Дневник шпиона

КРУПНАЯ УСЛУГА ЧЕРЧИЛЛЮ

16 декабря. Утром мы с Гропом сфабриковали новый план снабжения добровольческих армий на февраль и март. Порты назначения грузов были взяты с потолка. Но с виду документ получился чистенький. Гроп переписал его на машинке и скрепил поддельными инициалами Черчилля. Мы показали нашу работу Вар-буртону, и она вполне удовлетворила его.

Вечером с этим документом в кармане я отправился на квартиру Келли. Встретил он меня сухо и сейчас же спросил, чем обязан моему посещению.

— Мне случайно достался один очень интересный документ, — сказал я. — Думаю, что он может вам пригодиться для вашего дела. Но, конечно, вы понимаете, это абсолютная тайна.

И я положил на стол перед Келли рукоделие Гропа.

— Кент! — закричал Келли радостно. — Признаюсь, я считал вас за подозрительного человека. Но теперь я вижу, что здорово ошибался. Простите меня.

Он крепко пожал мне руку и с радостью принялся рассматривать никуда не годную бумажку. Я тем временем распространялся на ту тему, что перестал верить в плодотворность блокады и готов бороться с Черчиллем.

— А что я говорил?! — закричал Келли. — Все англичане придут к этому рано или поздно. Огромные деньги летят на ветер… Черчилль — типичный авантюрист! Я не сочувствую большевикам, но мне еще меньше нравится, когда наши идиоты лезут не в свои дела.

И мы начали с ним беседовать о положении Англии и русской революции, причем в наших суждениях на этот раз обнаружилось полное единомыслие. Однако во время этого разговора Келли ни одним словом не обмолвился об интересующем меня документе.

Тогда я решил ускорить события. Поднялся и, взяв принесенный мною лист, начал прощаться.

— Как? — сказал Келли. — Вы его уносите? Разве вы не оставите его мне навсегда?

Я объяснил Келли, что получил этот лист от одного офицера, работающего в военном министерстве, и обещал вернуть его через два часа. Но если это необходимо, можно снять копию с документа.

— Принадлежностей для фотографии у меня тут нет, — произнес Келли, как бы размышляя о чем-то. — А копия меня не устраивает. Вот разве что…

Он задумался на минуту, а потом начал говорить:

— Вы меня ставите с вашей бумагой в затруднение, Кент. Скажу вам по секрету: мои друзья уже достали неизвестно откуда несколько документов, относящихся к снабжению добровольческих армий. Там есть и этот план. Но я не вполне ему доверяю, хотя инициалы Черчилля на нем имеются. Мы решили произвести проверку сведений, установить наблюдение за погрузкой и, если хоть одно из данных подтвердится, устроить министру грандиозный скандал.

Клюнуло… Я решил закрепить позиции.

— Но если у вас уже есть один план, то вам этот не нужен, — сказал я простовато и протянул руку к бумаге.

— Стойте! — закричал Келли. — Мы должны хоть сличить оба плана. Ваш позднейший — и в этом его достоинство. Кроме того, он идет прямо из министерства. Интересно также сравнить инициалы Черчилля.

— Где же ваш план? — опросил я.

— Я и сам не знаю. Но мы его достанем. Подождите.

Он взял трубку и назвал телефонный номер, который я запомнил. После этого он сказал кому-то, что ждет немедленно мистера Стаута, вместе с собачкой.

— Мне некогда, — сказал я. — Вряд ли ваш Стаут скоро придет.

— Он будет здесь через пять минут.

Действительно, минут через десять явился молодой добродушный гигант, с виду похожий на рабочего, занявшегося политикой. Очевидно, он был свой человек в квартире Келли.

— Нам нужна бумажка, Стаут, — сказал Келли. — Можете вы ее достать быстро?

— Могу, — ответил Стаут. — Теперь я ношу ее всегда при себе.

— Что вы говорите?

