История христианской церкви в XIX веке. Том 1. Инославный христианский Запад

Таким образом, германский идеалистический рационализм, последовательно развиваясь, в учении Фейербаха выродился, наконец, в чистейший материализм, т. е. пришел к полному самоотрицанию, чем решительно и осудил себя. Из этого видно, что в самом зародыше идеалистического рационализма, составляющего внутреннюю подкладку всего протестантизма, были заложены семена неверия, которые постепенно в нем развивались и росли, хотя до времени и были прикрываемы благовидной маской веры: Фейербаховский реализм, заключивший собой развитие германского идеализма, сделал не более того, как только снял с него эту маску и открыл то, что давно под ней скрывалось. Заслуга реализма и состоит, именно, в том, что он разоблачил пред нами истинную природу сильного своим обаянием философского идеализма, раскрыл ту зияющую пропасть, к которой он последовательно приходит, заставил содрогнуться, пробудил весь ужас и отвращение к нему в душе всякого, кто еще не утратил в себе «искры Божией».

На почве Фейербаховского реализма вскоре вырос и развился немецкий материализм; периодом его высшего расцвета было время с 1854 года (год издания «Истории материализма» Ланге) по 1866 год, когда перевес снова склонился на сторону этического идеализма. Фохт с его «Физиологическими письмами». Милешотт с его «Физиологией питания» и Бюхнер с его пресловутым трудом «Сила и материя» – были главными апостолами немецкого материализма. Он имел громадное влияние на духовно-умственную атмосферу своей эпохи: английский агностицизм, французский позитивизм и последующий немецкий скептицизм – были весьма многим обязаны ему. Идеи немецкой материалистической философии вместе с дарвиновским принципом «борьбы за существование»сделались sui generis основными догматами позитивной науки, постоянно отражавшимися и в самой жизни (экономический материализм Маркса и Энгельса и т. п.). Но все это развитие материализма уже не имеет отношения к религии: он атеистичен по самой своей природе123.

6. Только что рассмотренная нами «мифологическая» школа представляет собою, как мы это уже указывали, крайнюю «левую» в «либеральной» партии, отличающуюся наибольшим радикализмом своих воззрений. Ее деятельность – исключительно разрушительная; превратить всю богооткровенную религию в миф и уничтожить все чудесное и сверхъестественное – вот последняя ее цель, осуществление которой последовательно привело ее к материалистическому атеизму. От этих крайних выводов воздержалась другая фракция либеральных богословов, которая, собственно, и образует так называемую ново-тюбингенскую богословскую школу. На почве, расчищенной мифологистами, многочисленные адепты этой школы поставили своей задачей дать положительное объяснение исторического развития древне-христианской церкви. По преобладающему в богословствовании этой школы влиянию историко-критического метода и сама она получила его имя, т е. стала называться еще и «историко-критической». Во главе этого направления стоит знаменитейший историк-философ XIX века – Христиан Бауэр, основатель ново-тюбингенской школы. Этот крупнейший мыслитель-синтетик удачно объединил и художественно развил в целую систему все модные богословско-философские течения своего времени. Усвоив взгляды Гегеля и Шлейермахера, он поддавался ближайшему влиянию на него его же собственных учеников (Штрауса, К. Планка и Кёстлина), представляя в этом отношении редкое и довольно исключительное явление. «Так, сочинение его ученика Штрауса: «Жизнь Иисуса» побудило его решительно стать на тот путь, на котором, к сожалению, видит его история. Также двое других его учеников – К. Планк и Кестлин своими взглядами на происхождение христианства оказали свою долю влияния на его теории относительно того же вопроса»124. Сущность воззрений Баура на христианство можно сжато изложить следующим образом. Жизнь христианской церкви выражается не во внешних фактах ее истории, а в основном ее духе или идее, являющейся движущим принципом всего ряда явлений, в котором выражается течение истории. Идея церкви есть само христианство; а под ним нужно понимать общецерковное сознание, проявляющееся в различных исторических формах. Выражением христианского сознания известной эпохи служат характеризующие ее христианские догматы; отсюда, история церковных догматов составляет жизненный нерв всего христианства, в котором слышно биение пульса его исторической жизни. В самой истории этих догматов он признает процесс постепенного развития первоначально единого и малого, путем встречи и борьбы его с противоположными взглядами и завершительного объединения их в одном средне-примирительном течении. Этот процесс постепенного образования христианской догмы совершался в течение нескольких столетий, хотя в главных чертах он успел сложиться уже к концу второго века христианской эры. В начальном моменте своей истории христианство представляло только самые скудные зачатки будущего развития – как бы одно сухое зерно его, состоявшее в единственном догмате перво-христиан, что Иисус из Назарета – есть обетованный Мессия. Для того чтобы из этого зерна могло возникнуть все христианство, в историю его вводится отрицательно-диалектический процесс развития: основное христианство в самом учении о личности своего Основателя заключало, по взгляду Баура, зачаток двух односторонних моментов: иудейско-партикуляристической исключительности и универсализма; и вот первоначально христианство выступает, как евионитская односторонность, которая, по закону реакции, вызывает противоположную крайность в павлинизме: между ними неизбежно завязывается борьба, в которой обе эти партии – иудействующая и язычествующая – взаимно себя отрицают, друг друга ограничивают и наконец примиряются в высшей новой форме учения Иоаннова, равно чуждой обеим прежним крайностям.

