Два окна на Арбат

Агриппина Львовна нахмурилась:

— Не пойму, при чем тут моя дочь?

— Я прошу руки Лиры Михайловны. Все будет честь по чести. Через загс. Но я воспитан в прежних приличиях… Без согласия и, так сказать, как говорили в старину, благословения маменьки не могу… И опять же на основании решения женсовета…

На этих словах Рагнед Кузьмич всерьез вознамерился стать на подагрические коленки. С этой целью он было уже подтянул брюки, чтобы не помялись. Но Агриппина Львовна успела за это время подавить в себе минутную лирическую слабость и кинулась в контратаку.

— Ах ты козел вонючий, — сказала она не очень громко, — селедка затоваренная! Общественник-объедочник! Жених с подагрой! — И уже громко: — Вот на какой ты кусок рот раззявил! — Со слезой: — Доченька моя тебе спонадобилась, кровиночка моя единственная! — И в крик: — Надавали вам пенсий-то, с жиру беситесь! Ноги чтобы здесь твоей поганой не было! Чтобы и не смердило тобой! Ну!

— Но позвольте… — пытался протестовать Рагнед Кузьмич.

— Вон!!!

— Это неинтеллигентно…

— Я те покажу, интеллигент из предбанника! — И Агриппина Львовна замахнулась на жениха бутылкой.

Рагнед Кузьмич выскочил, успев подумать: «В редакции тоже выпроваживают, но хоть культурно». А сверху на весь коммунальный коридор гремел хорошо поставленный в торговой системе голос Агриппины Львовны.

Наругавшись досыта, отведя наконец душу, изнывавшую от долгого воздержания, Агриппина Львовна вернулась в свою комнату, одним залпом допила остаток перцового вина и не раздеваясь повалилась на кушетку.