И, повернувшись ко мне, Келли сказал:

— Я считаю этот документ самым ценным из всей моей коллекции. Держать его здесь после того ночного налета слишком рискованно. Вот я и передал его мистеру Стауту. Он осторожный человек и занимается боксом.

Стаут тем временем уселся в кресло и, вынув из кармана отвертку, принялся вывинчивать винтики из каблука своего левого башмака. Потом отодвинул какую-то пластинку в каблуке и вытащил из тайника бумагу, завернутую в клееночку.

— Ловко я придумал? — спросил он, попыхивая трубочкой. — Ни один черт не догадается. Пожалуйте…

И рабочий положил на стол знакомый мне лист, сложенный по крайней мере в шестьдесят четыре раза. Келли начал сличать обе бумаги.

— Инициалы одинаковы, — сказал он, вооружившись лупой. — Но данные совершенно различны. Вы мне разрешите снять копию?

— Пожалуйста.

Пока Келли снимал копию с моей бумажки, Стаут снова сложил лист и запрятал его в свой каблук. Затем начал завинчивать винт. От меня не укрылась развитая мускулатура парня.

Через несколько минут Келли вернул мне мою бумагу, еще раз поблагодарил меня и просил приходить к нему по средам на совещания.

— Теперь я немного сбит с толку, — сказал он мне на прощанье. — Надо решить, какой план настоящий.

Я предоставил Келли решить это самостоятельно, спрятал свой документ и вышел. За ближайшим углом я встретился с Гропом, который, как было условлено, ждал меня.

— Гроп, — сказал я. — На сегодня местонахождение документа установлено: он находится в каблуке левой ботинки рослого малого, которого зовут Стаут. У Стаута есть телефон. В настоящее время он сидит у Келли. Но я не ручаюсь вам, что сегодня же вечером он не перепрячет бумаги.

— Благодарю вас, лейтенант, на сегодня ваша миссия окончена. До свидания. Лучше всего проведите сегодняшний вечер вне дома.

Я взял такси и поехал домой переодеться. Дома меня ждал большой сюрприз: дед подал мне записку от мисс Мальмер. Она написала мало, но достаточно хорошо:

"Я приехала вчера и сегодня была бы рада видеть у себя своих друзей около девяти".

Удача с Келли и возвращение Мабель привели меня в отличное настроение. Я быстро переоделся и вышел из дому.

Придя к мисс Мальмер, я понял, что она не рассчитывает на приход многих друзей в этот вечер. Короче говоря, я застал у нее всего одну даму, которая скоро уехала. Полковника дома не было, мы остались одни.

Мисс Мальмер провела меня в зимний сад, чтобы показать африканских птичек, которых она привезла с собой. Но она так увлеклась своим рассказом, что забыла показать птичек, которые, впрочем, уснули. Мы сидели рядом на низком, удобном диванчике. Мабель, рассказывая, брала мои руки и наклонялась ко мне. Было очень душно в оранжерее и пахло фреезиями, ландышами с мыса Доброй Надежды, как Мабель разъяснила мне.

Запах цветов, долгая разлука с Мабель и ласковая встреча заставили меня произнести вполне искренне фразу:

— Простите, мисс Мальмер, что я перебиваю ваш рассказ об Африке. Но мне хочется сказать вам следующее: не согласились бы вы стать моей женой?

— Да, это будет самое лучшее, — просто ответила Мабель. — Ведь это единственный верный способ заставить вас записаться в Рабочую партию. Кроме того, я очень скучала по вас в Африке. Я даже сначала не могла понять, откуда эта скука. Думала — от Сахары… А потом, когда поняла, начала пить и курить.

Я поцеловал у нее руку, и мы продолжали наш разговор о путешествии, как будто ничего не произошло между нами. Только поздно вечером за столом она вернулась к теме о нашем браке.

— Полковник не будет против, — сказала она. — Он обещал мне не мешать жить. Кроме того, вы ему нравитесь. Я поговорю с ним об этом завтра после обеда. По-моему, он даже обрадуется. Если я пообещаю ему бросить курение, для него будет настоящий праздник, и он подарит нам дом.

