Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

Разрозненные, слабо подготовленные, не имеющие надежной финансовой и материальной базы выступления белых были обречены на неудачу. К тому же советская разведка, имея разветвленную сеть информаторов, среди которых было немало бывших военных, членов различных антисоветских организаций, была хорошо осведомлена о действиях белых партизан и играла на опережение. События лета — осени 1929 г. показали крайнюю уязвимость эмиграции в случае вторжения в Маньчжурию советских войск. В районах боевых действий и зоне деятельности красных партизанских отрядов на китайской территории пострадали сотни эмигрантов, многие из которых были убиты или насильственно вывезены на территорию СССР. По данным ХКПРБ, только с западной линии КВЖД было вывезено на советскую территорию около 400 эмигрантов [ГАХК, ф. Р-1128, оп. 1, д. 38, л. 28.][383]. Все запросы об их судьбе остались без ответа. Немало эмигрантов стали жертвами насилия со стороны отступавших китайских войск, мстивших белым русским за свое поражение от Красной армии.

Масса беженцев с западной и восточной линий железной дороги наводнили Харбин. В декабре 1929 г. в пяти общежитиях Беженского комитета проживало 1780 человек [Там же, д. 31, л. 26]. Кроме того, беженцы размещались и в других городах. Например, русские эмигранты, бежавшие из Сахалянского района, получили размещение в Мергене и Цицикаре [Там же, л. 44]. Активное участие в помощи беженцам принимали многие эмигрантские организации, включая РОВС и Восточный казачий союз [Там же, л. 79]. В пользу пострадавших от карательных набегов красных партизан трехреченцев было собрано более двух тысяч американских долларов [Аблажей, 2007а, с. 88].

Несмотря на усилившуюся ненависть к большевикам за разгром трехреченских поселков, убийства людей и бедствия, которые пришлось испытать эмиграции, харбинская общественность тем не менее с раздражением относилась к деятельности боевого актива, считая его одной из причин карательных вылазок красных.

Потерпев поражение в боевых столкновениях с частями ОДВА, «правительство» Чжана Сюэляна готово было выполнить любые требования советской стороны. Подписанный в декабре 1929 г. Хабаровский протокол восстановил статус-кво на КВЖД. По требованию советской стороны, белые партизанские и самоохранные отряды подлежали роспуску, а белые активисты — высылке из Китая. В список белых активистов были включены генералы Макаренко, Сахаров, Нечаев, Шильников, полковник Назаров, есаулы Пешков и Плотников, а также Хорват и Остроумов [АВПРФ, ф. 100, оп. 14, п. 24, д. 19, л. 9]. Однако китайская сторона, сославшись на отсутствие инициалов у представленных в списке лиц, требование об их высылке выполнило частично. Тем не менее, часть белых руководителей, потерпев фиаско и опасаясь репрессий со стороны Советов, сами покинули Маньчжурию. В Шанхай уехал капитан 1-го ранга Шуберт, оставив своими представителями в Харбине капитана 1-го ранга А. В. Андреева и приехавшего с ним из Европы капитана С. С. Костомарова [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 150]. Вслед за Шубертом в Шанхай отправился генерал Сахаров. В качестве своего заместителя в Харбине он предполагал оставить подполковника Мартынова или полковника В. Я. Белянушкина[384], возглавившего созданное Сахаровым Волжское объединение [Там же; BAR. ROVS Papers, box 68, f. Far East to Central Office (1927–1931)].

Советская сторона, не удовлетворенная арестами и высылкой отдельных радикалов из зоны КВЖД, выдвигала идею потребовать у китайских властей удаления всех эмигрантов, как бесподданных, так и имевших китайское гражданство, из бывшей полосы отчуждения, одновременно разжигая недовольство китайцев в отношении белых русских. Атмосфера жизни приграничных районов была достаточно тягостной, многие ожидали новой советско-китайской войны [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 356, 357, 359].

