Четвертый корпус, или Уравнение Бернулли

День 16-й

Как стало известно из источника, пожелавшего стрельнуть у Женьки зажигалку, потому что закончились спички, в эту ночь Нонна Михайловна спала плохо. Несколько раз она вставала с постели, подходила к окну и смотрела на липовую аллею. Вчера начала цвести липа. Она всегда зацветала именно в эту ночь. Но не ее сладкий аромат не давал уснуть директрисе. Это происходило с ней каждую ночь накануне Дня Нептуна, то есть накануне того дня, когда Борода, открыто выражая свою справедливую обиду, демонстративно закрывался на складе и не выходил оттуда до вечера.

Нонна Михайловна и Борода были одного возраста, пятидесятилетние зрелые люди, но оба напоминали в этот день поссорившихся детей, каждый из которых хочет дружить дальше, однако не знает, что для этого нужно сделать.

Но сегодня директриса вдруг поняла странную вещь: День Нептуна был единственным праздником, который всегда проходил по одному и тому же сценарию и на котором никогда не происходило никаких ЧП и накладок. Леха наряжался Нептуном, вожатые разыгрывали сказку о его похищенной дочери, русалки пели песни, а на трибуне лежала никому не нужная шляпа пирата.

Быть может, если что-то изменить, допустить варианты развития событий, то каким-то образом естественный ход вещей нарушится и случится совсем уж невероятное: Борода придет, простит ее и избавит от этого ужасного чувства вины.

Дождавшись утра, Нонна Михайловна вышла в холл общежития и первым делом позвонила по стационарному телефону в пожарную часть. Обычно финалом праздника становилась битва наполненными водой надувными шариками, но сейчас она придумала кое-что поинтереснее.

Далее она направилась во второй корпус к Сашке и разрешила ему в этот день любые безобразия. Сашка мог придумать что угодно, но беда в том, что все безобразия он и так уже вписал в сценарий. Остальное было либо аморально, либо опасно для жизни.

– Может, оставить как есть? – предложил Сашка. – Ведь завтра уже все будет по-старому.

– Ты не понимаешь! – для убедительности Нонна Михайловна перешла на «ты». – Он здесь работает двадцать пять лет, гораздо дольше, чем я. Вы еще не родились, а он уже тут вентили крутил. Я не могу спокойно жить, зная, что на меня обижается такой уважаемый человек.

Это был аргумент. Сашка обещал подумать, а Нонна Михайловна направилась к Гале. Судя по Ленкиным жалобам, они с Виталиком уже несколько ночей подряд готовят карточные фокусы, и ей не терпелось узнать, когда же все увидят их на сцене.

Ровно в девять утра на глазах у всего лагеря под гимн Барбадоса в исполнении главного оркестра ВМС США Виталик закрепил на флагштоке флаг государства, расположенного на восточном берегу Карибского моря. Черный трезубец на один день сменил солнце с лучиками разной длины, а Нонна Михайловна, уже на всякий случай одетая в дождевик поверх брючного костюма с баской, передала свои полномочия Нептуну – Лехе. Последним, что она сказала, оставаясь в должности директора лагеря, было то, что к десяти утра все должны быть готовы к празднику и что в столовую запрещено забегать с шариками, наполненными водой. Хотя… Нет, все-таки нельзя.

– Как удачно у нас расположено окно, – сказала Анька и открыла для меня вторую створку, – все видно: линейку, площадку, изолятор. Леха тельняшку за березами натягивает.

Уже одетые в русалочьи платья, мы залезли на подоконник в вожатской и свесили вниз блестящие хвосты. Солнце поднималось все выше и, отражаясь от тысяч изумрудных пайеток, разбрасывало по голубым плиткам облицовки корпуса россыпь белых искр. Мы блестели, как два изумруда на часах Нонны Михайловны.

– Смотри, солдат твой вернулся.

Анька показала рукой в сторону изолятора. По бетонной дорожке шел Ринат и нес на плече скрученный в кольца водяной шланг. Ему нужно было попасть в первый корпус, чтобы подсоединить его к крану, но, увидев нас в открытом окне, он свернул к линейке.

