На том стоим

Глава тридцать пятая — Волчье сердце

Дурной сон. Кошмар, из которого никак не выбраться.

Поджарой тенью Нотт бежал вперёд, перегоняя ветер, забирающийся в ноздри и больно царапающий лёгкие. И снег. Вечный снег, который больше не таял, а висел сосульками, больно стягивая шерсть на загривке.

Тео был голоден.

Кроме несчастной тупоголовой белки ему не удалось ничего поймать за весь день.

Бежать, нельзя останавливаться.

Нотт смутно представлял, что собирался делать дальше.

Ноги сами несли его вперёд — в ту сторону, где должен был быть его дом.

Он представлял себе сад, резные ворота и тёмный силуэт особняка, вспоминал картинную галерею в западном крыле и лицо своего дедушки, взирающего на всех с такой надменностью, точно был особой королевской крови. Принадлежность к «Священным двадцати восьми» делала своё дело.

Тео надеялся, что дед поможет ему вернуть свой облик. В это так хотелось верить.

Поначалу растерянный и напуганный Теодор шарахался от любого шороха в Запретном лесу. Стук копыт, трепет ветвей, шелест прошлогодней листвы — все эти дикие звуки не могли его убаюкать и дать отдохнуть измученному сознанию.

А ещё был голод. Ужасный голод.

Именно он заставил Нотта полакомиться выскочившим из растревоженной норы бурундуком. После первого же укуса зверёк перестал дёргаться и затих. О, как же это было унизительно и гадко, но вкусно. Мордред подери, вкусно.

Тео отлично помнил тот день, как впервые слизывал кровь с острых клыков и жадно принюхивался к витавшему в воздухе запаху. Не будь он зверем, то заплакал бы от радости. Только волки не плачут.

После бурундука была белка, затем кролик, а потом Тео удалось шугануть мелкого хищника, и полакомиться олениной, добытой чужими усилиями. Если закрыть глаза и дать волю воображению, можно представить, что мясо совсем не сырое, что от него пахнет костром и приправами. Хотя волчьему носу и лесные запахи со временем пришлись по нутру.

Тео запамятовал, какую книгу читал и когда — с некоторых пор он не доверял времени и его шуткам — но знал, что долгое пребывание в форме животного — плохое решение для анимага. Человеческие чувства притупляются, инстинкты берут верх.

Пару раз Теодор пересекался с кентаврами, и те, словно почуяв под серой шкурой зверя волшебника, не подходили, может, их пугала ярость, горящая в его глазах.

Сворачиваясь калачиком под какой-нибудь корягой на ночь, Тео с лютой злостью представлял морщинистую физиономию профессора ЗОТИ. О-о... вот уж чьё горло он перекусил бы с огромным удовольствием, встреться ему сейчас Джайлс Праудфут в волшебном лесу.

Нотт утыкался носом в цепочку или в крохотный осколок золотого солнечного луча, болтавшийся на блестящих звеньях, и засыпал.

Во сне он снова видел Хогвартс, припорошенный снегом, хрустальную поверхность озера и обледенелые камни насыпи, из которой выбрался на свет из туннеля.

А ещё ему снилась Грейнджер. И Поттер. Их ненавистные лица.

Почему судьба распорядилась так несправедливо, ведь он не хотел ничего дурного? Он надеялся спасти своих родных, неужели это слишком много для одного человека? Или зверя. Теодор не мог принять человеческий облик. Никак.

Спустя столько дней Нотт снова и снова слышал свой вопль, вырвавшийся из груди жутким воем, когда разум настигло понимание произошедшего. Обрывок «Ежедневного пророка», выдернутый ветром из мусорницы Хогсмида, стоял у Тео перед глазами.

«8 января 1979 года»

«Покушение на министра магии провалилось».

«Пожиратели смерти нанесли удар и попались в ловушку».

«Сами-Знаете-Кто промахнулся».

«Очередная победа Бартемиуса Крауча и всего мракоборческого отдела».

