Четвертый корпус, или Уравнение Бернулли

Женька такого не помнил, но снова кивнул.

– Так вот у меня тогда сердце стучало, как у Маленького Димы, чуть не выпрыгнуло, а потом вообще замерло. И если бы на поле был ты, то я уверена, что у Маринки бы что-то пару раз да трепыхнулось. Понимаешь?

Женька усмехнулся:

– По-моему, вам всем нужен кардиолог. Может, у детей поспрашиваем, проведем «свечку» на тему «Кто мой папа?».

Идея со «свечкой» показалась хорошей. Среди родителей могли быть специалисты по редким видам, населяющим землю, или уфологи, которым известно, что мне подсунула Нонна Михайловна под видом студента МАТИ имени Циолковского и как это вернуть в его естественную среду обитания.

– Президент Российской Федерации? – спросила Анька, вчитываясь в список новых контактов, который перед тихим часом ей передал Женька. – У вашего Валерки папа президент Российской Федерации?

– Да, – ответил Женька. – Полезный номерок. Сохрани. Там у нас есть еще два супершпиона, несколько суперагентов, учитель географии и монтажник дачных септиков.

Я взяла у Аньки их с Сережей список и пробежала его глазами: папа Антона и Лизы работает тренером по спортивным танцам, у кого-то папа – Дима Билан. Еще были супергерои из комиксов и два известных актера лет на десять старше наших детей.

– Давайте следующую «свечку» проводить без этой гирлянды, – предложил Женька. – До сих пор в глазах мигает: синий, желтый, красный, синий, желтый, красный.

– Это у тебя после вчерашнего концерта, – сказала Анька. – Пройдет, если нового ничего не случится. Но что может случиться на «Русской песне»?

– Ты и про футбол так говорила, – напомнила я и повернулась к Женьке. – Никуда не лезь, я тебя умоляю. Просто сиди рядом, и все.

Женьке и так не хотелось никуда лезть, но после посещения изолятора в нем вдруг проснулась совесть, и он вызвался сочинить для наших детей тридцать четыре частушки.

– Придумайте рифму к слову «узды», – попросил Женька и приготовился записать сразу несколько вариантов.

Анька придвинулась к нему вместе со стулом и выхватила из рук блокнот.

– Жень, ты понимаешь, что это детские частушки?

Но в Женькиных частушках не оказалось ни слова покаталонски, и Анька облегченно выдохнула.

– Ну, «борозды», – предложила она, возвращая ему блокнот.

Примерив предложенное слово, Женька дописал концовку и прислушался: по лестнице кто-то поднимался. Судя по стуку каблуков, это могла быть Нонна Михайловна, но это оказалась Татьяна, вожатая второго отряда и по совместительству жена Эдуарда.

Татьяна попала в «Гудрон» случайно, когда еще училась в Московском государственном горном университете. Обязательной практики у студентов МГГУ в лагере не было, там вообще все серьезно, а в «Гудрон» ее каким-то обманом затащил Эдуард, с которым они начали встречаться на третьем курсе.

Эдуард учился в другом вузе, а познакомились они с Татьяной в самом бесперспективном для знакомств месте – Ленинской библиотеке. Мы с Анькой не раз там бывали и даже однажды провели в читальном зале незабываемую ночь с Андреем Платоновым, потому что на руки его не давали, а курсовая горела, поэтому точно знали, что там ничего, кроме Эдуардов, не водится.

Татьяне нравилось изучать редкие минералы и полезные ископаемые, поэтому, возможно, Эдуард приглянулся ей своей редкостью, можно даже сказать, уникальностью. Это был вымирающий вид мужчин и, как сказала бы Анька, к счастью, но обсуждать чужих мужей нехорошо, поэтому мы пока держимся, хотя и из последних сил.

– Мы с Эдиком подумали, что вам без чайника грустно, – сказала Татьяна и достала из объемной замшевой сумки такой же Tefal, как был у нас. – Мы привезли запасной и хотим поделиться.