– Невозможно смотреть на вас! – крикнул он, останавливаясь возле фонаря и делая ладонь козырьком. – Ослепили!

Анька засмеялась и заболтала босыми ногами в воздухе. Еще немного, и она упала бы, но вовремя схватилась за шпингалет и подоконник. Хрустнув, шпингалет оторвался вместе с куском рамы и остался в ее руке.

– Ничего себе! – Анька села поглубже и приставила шпингалет на место. – Чуть не вывалилась. Здесь, похоже, все еле держится.

– Но не падает же! – громко сказал Ринат и обратился уже только ко мне: – Икры тебе привез. Придешь?

Я взяла со стола Женькин экземпляр сценария Дня Нептуна, где было написано всего две строчки: «Цель мероприятия: не пойти. Задача мероприятия: выжить», и быстро сложила из него самолетик.

– Приду! А пока лови!

Самолетик описал в воздухе круг, на бреющем полете прошел над сиренями, завалился на нос и ударился Ринату в грудь.

Русалки из нас получились очаровательные. Не такие очаровательные, как Кикимора, которую сделал Женька из Маринки, но мы себе нравились. В стайке блестящих рыбок мы стояли на крупной щебенке возле гипсовых трибун и проклинали того, кто придумал, что русалки по сценарию должны быть без обуви.

Под флагштоком в огромной надувной лодке сидел Леха в тельняшке и юбке из рыболовных сетей и шлепал веслом, украшенным пипидастрами, Валерку и Вову. Это был последний аргумент в споре о том, что же такое пипидастры – большие бумажные шары или, как утверждал Анатолий Палыч, члены избиркома.

За трибунами прятался Виталик. В костюме медузы, а именно в своей белой панаме, к которой Ленка пришила розовые ленточки, он наполнял водой воздушные шарики и относил готовые снаряды к заднику. От трибун к первому корпусу тянулся шланг. В нескольких местах он был дырявый, и каждый раз, когда Виталик открывал кран, из шланга в разные стороны начинали бить тонкие струйки.

Здесь же, за трибунами, стояли Пилюлькин и Галя, на раскладном стульчике сидела Лола Викторовна, а за самой высокой стояла Нонна Михайловна. Крайняя трибуна снова была пуста. На ней лежала шляпа пирата, и хулиган-ветер нежно гладил ее опушку из перьев.

Те, кто был в «Гудроне» не первый раз, уже привыкли к тому, что она лежит здесь. Те, кто был впервые, не находили в этом ничего удивительного. Ее принимали за декорацию. Она казалась частью какого-то красивого театрального костюма, и было бы странно не положить ее сюда, под флаг Барбадоса. Она радовала глаз и без своего возможного хозяина, но только не глаз Нонны Михайловны.

Случайно взглянув на нее, она каждый раз старалась отвернуться, но тогда она поворачивалась в сторону тропинки, ведущей к складу. И все, как назло, шло по плану: Леха загадывал загадки, на которые уже все знали ответы, мальчишки из младших отрядов, переодетые в лягушек, раскачивали резиновую лодку, Кикимора варила в детском надувном бассейне отравленное зелье для дочери царя. Правда, сегодня в этом бассейне с глупой улыбкой варился Женька, но вряд ли это как-то изменит ситуацию.

Когда загадки закончились, Леха вылез из лодки и пошел с микрофоном вдоль трибун:

Царь морей – Нептун великий,
И сегодня его день!
Пусть морской водою смоет
Он из жизни твоей…

– Хрень! – сипло крикнул Валерка, и резиновая лодка пришла в движение от хихикающих в ней лягушек.

– Лень, – тихо поправила Нонна Михайловна. – На прошлой смене он то же самое крикнул.

В отчаянии она приложила руку ко лбу, опустила глаза и тут же подняла их снова.

За трибунами, отплевываясь от пришитых к панаме ленточек, со шлангом в руках ползал Виталик и складывал к ногам Нонны Михайловны наполненные водой снаряды, но все они были прозрачные и по размеру в два раза превосходили обычные надувные шарики.

