Два окна на Арбат

ОСТАЮСЬ НАШИМ ЧЕЛОВЕКОМ

В марте я выступил с фельетоном «Наш человек в столице», в котором подверг резкой, но справедливой критике самого себя.

Как мне доподлинно стало известно, в широких представительных кругах лучезарского населения моя самокритика признана своевременной и справедливой. Решено принять ее к сведению и предоставить мне возможность исправить отмеченные недостатки в самый кратчайший срок. Собрания моих родственников и знакомых, а также родственников моих знакомых и знакомых моих родственников рекомендовали дяде Пете пока воздержаться от выселения меня из квартиры и переселения обратно в Лучезарск. А кто-то даже сказал обо мне:

— Всежки парень старается.

Эта высокая оценка моей скромной деятельности воспринята мною как аванс, который надо еще отработать. Могу с радостью доложить моим землякам о том, что я к этому уже приступил.

Во-первых, я уволился с работы, чтобы ничто не могло помешать мне выполнять мои главные обязанности — нашего человека. То же самое по моему настоянию сделала жена. Детей мы отозвали из школы, и теперь они вместе с бабушкой несут круглосуточное дежурство у телефона, принимают телефонограммы, занимают в магазинах очереди для приезжих, нянчатся с их детьми и выполняют ряд других пустяковых поручений.

Опишу только один день работы в новых условиях.

Первым ко мне позвонил товарищ Александрийский. Он сообщил, что по зову сердца и популярного еженедельника принял участие в конкурсе «Знаешь ли ты страну Бургундию?». Абсолютно убежден, что на все вопросы дал исчерпывающие ответы. Естественно, рассчитывает на премию.

— Ясно, — сказал я, — считай, что премия у тебя в кармане.

Я оставил тещу на телефоне, прихватил с собой жену и детей, поймал такси и через двадцать минут был уже в кабинете главного редактора еженедельника. Когда я ввел его в курс дела, редактор повел меня в конференц-зал и, открыв двери, печально сказал:

— Вот смотрите, это письма знатоков Бургундии. Попробуйте, найдите письмо вашего земляка.

Зал полезной площадью не менее двухсот метров был заполнен крапивными мешками, набитыми, что называется, под завязку.

— Отлично, — бодро сказал я. — Бросьте сюда всех не занятых по номеру сотрудников. А я свяжусь со знакомым ефрейтором и попрошу подбросить два-три свободных от несения службы батальона.

Когда силы были стянуты, работа закипела.

Часа через три меня вызвала к телефону теща:

— Срочно поезжай на Казанский вокзал, встречай Славочку. Поезд седьмой, вагон двадцать третий.

— Какого Славочку? — спросил я, но нас разъединила междугородная: тещу вызывал Лучезарск.

По дороге на вокзал я старательно припоминал всех лучезарских Славочек, и в памяти всплывал один — румяный светловолосый карапуз. Когда же я видел его в последний раз, дай бог памяти… Но бог почему-то упрямо отказывал мне в таком пустяке.

В седьмом поезде оказалось всего двенадцать вагонов. Двадцать третьего почему-то не существовало. Но это меня не обескуражило. Я тотчас кинулся назад, в голову поезда, и встал к локомотиву. Из этой позиции я принялся вглядываться во всех прибывших граждан: авось признаю нужного мне Славика. Я целиком положился на мою интуицию и на счастливый случай. И случай этот мне улыбнулся. Не прошла, наверное, и половина приехавших, как над моим ухом раздался молодой баритон:

— Это вы, что ли, будете дядя Гриша?

Я поднял голову. Возвышаясь надо мной не меньше чем на полметра, стоял Леонид Жаботинский, каким он был до побития мировых рекордов. Сравнение это пришло мне на ум не случайно: лучезарского Жаботинского окружала веселая ватага таких же тяжеловесов, а на плече одного из них лежала штанга. Чутье подсказало мне, что это и есть тот самый Славочка, которого я восемнадцать лет назад отвел однажды в детский сад. Эта наша встреча была единственной. Родители дали Славочке мой портрет, выполненный плохим карикатуристом. По этому-то шаржу он меня, оказывается, и опознал.

— Здорово на вас шибает, — хохотнул довольный Славочка.

На меня взвалили, как на единственного встречающего, штангу и три чемодана, и я повел всю команду в ресторан, кормить обедом. После обеда я взвалил на плечи штангу, взял чемоданы в одну руку, а в другую — Славочку и повел лучезарских штангистов на другую сторону Комсомольской площади, на Ярославский вокзал. Выправил всем билеты, посадил в поезд. Дал в Лучезарск телеграмму:

«Все в порядке. Штангочку проводил. Жду дальнейших указаний».

Позвонил жене в еженедельник, справился, как идут дела.

— Письмо нашли, — сказала она, — но на все вопросы твой Александрийский ответил неправильно.

— Какие принимаешь меры?

— Дети переписывают ответы из других писем, пользуются энциклопедией, последними монографиями о Бургундии.

— Правильно, — одобрил я. — Когда новое письмо Александрийского будет готово, неси его главному редактору, собирай жюри, пусть принимают решение. Я поехал в гостиницу за Александрийским, привезу его получать премию.

К полудню, как я и обещал, Александрийский получил премию — наборы цветных бургундских карандашей. Премированный пожал мне руку в ответ на мое поздравление и сказал:

— Спасибо. Правда, — добавил он, — я рассчитывал на «Запорожец» новой модели. Я даже и права любительские получил.

— Такими карандашами, — успокоил я его, — можно не то что «Запорожец», а океанский пароход нарисовать.

И мы поехали ко мне домой — все участники поисков и жюри — обмывать премию.

Дома меня ждало заказное с уведомлением письмо из Лучезарска. Его автор сообщал о том, что он в результате многолетних поисков сделал открытие чрезвычайной важности: он изобрел средство для лечения всех видов психических заболеваний, рака, уха, горла и носа и послал на консультацию в больницу имени Кащенко. Но бюрократы из этого самого гуманного учреждения упорно не отвечают на письма рядовых тружеников-изобретателей.

Я понял, что телефонный звонок ничего здесь не даст, и, оставив гостей на жену и тещу, поехал в больницу. Меня принял главный врач, внимательно выслушал мою просьбу и спросил:

— Простите, а вы какое отношение имеете к этому изобретению? Вы врач?

— Больше. Я работаю Нашим Человеком, — с гордостью сказал я.

— Ага. Нашим Человеком?

— Ну да, — подтвердил я, — в столице.

— Это интересно, — сказал главврач и нажал какую-то кнопку.

В кабинет вошли двое мужчин в халатах, очень похожих на лучезарских штангистов.

— Проводите товарища Нашего Человека в палату, — сказал главврач, — а о важном изобретении, — он положил мне руку на плечо, — мы с вами еще потолкуем.

И вот теперь отсюда я пишу этот свой отчет. Приезжайте к нам, дорогие земляки! Я встречу вас прямо в Бургундии и провожу до самой палаты имени товарища Кащенко!

1969