У них все было запасное: утюг, фен, спички, свечки. И даже собственные комплекты белья. Смена в «Гудроне» заменяла им семейный отпуск, поэтому отправлялись они сюда с четырьмя чемоданами и двумя чайниками.

– Круто! – сказал Женька и в знак особого почтения убрал ноги в кроссовках с покрывала и предложил ей сесть. – Трахнешь с нами «чайковского»?

Мы с Анькой закивали, показывая ей на место, где только что лежали Женькины ноги, и Татьяна приняла приглашение.

– Трахну, – сказала она, прислушиваясь к этому слову.

Пока кипел чайник, нужно было о чем-то поговорить, но до прихода Татьяны на повестке дня у нас стояло обсуждение смешной фамилии Марадоны и того, как Женька уделал Пилюлькину изолятор, поэтому все просто молча рассматривали Татьяну. Скорее всего, она была уже одета к празднику русской песни: в туфлях, длинной юбке и блузке с рюшами.

– Какая красота! – Я пересела к ней и взяла в руки круглую прозрачную бусину, которой была украшена завязка ее блузки. – Это горный хрусталь?

– Стекло, – отозвалась Татьяна, – а бусы из чароита.

Бусина показалась нам красивее чароита, но это была какая-никакая тема для разговора.

– Чароит – очень редкий камень, – продолжила сама Татьяна, – его добывают в Якутии, в бассейне реки Чары. Других месторождений пока обнаружить не удалось.

Похоже, ее очень расстраивал этот факт, поэтому мы выразили надежду, что в будущем новые месторождения чароита будут непременно найдены, причем не исключено, что самой Татьяной. На столе вскипел чайник. Все засуетились. Пока Анька заваривала чай, Татьяна заглянула в Женькин блокнот.

– А вы готовите песню? У нас про Андреяшку с Парашкой. А у вас? Частушки? Можно почитать?

– Валяй, – ответил Женька и протянул ей блокнот.

Татьяна полистала его, нашла частушки, которые Женька сочинял на планерках, и сразу же вернула обратно.

– У тебя красивый почерк, – сказала она и сбросила на пол подобранный подол.

Неожиданно она вспомнила, что у них в отряде как раз сейчас идет репетиция и ей надо на ней присутствовать. Стеклянная бусина выскользнула из моих рук, Татьяна встала и, попрощавшись, вышла. Анька замерла с чайником в руке и чуть не перелила кипяток через край стакана.

– Это ужасно! – воскликнула она, обращаясь сразу ко всем. – К нам нельзя пригласить приличных людей. «Трахнем “чайковского”!» А частушки эти про Мирона с вороной?

После такого заявления все мы автоматически становились людьми неприличными, что было обидно, ведь до прихода Татьяны всех почему-то все устраивало.

– Да, Женя, – я отодвинулась от него, чтобы обозначить, что не хочу примыкать к обществу неприличных людей, и стряхнула песок с покрывала. – Почему ее вы называете Татьяна, а нас – Дашка и Анька? Как в казарме живем.

– Можно подумать, ты была в казарме, – сказал Женька, запнувшись на последнем слове.

– Я?! – Я снова забралась с ногами на кровать и развернула его к себе за плечи. – Знаешь что, Женя, раз уж у нас сегодня все рассказывали, кто у кого папа, так вот, мой папа – полковник ВВС России, и я была в казарме неоднократно. Так вот, когда там оказываются старшие по званию или женщины, то все без напоминания отключают свой каталонский и переходят на русский литературный.

– Иисусе, – проговорил Женька и трижды перекрестился. – У тебя папа – полковник?!

– У меня тоже! – угрожающе сказала Анька и развернулась к Сереже: – А ты чего молчишь? Или считаешь, что это нормально, когда гостям предлагают трахнуть известного композитора?

– Ей под тридцать, – сказал не поддавшийся на вызов Сережа. – Она замужем, работает в какой-то солидной компании. Это пропасть. У вас так не получится.

– А мы попробуем, – сказала Анька. – С этого дня – «здрасьте – пожалуйста».

