатся. Ах, как тяжело… Ведь когда-то я истреблял таких министров, как Черчилль. Меня боялся даже царь Николай…

Мне стало жаль Савинкова. Я посмотрел на лист и увидел, что Черчилль слишком уж постарался. По состоянию наших запасов мы смело могли бы дать вдвое. Я сказал об этом Савинкову.

— Терпеть — так терпеть до конца, — произнес он загробным голосом. — Я пойду опять к этому злому человеку. Попытаюсь его разжалобить.

Он упросил майора Варбуртона, чтоб его вновь пропустили в кабинет министра. Больше я его не видал в этот день. Очевидно, он вышел вместе с Черчиллем по особой лестнице.

Дома я нашел две открытки из Алжира от мисс Мальмер. Кажется, она скучает.

13 декабря. Сегодня Савинков пришел в комиссию такой взволнованный, каким я никогда не видал его. У входа в подземку какой-то незнакомец вырвал у него портфель с документами и скрылся.

— А где ведомость снабжения? — спросил я.

— Она была в портфеле. Я старею. Не мог справиться с обыкновенным бандитом, а когда-то покончил с Плеве…

— Но ведь на этом листе собственноручные отметки министра и его инициалы…

— Да. Но, главное, он согласился увеличить количество штанов на 10 000 пар…

— По-моему, это штуки Келли…

— Нет. Это работают большевики. Хотя бандит был англичанин.

Пропажа столь важного документа взволновала всю комиссию. Снабжение и обмундирование, направляемое на русский фронт, списывалось на Египет, Гибралтар и Индию. Оно отгружалось в Лондоне на пароходы, которые в пути получали распоряжение по радио переменить маршрут. На листе же, который находился у Савинкова, было прямо указано: количество одежды, необходимое русским армиям. В примечаниях были проставлены порты назначений и сроки. Кроме того, на листе была подпись Савинкова и инициалы Черчилля.

Мы известили немедленно Скотленд-Ярд о пропаже. Генерал Райфилиппс разговаривал по телефону с Черчиллем, и министр дал приказ разыскать портфель во что бы то ни стало. Кроме того, он распорядился не принимать больше Савинкова в комиссии, хотя трудно допустить, чтоб мистер Савинков сам передал куда-нибудь этот документ с целью повредить делу.

Нельзя себе представить более неподходящего момента для этой пропажи! Премьер и несколько членов кабинета определенно недовольны политикой Черчилля, и мы все время хитрим, чтобы снабжать Деникина. В печати постоянно появляются извещения, что Англия не поддерживает Добровольческих армий, их снабжает Франция. И в такой момент у нас пропадает документ!

15 декабря. Портфель не отыскан. Майор Варбур-тон рвет и мечет. Остается предположить, что либо документ пропал безвозвратно, либо находится в руках, которые не намерены его выпускать.

Райфилиппс пригласил меня к себе и сказал:

— Вы должны принять участие в поисках документа. Он касался материального снабжения, а это ваше дело. Кроме того, вы виноваты, что Савинков вынес его из помещения министерства.

— Но я не имею ни малейшего представления, где он находится.

— Несомненно он у Келли. Кому еще нужен старый портфель Савинкова? Ведь не грабитель же на него напал в самом деле. Если вы найдете эту бумажку, министр не затруднится наградить вас.

— Дело не в награде, — сказал я. — Но если документ у Келли, почему он его не опубликовывает?

— Очевидно, у него какие-то задние мысли. Кроме того, опубликовать этот лист не так-то легко. Ведь это военные сведения, похищенные из министерства. Одним словом, обдумайте это дело и постарайтесь устроить.

Что мне оставалось делать? Я понимал, что неудача не слишком оскандалит меня, а успех даст значительные преимущества. Я решил посоветоваться с Гропом, который служит у нас при комиссии и пользуется уважением за свою проницательность. Назначил ему свидание в десять часов в баре на Грин-стрит. Он пришел в указанное время. Я объяснил ему подробности дела. Впрочем, почти все он уже знал без меня.

Гроп солидно помолчал, прежде чем сказать свое слово. Я ждал не без волнения, когда, наконец, он откроет рот.

— Дело это очень трудное, сэр, — начал он тоном профессора. — Келли не специалист по укрыванию документов, и, если ведомость у него, он может засунуть ее черт знает куда. Повадки профессионалов нам хорошо известны, но новички склонны к импровизациям. Это — первое. Во-вторых, я слышал, что с ним уже снюхались агенты коммунистов. Так оно и должно быть. Ведь Келли льет воду на их мельницу, и они прекрасно понимают, что бороться с Черчиллем здесь гораздо легче, чем на полях Украины.

— Все это мне известно, — прервал я Гропа. — Но мне необходимо вернуть документ…

— Здесь ничего нельзя сделать, — сказал Гроп решительно и прибавил: — Без хороших помощников. Помощники в таком деле совершенно необходимы. Например, если какое-нибудь лицо могло бы втереться в доверие полковника Келли и узнать, у него ли документ, и где приблизительно он находится, я взялся бы достать его в двадцать пять минут.

— Но такого лица нет, Гроп. Келли очень осторожен и никогда не скажет новому знакомому, где лежит бумага, так что этот проект надо бросить.

— Не скажите. Одно лицо могло бы втереться в доверие Келли без особого труда.

— Кто же это?

— Вы, лейтенант.

— Пустяки, это невозможно. Он подозревает меня в чем-то.

— Это неважно. Если вы притащите ему несколько секретных документов, он забудет прошлое.

— Но я не могу передавать ему документы.

— Этого и не требуется. Мы сфабрикуем фальшивки. Если Келли опубликует их, тем лучше, — его можно будет привлечь к суду. А ему вы можете сказать, что получили бумаги из вторых рук. Как?

План Гропа мне понравился. Наводнив архив Келли подложными документами, мы этим совершенно обесценивали его как противника. Мало того: в любой момент мы могли упрятать его в тюрьму.

— Идет! — сказал я сыщику. — Завтра в восемь утра будьте в комиссии. И мы сфабрикуем документ.