Синие дали

НА КАШКАЛДУ

Два дня шел дождь. Наш островок разбух как губка. По нему невозможно стало ходить: ноги засасывало точно в болоте. На третий день подул ветер, развеял тучи и нагнал с моря седого, волглого тумана. Камыш, кусты, вода — все утонуло в белой пелене.

Мы вылезли из палатки. Но об охоте нечего было и думать. В двух шагах ничего нельзя было разобрать. Пришлось еще день просидеть у костра. На следующее утро Зимовьев и Мещерский пошли на косу. Дядя Витя остался дежурить в лагере, а мы с Кирсановым отправились стрелять кашкалду. Другого выхода у нас не было. День выдался солнечный, жаркий. Море искрилось чуть видимой зыбью. Утиного лёта не было, а кашкалды сидело под боком видимо-невидимо. Дичь эта интересная. В море она не летит, табунится в тихих камышовых заводях. В стаи собирается штук по пятьсот. Нас такое положение устраивало вполне. Эти черные птицы, с белыми кожистыми залысинами на лбу, временами напоминают овец: такие же ленивые и малоподвижные на кормежке, они с таким же упрямым упорством всегда стремятся держаться только стаей. Разбить стаю можно лишь пополам, на две равные партии. Тогда на некоторое время птицы разлетятся в разные стороны. А вот разогнать стаю вовсе — нам не удавалось никогда. Меньшая часть, едва отлетев в сторону, сейчас же сворачивала со своего направления и напрямик, несмотря ни на какую опасность, летела к основной массе. Мы знали об этом стремлении птиц и при охоте на них всегда применяли один и тот же излюбленный прием. Завидев плавающую кашкалду, на двух-трех лодках мы отсекали от стаи небольшой табунок и, пока птица разлеталась, старались как можно быстрее разъехаться на лодках по всей заводи. Делать это приходилось очень быстро, так как отлетевший в сторону косяк, едва заметив отсутствие большинства, поворачивал в обратном направлении и напрямик, через лодки, спешил за ним вдогонку. Этим-то моментом и надо пользоваться. Два-три дуплета сделать можно, а больше уж некогда: птицы пролетят.

Вдвоем с доктором мы, конечно, таким методом охотиться не могли. Кашкалда облетала бы нас стороной, и нам волей-неволей пришлось изменить обычную тактику. Мы забрались по течению вверх и, забросав куласы для маскировки камышом и чеканом, пустили их вниз по реке, прямо на стаю. Волга, разливаясь сотнями протоков, течет медленно, плавно. Куласы чуть двигались. Светило солнце, и издали хорошо было видно, как кашкалда спокойно кормилась на мелях. Лодки птицы заметили, конечно, еще издали, но нас в них они не разглядели: мы лежали, заваленные зеленью, на самых днищах, и кашкалда спокойно подпустила нас довольно близко.

У меня перед лицом в рассохшемся борту крохотной точкой просвечивала дырка от гвоздя. Приложился к ней глазом — видно плохо. Пришлось слегка раскрутить дырку кончиком ножа. Сразу стало отчетливо видно все. До стаи оставалось метров сто. Проплыл еще немного — и вдруг замечаю: кашкалда прекратила кормежку и, вытянув шеи, подняла клювы вверх. Что за оказия? Неужели заметили? Сгоряча хотел вскинуть ружье к плечу, да вовремя удержался: уж очень странно вели себя птицы. Вместо того, чтобы, расплывшись от куласа в разные стороны, затаиться в камышах и, как это обычно бывает, пропустить мимо себя незнакомый предмет, кашкалда, словно нарочно, стала быстро собираться в тесную кучу впереди лодки, точно сама подставляясь под дуплет.

Течение тихонько продвинуло меня еще метров на пятнадцать. Кашкалда не разлетается. Смотрю в дырку: без малого уже вся стая в кучу сбилась крылом к крылу. И перед самой лодкой последние, заплывшие во время кормежки далеко в сторону птицы, с шумом торопятся прибиться туда же. А сами все вверх, прямо над собой смотрят. То поднимутся на воде, рты разинув и вытянув шеи, точно птенцы в гнезде, то опять, тесно прижавшись друг к другу, на воду опустятся. Я заинтересовался. Но неожиданно кулас мой развернуло бортом, и я потерял из виду птиц. Что было делать? Ждать, когда лодка снова повернется к ним носом, — долго. Да и повернется ли она вообще? Решил осторожненько нарушить маскировку. Раздвинул камыш над головой, выглянул через борт — и сразу все понял. Над стаей, едва не касаясь кашкалды крыльями, кружился болотный лунь. Он то взмывал почти вертикально вверх, то стремительно бросался вниз и, вытянув лапы, длинными, крючковатыми когтями старался ухватить какого-нибудь зазевавшегося кашкалдака. Но птицы зорко следили за ним, и каждый раз, как только хищник, растопырив когти, вытягивал их для захвата добычи, навстречу ему, словно по команде, поднимались сотни две острых разинутых клювов. Клюв у кашкалды крепкий, острый, и лунь шарахался в сторону. Но снова нападал с высоты на стаю и, встреченный кашкалдой, опять взмывал вверх. Так продолжалось несколько минут. В горячке боя ни та, ни другая сторона не обращала на меня ни малейшего внимания, хотя я уже совершенно открыто сидел в куласе и с любопытством смотрел на поединок хищника со стаей.

Мне стало вдруг жаль кашкалду. Я дал луню возможность снова взлететь и, когда он поднялся над стаей метра на два, выстрелил в него два раза. Ударом дроби тело его отбросило далеко в сторону. Но, прежде чем он упал в воду, стая с шумом и плеском метнулась кто куда. Перепуганные неожиданными выстрелами, птицы, мешая друг другу, быстро разлетались в разные стороны. Секунд через пять возле лодки никого уже не было. Только рябила солнечными бликами Волга да плавал пух, выбитый птицами друг у друга. За спиной у меня раздался выстрел и скорый всплеск воды. Я оглянулся. Кирсанов, подтянув сапоги, шагал по протоке за своим трофеем. Его кулас занесло течением в небольшую заводь, и он, не желая мешать мне, сидел там до тех пор, пока я не убил луня.

Я рассказал ему обо всем, что видел из лодки. Он выслушал рассказ и удивленно спросил меня:

— А ты разве не знал, как они от хищников отбиваются? Это, брат, народ дружный: один другого в обиду не дает. Я раз даже видел, как кашкалда таким образом подорлика отвадила. А тот как только уж не старался, чтобы вырвать хоть одного из них.

В скором времени после этого случая мне снова довелось наблюдать, как кашкалда отбивалась от наседавших на нее сразу двух ястребов. Но тогда ястребы победили. Несколько птиц, испугавшись хищников, изменили свою обычную тактику и, вместо того, чтобы скорее примкнуть к стае, поторопились укрыться в камышах. Ястребам же только этого и было надо. Нырнув с высоты вниз, они тотчас схватили по кашкалдаку и, зажав трепещущую добычу, улетели с ней на пустынный песчаный остров.