– Ты хочешь в двадцать лет стать Анной?

– Но ты же как-то стал Сережей.

– Папа – полковник, – многозначительно подняв палец вверх, напомнил Женька.

По некоторым теориям, хорошо освещенным в научной фантастике, звездная система альфа Центавра обитаема. Установить степень достоверности этого утверждения пока никому из землян не удалось, потому что лететь до ближайшей звезды пришлось бы более миллиона лет. Но нам с Анькой, чтобы в этом убедиться, понадобилось меньше недели, потому что яркий представитель расы центаврийцев жил с нами на одном этаже.

Последние пять минут, оставшиеся до конца тихого часа, он носился по коридору и разыскивал свои вещи, которые должны были помочь ему в соблазнении прекрасной землянки на празднике русской песни. На самом деле Женька готовился так к каждому выходу из корпуса, но думать, что вся эта канитель из-за любви, было интереснее.

– Где мои Armani черные? Вот тут на столе лежали, никому не мешали!

– Это те, что с дырой сексуальною от бедра до колена до самого? – спросила Анька. – В туалете висят на веревочке. В темноте мы компот на них вылили. Если спросишь про поло брусвяное, оно там же, где и валялося. В игровой, по-за полками с книгами. Посмотри же на двор, добрый молодец, – продолжила она и подвела его к окну. – Какой праздник здесь грянет невиданный! Борода стелет в круг ковры синие, разукрашены задник с трибунами, самовар несет девка красная, на груди спелой «Yes» написано.

Я потянула на себя крякнувшую створку и показала на задник, замотанный куском обоев, с обратной стороны которого просвечивала надпись «Виталик – молодец!» По периметру линейки были разложены коврики для йоги, а через волейбольную площадку шла Маринка и несла из главного корпуса огромный самовар для чаепития.

– Давай действуй, – сказала я, намекая на то, что Маринке нужна физическая помощь молодого центаврийца. – Это шанс завязать разговор.

Жители альфа Центавры не размножались, по крайней мере способом, известным на Земле. Это стало ясно, когда Женька, вместо того чтобы спуститься и помочь Маринке донести самовар, высунулся по пояс из окна и крикнул:

– Эй, какая у вашего отряда песня?

От неожиданности Маринка чуть не уронила самовар себе на ноги.

– «Как хотела меня мать да за первого отдать!» – прокричала она в ответ. – А что?

– Ну и про что она? – поинтересовался Женька, довольный тем, что удалось завязать разговор.

Маринка поставила самовар на грунт и отряхнула друг о друга затекшие ладони.

– Да шесть женихов перебрала, и все не то! – прокричала она как можно громче. – Один бабник, другой алкаш… Только седьмой ничего оказался. Румяный да веселый. Как ты!

Ветер поднял Маринкин юбку и она, хохоча, с опозданием прижала ее к ногам.

– Спроси ее, в чем тогда дело? – подсказала я из-за занавески. – Почему к седьмому не идет, раз он такой хороший?

– Ну и в чем тогда дело? – спросил молодой центавриец. – Почему к седьмому не идешь?

– Да потому что сосватана уже!

Маринка поплевала на ладони, подхватила самовар и, утопая по щиколотки в грунте, продолжила путь.

– Значит, правда, – сказала Анька сама себе и стала затаскивать Женьку обратно в вожатскую. – Ай, ну и ладно, забудем. Тот седьмой сам не захотел ее брать и, наверное, правильно сделал.

Дырявой хлебной корочкой висит в небе белая луна. Солнце еще не зашло за главный корпус, а она уже поспешила занять свое место над соснами. Вечереет. Дует ветер. Теплый, но надоедливый. Загибает углы синих ковриков, грозится оторвать кусок обоев с задника в виде незавершенного эллипса, хочет открыть «Гудрону» неоспоримую истину: «Виталик – молодец!». Но крепко сцеплены красной изолентой края транспаранта, потому что не об этом нужно сейчас знать. «С песней весело живем!» – вот пионерский привет этого вечера.