– Саша? – произнесла Нонна Михайловна и, поймав его бронебойный, показала под трибуну. – Что это?!

Это было то, из чего сама Нонна Михайловна, по утверждению Лехи, умела мастерски надувать дирижабли. Широко улыбнувшись, Сашка развел руками, как бы говоря, что чудить, когда все уже вписано в сценарий, можно только таким образом. Правда, он не ожидал, что Виталик не распознает подмены и будет продолжать наполнять дирижабли водой, пока они у него закончатся. В приступе смеха Сашка согнулся пополам, и золотая сбруя морского конька зазвенела бубенцами.

– Какой ужас! – Нонна Михайловна подергала за руку стоящую впереди Аньку. – Девочки, срочно, срочно бегите на склад за шариками! Мы не можем допустить, чтобы дети кидались этим!

– Виталик! – вскрикнула Анька, увидев на шланге дрыгающийся дирижабль. – Прекрати немедленно!

У ног Нонны Михайловны уже лежали семь готовых, аккуратно завязанных снарядов. Она попыталась наступить на один из них, чтобы проткнуть его острой шпилькой бархатной лодочки, но ничего не вышло.

– Не получится, – сказала Анька, все еще закрывая лицо руками. Покраснели у нее даже уши. – Они на то и… дирижабли.

– Но мы не можем бежать на склад, мы без обуви, – сказала я и, нагнувшись, поползла за трибуну к Виталику. – Беги к Бороде! Попроси у него шарики. Только быстро!

– А это что? – не понял Виталик и достал из кармана горсть распакованных дирижаблей.

– Не такие! Маленькие нужны и цветные!

– А-а-а, – догадался Виталик, – тогда я быстро.

Забросив свободной рукой розовые щупальца за спину, а в другой сжимая забракованные дирижабли, Виталик помчался через линейку к складу. Впереди еще была Ленкина часть загадок и игры с морским коньком. Мы вполне успевали, но Анька вдруг стукнула себя ладонью по лбу и наклонилась ко мне за трибуну.

– Ты чего ему сказала-то? Сейчас будет как с лягушками.

Подобрав хвост, Анька побежала догонять Виталика. Крича ему, чтобы он немедленно остановился, она неслась босиком по камням, по раскаленному асфальту и усыпанной сосновыми иголками тропинке, не чувствуя боли, но Виталик бежал все быстрее и быстрее, пока совсем не исчез за поворотом в просвете между корпусами.

– А что я такого сказала? – спросила я у Нонны Михайловны.

– Я не знаю, – ответила та, чему-то радуясь. – Прошу вас, отнесите их к первому корпусу. Там никто не ходит. Оставьте где-нибудь в кустах. Я потом скажу, чтобы их убрали.

Прикинув расстояние до первого корпуса, я решила, что мне повезло больше, чем Аньке, хотя нести семь наполненных водой дирижаблей оказалось тяжело и неудобно. От их веса каждая веточка и каждый камень впивались в босые ноги еще сильнее. Всматриваясь в траву, чтобы ко всему прочему не наступить на какого-нибудь живого, я не заметила сидящего на скамейке у входа в первый корпус Рината.

– Стой! Упадешь! – громко сказал он и дернул незаметный в траве шланг.

Холодный фонтанчик из пробитого шланга обдал голые колени, и я выпустила из рук дирижабли. Два из них при падении развязались, и вода вылилась Ринату под ноги.

– Это Виталика, – быстро сказала я, чтобы Ринат не решил, что дирижабли мои. – То есть Сашкины. То есть это такая шутка неудачная.

Бегло взглянув на колышущиеся снаряды, Ринат подвинулся и предложил сесть рядом на узенькую и короткую скамеечку без бетонных боковин.

– Малышовый корпус, – объяснил Ринат размер скамейки. – Воду перекрывать уже?

– Нет, там проблема с шариками, и… Здесь вечно одни проблемы! Ты никогда не замечал? Ничего не работает, все ломается, все идет не по сценарию, но почему-то каким-то образом…