Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

Руководство РОВС в сложившихся условиях, отвергая путь иностранной военной интервенции и считая, что Россия должна быть освобождена из-под власти большевиков исключительно русскими руками, заняло весьма неопределенную позицию. Генерал Кутепов в письмах к Ханжину указывал, «что при возникновении военных действий на территории Маньчжурии и Монголии нам нельзя давать официального согласия на участие в борьбе с большевиками наших вооруженных сил (русских отрядов) совместно с японцами или китайцами» [MRC, box 3, f. Переписка начальника Дальневосточного отдела РОВС. Циркуляры — Ханжин]. Несколько позднее он заявил, что «русские национальные организации могут оказать помощь в борьбе с СССР лишь в случае определенной гарантии о ненарушении национальных интересов России» [Голдин, 2002, с. 73].

Неоднозначное отношение Обще-Воинского Союза и ориентированных на него организаций к конфликту вокруг КВЖД, а также запрет Нанкином создания военных отрядов из белых эмигрантов [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 254, л. 17], не позволили по настоящему широко вовлечь эмигрантских активистов в борьбу против СССР. В данной ситуации очень характерным является письмо председателя шанхайского Казачьего Союза Бологова к генералу Ханжину от июля 1929 г.: «Сообщения о возможных формированиях русских белых частей в полосе отчуждения воспринимаются казаками очень чутко; да это и вполне понятно — там наша развязка. Мы, не имея достаточной информации, смутно себе представляем отношение Нанкинского правительства к белым русским, — поведение Японии и Атамана Семенова. По нашему мнению, вопрос об участии белых в происходящих событиях, как вооруженной силы, может быть разрешаем генералом Хорватом и Вами, как главой военных организаций на Д/В, в соответствие с указаниями с запада. Мы мало верим, чтобы частичное участие белых могло помочь делу. Нас стараются со всех сторон втянуть в политику, но будучи воинами и казаками мы от этого отказываемся…» [ГАРФ, ф. Р-5963, оп. 1, д. 19, л. 43].

Руководство Дальневосточного отдела РОВС и Дальневосточного объединения эмиграции не только не вошло в состав стихийно возникших в 1929 г. в Харбине антисоветских объединений, но и препятствовало организации белых партизанских отрядов, называя это авантюрами и даже провокациями, которые ничего не принесут эмигрантам, кроме новых бедствий [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 783, 784][371].

Только в ноябре 1929 г., когда китайские войска оказались перед угрозой полного разгрома, китайские власти Маньчжурии выразили готовность начать формирование воинских отрядов из русских. По этому поводу даже состоялась встреча генерала Ханжина и атамана Семенова [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 157, л. 20–22], практически ни к чему не приведшая. У Ханжина даже не было человека, ответственного за работу в ориентированном на Приморье Восточном районе. Генерал Косьмин, ведавший этим районом при Бурлине, от работы отказался. Попытки привлечь к руководству И. В. Нарбута, члена БРП, сына генерала В. Д. Нарбута, и полковника Б. В. Меленецкого[372] оказались неудачными — Нарбут наотрез отказался, Меленецкий, также первоначально отказавшийся, только весной 1930 г. принял это предложение [Там же, л. 33 об; Наземцева, 2016, с. 354]. Между тем, китайцы проиграли войну и формирование русских отрядов стало неактуальным.

Но даже не имея разрешения китайских властей, отдельные эмигрантские радикальные организации и группировки (БРП, Дальневосточный корпус русских добровольцев, отдельные «семеновцы», и др.) принимали участие в антисоветских акциях 1929–1930 гг.

На восточной линии и особенно в районе ст. Пограничная работали боевые группы из Шанхайского автономного отдела БРП, полковник Ф. Д. Назаров[373], генералы Сахаров, Савельев и др. Белые оказали известную поддержку командованию китайского Восточного фронта. В качестве неофициального военного советника при командующем Восточным фронтом генерале Дэн Чао состоял полковник (генерал-майор китайской службы) П. Д. Макаренко, прибывший на ст. Пограничная как конторщик Коммерческого Агентства КВЖД [АВПРФ, ф. 308, оп. 3, п. 7, д. 4, л. 4]. Во время боевых действий осенью 1929 г. Макаренко участвовал в разработке планов обороны ст. Пограничная [Наземцева, 2016, с. 360, 361].