Отдельные партизанские командиры на свой страх и риск пытались продолжить работу, побуждаемые к этому слухами о ширящемся сопротивлении советскому режиму в приграничных районах советского Дальнего Востока, вызванному сплошной коллективизацией и раскулачиванием. На восточной линии предпринимались попытки сохранить личный состав боевых групп, расселив его в линейных поселках, где имелось кое-какое оружие. Например, полковник Назаров получил назначение на ст. Ханьдаохэцзы [Там же, с. 148], генералы Савельев и Макаренко — в район Мулина [АВПРФ, ф. 0100, оп. 14, п. 160, д. 15, л. 16], где занялись формированием нового партизанского отряда с базами в Мишане и Санчагоу (Дуннин). В сопках в районе ст. Пограничная скрывались отряды Емлина (по советским данным, до 200 человек) и Коренева [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 186, 187]. Согласно заявления советского консула на ст. Пограничная, с начала марта до середины мая 1930 г. белобандиты из района станции совершили 10 налетов на советскую территорию, еще 8 налетов осуществить не удалось [АВПРФ, ф. 308, оп. 3, п. 7, д. 4, л. 1, 2].

По сообщению генерала Шильникова, Н. И. Гордеев, один из партизанских командиров на западной линии, предложил цицикарскому генерал-губернатору сформировать отряд из белых партизан, которые не будут состоять на китайской службе, чтобы не провоцировать советскую сторону, а получат для обработки участки земли. Представителем отряда в штаб генерал-губернатора предполагалось устроить на службу полковника М. А. Михайлова [BAR. ROVS Papers, box 68, f. Far East to Central Office (1927–1931)]. Однако китайцы инициативу Гордеева не поддержали.

После окончания конфликта и вывода советских войск с китайской территории весной 1930 г. в Трехречье пришли части 8-го полка армии Чжан Сюэляна. Командующим китайскими охранными войсками и Хайларским гарнизоном стал генерал-лейтенант Су Бинвэнь. Русским было предложено расформировать отряды самоохраны и сдать оружие. Отряд Пинегина требованиям подчинился, но Пешков и другие отказались и даже имели с китайцами вооруженные столкновения. В то же время тяжелое материальное положение партизан привело к разложению части отрядов. Вспыхнул конфликт между «зыковцами» и «аксеновцами», в результате которого Аксенов и часть его людей были убиты [Ibid]. В дальнейшем «зыковцы» «отметились» набегами на монгольские угодья с целью угона лошадей. В отличие от других групп отряд Пешкова, насчитывавший около ста человек, отличался порядком и крепкой дисциплиной. Командование 8-го полка организовало переговоры с Пешковым и предложило ему распустить отряд, обещая не преследовать ни самого Пешкова, ни его людей, и даже предоставить сотнику жилье за Хинганским хребтом. В ответ Пешков заявил, что желает сохранить свою организацию, так как скоро китайцам вновь придется воевать с Советами.

Стремление Пешкова сохранить своих людей, вероятно, было связано с приказом атамана Семенова. Сразу после окончания конфликта Пешков и Зыков выезжали для встречи с Семеновым в Тяньцзин. Атаман произвел их в есаулы и заявил, что в начале лета 1930 г. под его руководством состоится выступление против Советской России, поддержанное японцами. Все верные ему казаки должны будут принять участие в этом выступлении [Ibid]. Общим руководителем партизанских отрядов на западной линии назначался генерал П. М. Закржевский. Пешкову было предложено встать по руку есаула В. В. Сараева, командира партизанского соединения в Барге [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 192]. Естественно, что никакого выступления так и не произошло.

Таким образом, советско-китайский конфликт 1929 г., несмотря на незначительное и в целом неудачное участие в нем радикальной эмиграции, способствовал активизации антисоветской деятельности радикальных организаций и групп и процессу консолидации русских военных организаций под руководством Дальневосточного отдела Обще-Воинского Союза.