Четвертый корпус, или Уравнение Бернулли

* * *

У Лехи, как и у Пилюлькина, был свой журнал амбулаторных посещений. Они даже были похожи. Лехин журнал представлял собой обычную тетрадку в клеточку, где каждый лист был аккуратно разлинован в таблицу с графами: фамилия посетителя, жалобы, средство лечения. Но поскольку у Лехиных посетителей жалобы были примерно одинаковые – учащенное сердцебиение, рассеянность, нарушение сна, среднюю графу он в конце концов упразднил.

Очень забавляло Леху, сидя на закате под открытым окном своей вожатской, вести эту тетрадку, особенно если с разницей в день-два содержания двух оставшихся граф менялись местами. Все это он делал шутки ради да все ждал, отыщется ли среди приходящих человек, который правильно поймет легенду об Иване да Марье и сформулирует свою просьбу корректно, не перекладывая на Дерево любви проблемы, с которыми и сам может разобраться.

– Ты меня опять не слушаешь?

Было пять утра. Мы с Ринатом сидели на телогрейке, расстеленной под переплетенными стволами, и я в его куртке грелась о его теплый бок. Разумеется, я слушала его настолько внимательно, насколько это было возможно в такой ситуации.

– Тогда чье же имя ждал услышать Леха?

– Не знаю. Свое?

– Ну так вот, – Ринат устроился поудобнее, – вспомни, что он говорил вам тогда на поляне?

Вспомнить это было просто даже сейчас: «Теперь это дерево – лагерный тотем, который обладает приворотной силой. Если прийти к нему на закате, положить к корням что-нибудь вкусное и трижды назвать имя любимого, то все будет в абажуре».

– А… Твое?

– Ужас как приятно, но нет.

Ринат вздохнул и закрыл глаза. Мне показалось, что он спит, но он ждал, пока я догадаюсь.

Что еще говорил этот дурацкий Леха? «Любовь дает нам крылья», «“Гудрон” не отпускает тех, кого любит», «Как только поймешь, что любишь, приходи к Дереву, не тяни».

– Лагеря?! Нужно сказать имя лагеря? Тогда он тоже полюбит нас и не отпустит?

– Ура, – сказал Ринат и устроился еще удобнее, чтобы теперь уже точно заснуть прямо здесь.

Я вылезла из-под теплого бока и посмотрела на Лехино окно. Закрыто, но, наверное, это неважно. Затем повернулась к стволам и трижды назвала имя лагеря. Настоящее имя, потому что в такую рань спал не только Леха, но и злые духи.

– Какая отборная поэтическая чушь!

– Что-что?

– Ничего. У тебя есть что-нибудь вкусное?

Ринат приоткрыл один глаз и притянул меня к себе:

– Ага, жвачка. Забирай!