Из района ст. Пограничная белыми партизанами было совершено несколько вылазок на советскую территорию. Свою первую вылазку полковник Назаров совершил в мае 1929 г. во главе отряда, набранного из бывших жителей приграничных сел Приморья. Потеряв часть людей, полковник все-таки смог вернуться на базу. Летом того же года, согласно советским источникам, Назаров предпринял еще ряд столь же безуспешных попыток форсировать границу [Базанов, 2013, с. 190]. Еще более неудачной стала вылазка на территорию Приморья отряда, организованного генералом Сахаровым.

Первоначально для создания отряда Сахаров не имел ни денег, ни поддержки. Представители Дальневосточного объединения эмиграции в Харбине объявили затевавшуюся Сахаровым «авантюру» едва ли не советской провокацией и напомнили всем судьбу отряда полковника Карлова [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 781]. Сахарова это не остановило, средства на организацию отряда он получил от капитана 1-го ранга К. К. Шуберта[374], прибывшего в Харбин в 1929 г. по заданию Высшего Монархического Совета[375]. Набор людей и подготовку снаряжения осуществлял подполковник Н. А. Мартынов [Кротова, 2014б, с. 72][376], имевший вместе с полковником Аргуновым давние связи с партизанами. Командиром отряда был назначен полковник Мохов[377], в прошлом вербовщик Русской группы войск Шаньдунской армии на ст. Пограничная, работавший под началом Шильникова.

В начале сентября 1929 г. отряд Мохова численностью в 22 человека вышел на советскую территорию[378]. Совершив рейд по нескольким селам с агитационно-пропагандистскими целями, партизаны, в конце концов, были разгромлены подразделением ГПУ. Полковник Мохов и часть его бойцов погибли. Другие во главе с помощником Мохова, подполковником Н. Н. Степановым, были арестованы. Вскоре на страницах советских газет Приморья появилось покаянное письмо Степанова, а советская разведка получила немало интересных сведений, поскольку Степанов был близок к генералу Сахарову [Там же; MRC, box 2, f. Разведывательные сводки]. Для Сахарова этот провал стал сокрушительным ударом. В 1930 г. он покинул Маньчжурию и в дальнейшем обосновался в Шанхае.

Атаман Семенов и «областники» в организации антибольшевистских отрядов большие надежды возлагали на японцев. Деятельность семеновцев была сосредоточена главным образом на западной линии КВЖД и в районах Барги (Трехречье) с прицелом не только на Забайкалье, но и на Внешнюю Монголию. Главой Захинганской группы Семенова являлся проживавший в Хайларе генерал-майор Н. А. Лоншаков, получавший инструкции от личного адъютанта атамана, хорунжего А. Ф. Кулакова из Дайрена. В 1929 г. Кулаков лично выезжал в Хайлар, но был выдворен оттуда китайскими властями. Захинганская группа имела тесные контакты с семеновской организацией в Харбине, возглавляемой генералом Бакшеевым. В качестве связников между харбинцами и захинганцами выступали отдельные офицеры: полковник Закржевский, есаул Г. П. Люсилин, В. П. Кутузов, Д. Коренев [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 790–793; т. 8, с. 166].

Согласно советским данным, летом 1929 г. в районе ст. Маньчжурия находились три белых отряда общей численностью не менее ста человек. Руководителями отрядов являлись И. Н. Воросов и хорунжий М. Н. Лапардин. На территории Трехречья базировались отряды подъесаула М. И. Бянкина[379], Н. И. Гордеева, Петрова, сотника И. А. Пешкова[380], хорунжего И. И. Зыкова, И. Аксенова, Сучкова, Аллаверды, Портнягина и Солдатова [Мелихов, 2007, с. 165; Русская военная эмиграция, т. 8, с. 93].