В тот день Теодор перечитывал этот клочок бумаги вновь и вновь, пытаясь понять смысл, постичь эти строчки, от которых сердце наполнялось отчаянием.

Вначале он даже обрадовался, его мозг упрямо улавливал только последнее предложение. Крауч и его победа. Крауч ещё жив! Значит, всё получилось! Он переправился во времена четвёртого курса!

Но колдография, точнее её обрывок, не позволял Тео погрузиться в радость собственного триумфа. Триумфа над временем и пространством. На чёрно-белом снимке был какой-то незнакомый человек, уже потом Нотт взял в толк, что это и есть чудом спасённый министр магии, а рядом с ним Крауч. Он выглядел гораздо моложе того, что был знаком Тео. Это не тот угрюмый чиновник, что стоял в Большом зале Хогвартса, нет. На фото был запечатлён мужчина, в глазах которого явственно читалась гордость за самого себя и решительность в его борьбе с Пожирателями смерти.

Определённо, в мире не было справедливости. Тео убедился в этом в очередной раз и жил единственной надеждой — добраться до Нотт-парка, положившись на волшебство в своей крови.

Запретный лес кончился, Тео определил это сразу, так как из воздуха исчезла едва уловимая приятная составляющая — магия. Она осталась за спиной.

Начался магловский участок местности.

Лес.

Негостеприимный, незнакомый, страшный.

Спустя неделю скитаний по нему Тео заметил, что стволы сосен поредели.

Нотт, совершенно измотанный дорогой, вышел на знакомую с детства вересковую пустошь. Луга, поросшие травой, спали под щедрым слоем снега, изгиб реки сверкал льдом, верхушки гор тянулись на север. Ветер в долине налетал со всех сторон, гоня по серому небу тени тёмных облаков.

Тео бывал здесь когда-то, кружил под присмотром отца на метле, верещал от восторга, а после жадно пил сладкую воду ручья, бившего из-под земли поблизости.

Отзвуки магии. Крохи волшебства витали вокруг.

Вскоре долина осталась позади, и Нотт попал в подлесок. Отец уничтожит его через несколько лет, потому что под кустарником и древесным пологом плодились грызуны, от вида которых Сесилия Нотт приходила в ужас.

Мерлин, как же маленькие мохнатые твари пришлись по душе Тео сейчас. Ему не приходилось делать много резких движений. Добыча сама выскакивала из-под лесного настила.

Ворота выросли перед Тео внезапно. На долю секунды он усомнился, что сможет пройти через них, но металл превратился в лёгкую дымку, когда Теодор приблизился.

«Чуют. У них тоже есть нюх», — совершенно по-волчьи подумал Нотт.

Вечерело, и в окнах дома мерцал свет.

Вокруг особняка под белой периной отдыхал сад. Он сильно отличался от того уютного живого уголка, к которому привык Тео, ведь его мать ещё не поселилась в Нотт-парке и не преобразила искривлённые стволы, опутанные плющом, в аккуратные деревца, не посадила целую аллею лимонных деревьев, не обустроила веранду, окружённую кустами сирени. Ничего этого ещё не было.

Сердце гулко билось в груди Тео, когда он крался мимо скамеек.

Нотт подобрался к самым окнам отцовского кабинета.

«Нет, — с тоской сказал он себе, — кабинета деда».

Теодор заглянул внутрь дома, где всё казалось таким знакомым, будто время здесь остановится с этого момента.

Маркус даже не переставит кресло, не уберёт бесполезный громоздкий луноскоп после смерти Чарльза Нотта...

И вдруг Тео столкнулся с точно такими же золотыми глазами, как у себя самого.

В самом углу кабинета за бюро располагалось чучело оскалившегося волка.

Нотт попятился и прижал уши к голове. Он вспомнил рассказы матери о том, что мистер Нотт-старший являлся хорошим охотником, и раньше по всему дому были расставлены пугающие посетителей трофеи.

Сесилии пришлось сильно постараться, чтобы Маркус избавился от этих чучел.

«Зачем пугать нашего ребёнка?» — предъявила свой главный аргумент новоиспечённая миссис Нотт.

