Два окна на Арбат

— На Люциашу записан, — как можно спокойнее пояснила она, — но он до техники не больно охоч. Я сама управляю. На любительские права сдавала. Ржали, конечно, там, в автоинспекции, жеребцы стоялые: куда, дескать, тебя, старая телега, несет? А я им отвечаю: «Ограничений в возрасте не указано. Справка о состоянии моего здоровья имеется. Нате, гладите — здорова. А вы, говорю, принимайте правила движения, практическую езду, техуход и все, что полагается». Приняли. Пришлось, конечно, подмазать. Не у себя, не в Малаховке, сдавала. Своих не купишь, боятся, что ли…

Пока Манькина со смаком рассказывала автомобильную автобиографию, Агриппина Львовна мучительно взвешивала все плюсы и минусы первого покупателя. Малый, конечно, далеко не первый сорт, сказать точнее — уцененный товарец. И не однажды. Агриппина Львовна смотрела на круглую, самодовольную и определенно глупую физиономию купеческого отпрыска и ставила радом тоненькую, изящную Лиру. Сравнение приводило ее в дрожь. Она мотала головой и старалась не смотреть на Люциана. И тогда мысли ее текли по иному руслу. А может, это и к лучшему, думала она, такого легче будет приручить. И тогда и «Москвич», и домовладение можно прибрать к рукам. Но тут взгляд Агриппины Львовны падал на Елизавету Никаноровну, и ее снова охватывало смятение. «Мамочка фрукт, — рассуждала она. — Такая сама из любого веревки может вить. Да и проживет долго. И не попользуешься ни домом, ни машиной. А неплохо бы на юг смотаться. Этого квелого можно где-нибудь по дороге забыть нечаянно. А дом — это же тебе дача готовая и с клубничкой. Но каково Лирочке каждый день на эту рожу смотреть?.. Брр!»

— Все бы ничего, — сказала Агриппина Львовна, — но ведь в объявлении сказано, чтобы имелась заверенная характеристика. А у него ее нету.

— Это как так нету? — заволновалась Манькина. — Как же можно без характеристики? Или мы не понимаем? Газеты читаем и телевизор глядим почти что каждый день, особенно зимой, когда в саду делать нечего. Слава богу, соображаем.

Она достала из сумки вчетверо сложенный листок.

— На, читай. По всем пунктам выдержанная. На машинке отпечатанная. Три рубля заплатила — за каждую копию по рублю.

Агриппина Львовна развернула листок, нацепила очки и с изумлением, все более возраставшим, начала читать:

«КИТ И АКУЛА»(Басня)
Однажды в Тихом океане
Спокойно плавал Мифный Кит.
Не нападал он на дфугие стфаны,
Всегда бофолся он только за миф.
Но вот к нему Акула подплыла
И, фыфча, Киту сказала:
«Я нападу на тебя, была не была».
И на Кита напала.
Акула зубами гфызет Кита,
Пфопофоть ему хочет бфюхо…

— Батюшки! — сказала Агриппина Львовна. — Да тут какая-то галиматья. Кит, Акула… Гфызет за бфюхо…

— Ну-ка! — Манькина взяла листок, прищурилась. — Это не то. Этот листок мне тут, в вашем дворе, какой-то старик всунул в руку. «Прочти, говорит, передай товарищу». Я думала, что божественное. А он, старый козел, про каких-то акул мне подсунул!

Манькина скомкала творение Рагнеда Кузьмича, хотела швырнуть его на пол, да показалось неловко в гостях мусорить, положила обратно в сумку, а оттуда достала новый лист, теперь уж настоящую, всамделишную характеристику, и передала ее Агриппине Львовне. Там было сказано следующее:

«ХАРАКТЕРИСТИКА МАТЕРИ НА СЫНА МАНЬКИНА ЛЮЦИАНА, 1923 года рождения. Беспартийный. Приходили раз, записывали в Красный Крест и Красный Полумесяц, пришлось заплатить тридцать копеек. Это на новые деньги. Больше никуда не записывали. Ни в какую организацию. От военной службы освобожден под чистую.

Морально очень устойчив. Очень любит свою мать родную и нашу страну тоже. Другие дети, послушаешь от людей, мать свою и поколотят, бывает, а он никогда пальцем не тронул. И вообще он смирный, мухи не обидит.

Очень преданный по хозяйству. Козу Марию без пригляда никогда не оставляет. Обращается с ней культурно, вежливо. Не бьет.

В детстве болел разными заболеваниями — была жизнь такая тяжелая и с недостатками. По причине медицины, чтобы не перегружать голову, Манькин Люциан образование имеет незаконченное.

Прививки делали все, какие требовали, и анализы тоже носили, куда говорили.

Манькин Люциан не пьет. Разве что домашней бражки, да и то только с моего материнского разрешения по большим праздникам.

К семейной жизни будет иметь устойчивость. За это я гарантирую своей головой.

Личная, собственноручная подпись — Манькина».

— Это что же — вы? — спросила Агриппина Львовна, закончив знакомство с этим уникальным документом.

— А то кто же? — улыбнулась Манькина. — Кто ж его лучше меня знает? Свое дитё.

— Вроде неудобно матери на сына писать.

— Как неудобно? — искренне удивилась Елизавета Никаноровна. — Еще не так делают. Сами на себя пишут. Да, да. Тут как начали с тунеядцами бороться, оформила я Люциашу в уборщицы в одну контору. Ну, а ихние кабинеты я сама подметала. Такого, мать моя, наслушалась! Требуют с одного начальника наверх характеристику эту. А над ним начальник который говорит ему: «Ты сам лучше всех знаешь, какой ты устойчивый и преданный, сам и сочиняй, а я подпишу». Все так делают. А ты говоришь — неудобно.

— И печать тут треугольная стоит: «ДОМОВЛАДЕЛЕЦ МАНЬКИНА». Тоже ваша?

— Неуж в соседи идти, когда своя печать имеется? Смешно даже слушать это. У гравера заказывала. Тридцать рублей старыми деньгами плачено.

Агриппина Львовна, считая разговор законченным, встала. Но Манькина продолжала сидеть. У нее еще имелись вопросы.

— Какой ответ будет нашему купцу? — спросила она.

— Подумать надо, — сказала Агриппина Львовна. — Не сегодня-завтра дочь приедет, и у нее надо спросить.

— Спросить можно, — согласилась Манькина, — но я думаю, что последнее слово остается за матерью. Когда зайти?

— Загляните в субботу.

— Ладно. Зайдем. Пошли, Люциан.

Но Люциану захотелось на прощанье высказаться.

— На невесту бы поглядеть хотелось. На патрете она ничего, симпатичная, а как в жизни, не знаю.

Открыв дверь, Манькина едва не сшибла Рагнеда Кузьмича, который, видимо, собирал факты для очередной комиссии.

— Это ты, старик, тут всякие пакости людям подсовываешь? — грозно спросила она и кинула скомканную басню прямо в лицо незадачливому автору.

— Кто такие? — напуская строгость, спросил Рагнед Кузьмич. — Почему непрописанные по квартирам бродите? Вот я вас…

Но, увидев Агриппину Львовну, председатель женсовета растерялся и постарался исчезнуть незаметно.

Елизавета Никаноровна Манькина с сыном спускались по лестнице, а навстречу им поднимался элегантно одетый гражданин в тщательно отутюженном костюме и даже при бабочке.

Это шел по объявлению новый, истинный кавалер.