В советских сводках упоминается о сотрудничестве руководства белых партизанских отрядов, действовавших в Аргунском районе, с командованием местных китайских воинских подразделений, в частности, с командованием 3-го полка [Тарасов], но эмигрантские источники рисуют другую картину. Русские отряды рассматривались китайцами как незаконные вооруженные формирования и мирились они с ними только в силу сложившейся ситуации. Мирное население с опаской относилось к партизанам и старалось с ними не контактировать.

В сентябре 1929 г. в условиях растущей угрозы советского вторжения, Пешков собрал в пос. Драгоценка (центральный русский поселок в Трехречье) совещание с предложением мобилизовать молодежь в возрасте от 20 до 30 лет в отряды самоохраны, но предложение не было поддержано. Представитель генерала Хорвата в Северо-Восточных провинциях Н. А. Митаревский обвинял Пешкова в том, что нападение его отряда на китайский поселок воспрепятствовало разрешению со стороны китайских властей создать из русских самоохрану и вооружить ее [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 254, л. 17]. Поэтому противостоять красным партизанам, совершившим в начале октября вылазку в Трехречье, в результате которой несколько русских поселков были сожжены и в общей сложности пострадало около тысячи человек, эмигранты оказались бессильны [Геноцид русских людей; Мелихов, 2007, с. 169].

Начало боевых действий между советскими и китайскими войсками и разгром красными партизанами нескольких трехреченских поселков заставил китайцев согласиться с созданием в Трехречье отряда самоохраны численностью в сто человек под командованием есаула И. К. Пинегина. Отряды Пешкова, Зыкова, Аксенова и других белых вожаков также выполняли роль охранных, воздерживаясь от каких-либо вылазок на советскую территорию.

Японцы, для которых поражение китайцев в конфликте было гораздо выгоднее, чем поражение советской стороны[381], как и следовало ожидать не оказали никакой помощи своим «подопечным». Ни атаман Семенов, ни «областники», которые вели переговоры с японскими политическими кругами с конца 1928 г.[382], не получили от японской стороны ни обещанного оружия, ни денег. Более того, в 1929 г. Высший суд Японии вынес решение о том, что деньги с частного счета генерала Подтягина являются «казенными», принадлежащими Дальневосточной армии Забайкалья, которой уже давным-давно не существовало. Т. е. истец как таковой отсутствовал, и получить эти деньги никто не мог.

Связи с представителями иностранных держав в деле организации партизанской борьбы против большевиков, как явствует из документов ИНО ОГПУ, имел и генерал Глебов. Хотя эти сведения вполне могут быть дезинформацией, поскольку не имеют подтверждения в других источниках. Якобы еще в сентябре 1928 г. Глебов с его помощником Голубевым принимали участие в совещании с японскими представителями в Порт-Артуре, где белым была обещана помощь оружием и боеприпасами. В 1929 г. о финансовой помощи Глебову при первом же выступлении в Приморье заявили англичане. Основными представителями Глебова в Маньчжурии являлись генералы И. Н. Никитин (руководитель Приморского направления) и Н. М. Комаровский (руководитель Забайкальского направления). В частности, предполагалось организовать на Приморском направлении пять партизанских отрядов под общим руководством полковника Бирюкова, большого знатока Уссурийского края [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 716, 717]. О том были ли организованы эти отряды и предпринимали ли они какую-то деятельность ничего не известно. Также документально не подтверждено участие в организации боевых отрядов легитимистов. Однако генерал Кислицин в своих воспоминаниях времен Маньчжоу-го указывал, что, будучи в 1929 г. на службе в железнодорожной полиции Харбина, сформировал по предложению китайских властей несколько подразделений из бывших военных, задействовать которые в боевых столкновениях с частями ОДВА китайцы не решились [Кислицин, 2010, с. 14].