Потом она показывала мне вещи, купленные во время путешествия.

Это были главным образом куски ярких шелковых тканей, ковры, шарфы, легкие и прозрачные, как привидения. К концу демонстрации вокруг нас были целые горы материй — красные и белые, с зелеными и голубыми бордюрами. От гор этих пахло восточными духами, или, как находила Мабель, песком пустыни. Из Египта Мабель привезла несколько маленьких статуэток и скарабея, которые не представляли особого интереса. Мне Мабель подарила прекрасный кинжал в ножнах, оправленных в тонкое серебро и бирюзу.

— Им можно разрезать бумагу, — сказала она. — Для войны вряд ли он годится. Но ведь вы воюете в канцелярии…

Мы так и не дождались полковника в этот вечер. На прощанье я поцеловал Мабель в глаза, а она провела рукой по моему лицу. Она просила зайти через день, пообещав, что сама переговорит с полковником и условится с ним относительно процедуры брака.

17 декабря. Утром добрый Гроп подал мне тот документ, который мы так хотели вернуть в лоно нашей комиссии. Документ был сложен много раз и от него пахло каблуком, вернее — кожей. Не могло быть никаких сомнений в том, что он подлинный.

— Как вы сняли башмак с ноги Стаута? — спросил я.

— С большим трудом. Нам пришлось снять его вместе с ногой.

И показал мне утреннюю газету, в которой было написано:

"Вчера, при посадке в вагон трамвая на Олд-стрит, мистер Стаут, слесарь, по своей оплошности попал ногой под колесо трамвая. Трамвай был остановлен, но ступня левой ноги мистера Стаута осталась на рельсах. Мистер Стаут в бессознательном состоянии и т. д.".

— Подробности! — закричал я, пораженный мастерством Гропа.

Он потупил глаза, как невинная девушка, и сказал скромно:

— О них не стоит распространяться. Со мной были два молодца из Скотленд-Ярда. Мы проследили Стаута и решили, что иначе с ним ничего не сделаешь. Да и Келли не будет к вам придираться. Один из моих парней заговорил со Стаутом перед посадкой на трам, другой толкнул его слегка под колеса. Ногу поднимал я…

— Но ведь это черт знает что…

— Пустяки. В Лондоне в кругах Скотленд-Ярда это обычный способ разделываться с людьми. Так называемые жертвы уличного движения на десять процентов получаются искусственным путем…

Через несколько минут я положил бумагу перед майором Варбуртоном. Он посмотрел на нее и усмехнулся.

— Не хотите ли вы, лейтенант, убедить меня, что это и есть бумажонка, из-за которой было столько шума?

— Да, это она и есть. Можете справиться у министра.

— Очень хорошо. Я вам доставлю случай сегодня же переговорить с мистером Черчиллем. Что вы хотите получить за это дело?

Я ответил чистосердечно:

— Я собираюсь жениться, майор. Лучшей наградой для меня был бы чин капитана.

— Вы его получите.

В два часа дня меня вызвали в кабинет Черчилля.

На этот раз мужественное и серьезное лицо министра сделало мне навстречу что-то вроде улыбки. Он тряхнул мне руку и сказал добродушно:

— Благодарю вас, Кент. Во всем этом деле мне нравится то, что вы справились с ним быстро. Я не буду вас расспрашивать, как вам это удалось. Я понимаю, что в военное время не приходится быть особенно щепетильным. Борьба — так борьба. Будущее нас оправдает. Ведь если мы не заткнем глотку большевикам теперь, нам придется возиться с ними лет двадцать, и это съест миллионы фунтов. Да, да, не шутите, ведь мы, англичане, ликвидировали последствия французской революции в течение тридцати лет. Только загнав Наполеона на остров Елены, наши министры вздохнули свободно. На Англию всегда выпадает жребий заканчивать все неприятные дела…