Семья волшебников. Том 1

– Я играю на арфе и других струнных.

– Ах, простите, что перепутал. Я не очень разбираюсь в музыкальных инструментах.

– Это простительно, учитывая ваше драматическое происхождение. Очень соболезную вашей несчастной матушке.

– Не думал, что представитель Народа способен на такое сопереживание, особенно в адрес орчанки.

Олиал изменился в лице. Уверенный до этого, что Вератор – плод насилия, сын какого-нибудь орка-разбойника, он сначала не поверил ушам. Нет-нет, этого не может быть. Эльфорк лжет. Да это просто невозможно. Ни при каких обстоятельствах, даже в затуманенном состоянии сознания.

А он правда сын эльфа и орчанки?

Да он сам точно не знает. Его подкинули к сиротскому приюту. Так что теоретически возможны оба варианта.

А я смотрю, Олиал слегка лицемерный… Сам-то ухаживает за человеческой девушкой…

Людей они называют «гемод» и допускают связи с ними, если только без брака и деторождения.

Ага, без брака… этого сложнее будет уговорить…

С Вератором тоже получится едва ли, он убежденный холостяк.

Перкеле. Ладно, я ни на что и не надеялась вот так сразу. Сидзука просто развлекается.

Сама вышла замуж и всех вокруг переженить хочешь?

Конечно. А что они ходят счастливые, свободные, улыбаются, по разным постелям шляются? Я дома сижу и пусть остальные сидят. С детьми.

Вератор назвал бы это низменным коварством женатых друзей… он и называет.

Вечеринка закончилась только в середине ночи. Гости расходились постепенно. Сначала часть отпрысков мэтресс Рокуалли увела своих детей, потом удалился Пордалли со своим кагалом. Откланялся Кацуари, который в этом шуме чувствовал себя не в своей тарелке и большую часть времени сидел в уголке. Его вызвался проводить Олиал, который неожиданно сильно накидался. Самоизгнался шепнувший что-то на прощание Сидзуке Вератор. Ушла и сама Рокуалли, которая долго вспоминала с Майно его родителей и беседовала с призраком дедушки Айзы. Они были добрыми друзьями до его кончины.

До упора сидел только Инкадатти. Он явно собирался уйти последним и, возможно, сделать на прощание пакость.

– Может, вам здесь постелить? – не выдержала Лахджа. – У нас есть гостевые комнаты. Понимаю, вы старый, день был долгий, а до дома вспашки полторы…

– Вы что ж, думаете, я пешком пойду? – фыркнул великий рунолог. – Мне вот это вот не за красивые глаза дали!

Он демонстративно потряс медным медальоном.

– Ага, вы увеличите эту штуку, зайдете внутрь и полетите в летающей тарелке? – догадалась Лахджа.

– Что?.. а так можно?..

– Конечно, – подошел Майно. – Вы разве не знали? Мы с женой всегда так путешествуем.

– Хватит из старика делать дурака! – не поверил Инкадатти. – Я старый, а не умственно отсталый!

Продолжая ворчать, он засобирался и в конце концов ушел. Выйдя за калитку, начертал в воздухе руну и исчез.

– Наверное, мне тоже пора… – неопределенно протянула Сидзука.

Уходить ей не хотелось. Она гуляла в саду, вдыхала аромат мокрого сада и земли, слушала пение соловья и хотела дождаться утра. Она уже лет десять не посещала мир смертных, с той злополучной поездки на пляж. У наложниц Хальтрекарока очень немного фактической свободы, даже самые любимые всегда словно на невидимой цепочке.

– Оставайся, сколько хочешь, – пожала плечами Лахджа, усевшись рядом на траве. – Пока Хальтрекарок о тебе не вспомнит.

– Не очень хочется жить в напряженном ожидании, – обхватила колени руками Сидзука. – И там Мамико.

– К слову… есть у меня одна уловка… сложная, и ты лишишься вечной юности, но…

– Продолжай.

Лахджа изложила суть. Новое имя, магический ритуал, свадьба, брачная ночь.

– Спасибо, – без особого восторга сказала Сидзука. – Лучше, чем ничего.

– Было б это легко, от Хальтрекарока половина жен бы разбежалась, – чуть уязвленно сказала Лахджа. – Кроме того, я не могу быть к этому причастна. На меня он и так уже зол. Если я начну еще и выкрадывать его жен, он точно плюнет на все правила и лично свернет мне шею.

– Ясно… буду крутиться сама. Как обычно.

– Кстати, спасибо, что принесла мое колье, – мило улыбнулась Лахджа. – Я-то думала, что навсегда его потеряла.

– Не за что, – крайне неохотно расстегнула замочек Сидзука.

Она явно не помнила, у кого заиграла эти сапфиры, и теперь досадовала на себя, что надела именно их. А Лахджа бы, возможно, и не обратила внимания, позволила подруге оставить украшение себе… но это все-таки подарок Князя Тьмы! Не какого-то рядового беса, а самого Асмодея!

– А где сережки и браслет? – спросила Лахджа.

– Абхилагаша нашла и забрала, – не моргнув глазом, соврала Сидзука.

– Ладно, на следующую вечеринку пригласим Абхилагашу. Нам с ней больше нечего делить, так что мы наверняка станем лучшими подругами.

– Да верну я тебе эти вонючие цацки! – засопела Сидзука. – Подавись, демон!

Мимо прошла Астрид. Даже проползла, скорее – она раздвигала траву и негромко звала:

– Пырялка!.. Пырялка!..

– Дитя мое, что ты делаешь? – спросила Лахджа.

– Пырялка пропала, – сказала Астрид со странной смесью горя и облегчения. – Нигде нет.

– Думаешь, кто-то из соседей прихватил? – спросила Лахджа, с намеком глядя на Сидзуку.

– Тогда мы пойдем на них войной, – решительно заявила Астрид.

– Это преждевременно, – заверила Лахджа. – Пырялка – проклятая кукла, уверена, ее скоро вернут.

И ее действительно скоро вернули. Точнее, она вернулась сама. Проснувшись утром, Астрид увидела Пырялку на ее полочке.

К игрушечной сабельке прилипли кукольные волосы.