Когда она рассказывала эту историю маленькому Тео перед сном и нежно перебирала его волосы, ему казалось, что мама — великая волшебница, одолевшая грозных чудищ, которых наслал сердитый дедушка со своей картины.

Как же это было глупо.

Изображение Чарльза Нотта осталось висеть во мраке галереи, когда Тео покидал свой дом. Эрика обещала позаботиться о коллекции фамильных портретов, но Теодор так и не спросил её, удалось ли что-то сделать.

Тогда он считал, что прошлому не место в его жизни, а теперь он сам стал прошлым.

В саду зажглись зачарованные фонари, и чучело волка скрылось из вида за бликами света, отразившегося на оконных стёклах.

Тео уже не был ребёнком, но боялся. Теперь боялся попасться Чарльзу Нотту на глаза.

Бабушка тоже не вызывала в сердце большую надежду.

«Они не узнают меня, не поймут, кто перед ними. Они убьют меня!»

Зелёная вспышка… и конец. Он один, совершенно один в этом мире, и ему нипочём не избавиться от волчьей шкуры.

Дверь кабинета открылась.

Свечи вспыхнули.

Тео пригнулся к земле. Острый слух уловил мужские голоса.

— Нет, пока Маркус не закончит обучение в Хогвартсе, он не станет участвовать в рейдах. Я перевожу огромное состояние на счёт Лестрейнджей не для того, чтобы мой сын сбегал из Хогвартса по ночам и терроризировал семьи грязнокровок. Не требуй этого. Мы делаем всё…

Нотт почему-то был уверен, что говорил его дедушка.

— Вы делаете недостаточно! Тот, кто принёс клятву Тёмному Лорду — служит ему везде и всегда.

— Тёмному Лорду, — мрачно усмехнулся Чарльз Нотт. — Мне помнится другое имя. Ты долго путешествовал по миру, пока мы ждали твоего возвращения, надеясь, что слова о величии чистокровных волшебников не окажутся пустым звуком. Прошло слишком много лет. Я постарел, как и Абраксас, как и Вальбурга.

Тео приподнялся, силясь разглядеть, с кем же говорил дед, но силуэт собеседника Чарльза терялся в тени.

— Мне нужны люди. Старик что-то задумал, я знаю.

— Дамблдор? Его Орден Феникса ничтожно мал, я больше опасался бы Крауча.

Раздался смех.

— Да ты, правда, постарел, Чарльз, если боишься Крауча. Он лишь рыба, которая радуется, что поймала червяка, не замечая леску, на которую тот насажен.

— Дай Маркусу время, у него есть метка, он никуда не денется.

— Правда? — в голосе невидимого Теодору волшебника послышалось раздражение, если не гнев. — А отпрыск Вальбурги? Мне говорили, что твой сын был весьма дружен с этим мальчишкой.

— Я слышал, что Регулус мёртв.

— И я это слышал. Люциус заверил меня.

— Люциус? Почему же не Белла?

Тени в кабинете стали длиннее и потянулись в сторону окна. Теодор почувствовал опасность, идущую от стен родного дома. Нотт сжался, не смея поднять голову.

— Белла сильная волшебница и способная ученица, но она — Блэк. Я хорошо поработал с её сознанием, но этого мало. У неё была возможность убить своего старшего кузена сотню раз, но она палила по нему Ступефаем. Её преданность велика, но ей не хватает смелости прикончить даже этого сопляка…

— Я бы назвал это иначе, — устало сказал мистер Нотт.

— Неужели?

— Родство.

— Родство? — изумился мужчина. — Что это — несколько линий на семейном дереве? Если ветви мешают двигаться вперёд, их нужно обрубать! Не разочаровывай меня, Чарльз. Не разочаровывай, и на твоём фамильном древе не будет сломанных веток…

* * *

Тео кинулся назад к воротам, неожиданно золотые звенья болезненно впились ему в горло. Корявая плеть кустарника подцепила цепочку и не давала Нотту уйти.