Главными фазами этого процесса или стадиями развивающегося христианства были, по мнению Баура, евионитство с петринизмом, павлинизм, гностицизм, Иоанново учение, манихейство, монтанизм и т. д... Таким путем к средине II-го века сложилось то, что мы называем «католической церковью». В том же, приблизительно, духе шло и последующее развитие христианской церкви, в истории которой он самое важное место отводит борьбе с ересями, содействовавшей выработке христианской догмы125.

Церковно-историческая схема Баура, поразительная по своей ясности и стройности, как нельзя лучше отвечала духу времени, господствовавшему в современном ей протестантизме, и посему вызвала небывалое дотоле богословское движение. Под знаменем ново-тюбингенского университета объединилось все, что было нового и живого, свежего и оригинального в протестантском богословии, что, так или иначе, претендовало в нем на научное значение. Неудивительно, после этого, что количество одних только сколько-нибудь выдающихся представителей этой школы измерялось десятками. Все они деятельно развивали основные положения своей школы и давали самые разнообразные опыты всестороннего приложения их. Одни из адептов данной школы все свое внимание сосредоточивали на критике источников богооткровенной религии, т. е. новозаветных и ветхозаветных книг Св. Писания; другие – всецело увлекались созданием широких исторических планов в духе своей системы, или частным анализом ее деталей. При этом, одни, следуя непосредственно за Бауром, занимались преимущественно историей христианства и вообще – новозаветной церкви, как, напр. Шрадер, Кейм, Швеглер, Целлер, Вейзеккер, Гильгенфельд, Пфлейдерер, Гарнак, и мн. др.; другие – тот же самый метод прилагали к Ветхозаветной истории, распространяя его даже на всю богооткровенную религию: Рейс, Ватке, Граф, Велльгаузен, Штаде и мн. другие. Многочисленные представители критической школы в развитии своих положительных взглядов на один и тот же предмет часто расходятся чуть не до противоположности (поучительный пример этого рода представляет хотя бы вопрос о составе Пятокнижия и его авторах); но все они сходятся в своем отрицательном отношении к ортодоксальным взглядам на религию, как богооткровенное явление, и на Св. Писание, как продукт божественного вдохновения. По мнению ученых этой школы, Св. Писание есть совершенно «обычное» произведение человеческого ума, написанное обыкновенными смертными людьми, столь же подверженными человеческим заблуждениям, как и все другие. Поэтому, с точки зрения этой школы, странно искать выражения непреложных вечных истин, в том, что имеет случайный, временный и местный характер, выражая личные взгляды известного автора или, самое большее, отражая современное ему настроение эпохи с господствующими в ней мнениями и борьбу этих мнений с тем или иным ее исходом. Падение исторического авторитета Библии уничтожило объективную сторону богооткровенной религии, и окончательно низводило ее в разряд обычных естественных явлений. Особенная сила этого нового отрицания заключается в том, что оно исходит не из априорных, философских начал, как это было прежде, а опирается на эмпирических данных исторической критики, разоблачающих всю несостоятельность прежних воззрений. Но это только по-видимому; действительность же – далеко не соответствует такому оптимистическому представлению о характере и достоинствах историко-критического метода ново-тюбингенской школы. Первую тень сомнения набрасывает на него факт крайнего разнообразия взглядов и мнений, высказываемых различными представителями этой школы по одним и тем же вопросам, невольно бросающийся в глаза даже при поверхностном обзоре. Одни, напр., опираясь на внутреннем анализе Апокалипсиса, считают его подлинным произведением св. ап. Иоанна (Ланге, Герике); другие, исходя из того же самого анализа, решительно отвергают его принадлежность этому апостолу (Баур, Рейс). «Если мы сличим только между собой исследования тюбингенской школы или соприкасающихся с ее направлением критиков, – говорит Ланге, – то масса взаимных противоречий представляет здесь как бы терновый лес... Пусть только обратят внимание на те спутанные узлы, в которые противоречия переплелись между собою, как кустарники; пусть сличат различные результаты относительно Матфея, Марка, Луки, в особенности – Иоанна. Относительно «Деяний» эти противоречия образуют как бы пункт кристаллизации. Какое разделение существует между Штраусом и Гфрером в разных пунктах, сколько противоречий у Штрауса с самим собою относительно Иоаннова Евангелия?... Жаль, что недостает только таблицы, в которой бы представлена была наглядно вся путаница этих результатов новой критики»126… Всего этого, разумеется, не могло бы даже и возникнуть, если бы критические теологи строили свои выводы, опираясь на точные исторические факты, в которых нет места никакому разнообразию и произволу. Ясно, что в основании критических воззрений ново-тюбингенцев лежат не факты, а их тенденциозное освещение и субъективное истолкование.

Действительно, глубже вникая во внутреннюю сущность критического богословия, мы замечаем что эта – та же спекулятивная идеалистическая философия, лишь пересаженная на церковно-историческую почву. Если мы сопоставим вышеизложенную нами церковно историческую схему Баура с системой Гегеля, то увидим их полную параллель: возникновение единого, его последующее раздвоение и борьба противоположностей, заканчивающаяся их примирением – что мы видим у Баура, совершенно тожественны с тезисом, антитезисом и синтезисом Гегеля. Ясно, что здесь к исследованию религии приступают с заранее составленным планом, хотят насильственно уложить ее историю в прокустово ложе философии, применяют схему, выработанную априорным путем, а отнюдь не снятую с действительной истории. Отсюда полный, безграничный произвол в воззрениях тюбингенской школы, как лишенной всякого устойчивого, объективного критерия. Отсюда же и крайняя скудость положительных результатов в богословствовании этой школы, так что разрушительные орудия, изобретенные тюбингенской школой, прежде всего, обращаются во вред ей самой.