Светлый мир

— Демоны — агр? — с грустным смешком намекнул он.

— Ну, хм, приставку всегда сменить можно, а когда они еще в замок пробиться смогут?

— Ашту будет зол.

— Главное, чтобы был, — со вздохом отрезал мертвый. Ладно, хм, я дал тебе мысль, подумай на досуге, а теперь тебе нужно отдохнуть, ашт, — оглядев почти серого демона хохотнул он, — ты, хм, уже на Арканак похож.

— Не время. — Помотал головой Кагар.

— Сколько спал? — склонил голову набок Мертвый и сверлил Несущего насмешливым взглядом маленьких глазок, притаившихся за нарочито нахмуренными кустистыми бровями.

— Не знаю, достаточно. — Кагар сдаваться не собирался и все так же упрямо мотнул головой.

— Врешь. Отдохни.

— Я…

— Если ты, хм, из-за усталости допустишь оплошность, нам это точно на пользу не пойдет. — Мертвый встал и пошел к двери. Остановился, поднял попавший под ногу флакончик, и как-то ехидно захохотав, вернул его на столик, а после вышел из комнат.

— Мря? — тихо и раскатисто поинтересовался кот.

— Знаю, мерзкий старикашка, — улыбнулся Кагар, — но поспать, наверное, стоит.

Он поднялся. С легким изумлением едва удержал себя вертикально. Все сильнее горбясь, закрыл дверь и пошел в спальню.

Кот потянулся, глубоко вогнав когти в мягкую обивку. Зевнул так, что стало видно острые двойные клыки и спрыгнул на пол, величаво потопав вслед за демоном.

***

Тограс вошел в покои. Осторожно прикрыл дверь. Прислушался к тишине и, только удостоверившись, что комнаты пусты, позволил себе устало выдохнуть и чуть опустить плечи. Новый господин, новая должность, слишком утомляли и угнетали морально. Медленно, устало волоча ноги, Тограс прошел к стене, где стоял плетеный диванчик, с накинутым на него мягким пледом. Сел и прикрыл глаза, пытаясь таким нехитрым способом усмирить полыхавший в голове пожар.

Каждый день Свет исследовал что-то в нем. Что-то невидимое глазу и оттого требующее применение светлых сил. И каждый день тело, принимающее противную его сути силу, жгло и ломало болью. Церемониться и хоть немного облегчить страдания нового подчиненного Свет даже не пытался.

— Будьте вы все прокляты, — устало прохрипел Тограс, открывая глаза. Нашел взглядом кувшин и бокал, поморщился, и с тяжелым стоном поднялся. Налил себе вина и, прихватив еще почти полный кувшин, рухнул обратно в мягкие объятия ткани.

Тограс уже сотни раз пожалел о своем предательстве. Заманчивая участь владельца огромных земель, императора, была еще весьма зыбкой и далекой, а ненависть к Свету становилась почти нестерпимой. Свет был безумен. По-настоящему. Напоминая Тограсу Несущего хаос. Но, если безумие Всадника было разумным, насколько странно это ни звучало бы, и даже привычным, то, что ожидать от этого, господина, он не знал. В Первородном, словно боролись две личности: мальчишка, желающий доказать отцу, что он не хуже других, и кровавый безумец, на зло ему же, отцу, уничтожающий все, что тому дорого.

А в отрядах Тограса росло недовольство. Если с людьми эльфы более менее смирились, то демоны и прочие твари вызывали весьма громкое отторжение. Случались и драки. Со временем все реже. Были и попытки уйти. Всего две. Стоило взглянуть на то, что с предателями сделали паладины, воины предпочли укрепиться в вере к Свету. Теперь недовольство копилось, но тихое, скрытное.

Свет не жалел ни своих, ни чужих. Вытянув из нутра Тограса очередные знания, он испытывал их на эльфах. И если раньше это были отступники, то в последнее время он, наоборот, выбирал наиболее преданного, готового идти за ним до конца. До конца они и шли. Все получившиеся твари, паладины, до сих пор уничтожались, и с каждым днем недовольство Света, неспособного получить то, что виделось только ему одному, росло. Обрушивалось на находящихся рядом увечьями и смертями. Он, поглощенный своей идеей, не замечал ничего. Иногда Первородный забывал обо всем: о еде, сне, отдыхе и не только для себя, но и для своих помощников. Требовал от них работать на износ. И те работали, боясь сказать слово против, и падали без сил, на мгновение возвращая Свет в мир живых. Тот удивленно осматривал бесчувственного последователя, кривился зло и недовольно, и требовал сменить его на другого, вновь погружаясь в свои исследования.

Тограс признавался себе, что с удовольствием сбежал бы от безумца. Но слишком много было препятствий. Он предатель, причем не просто сбежавший, а нанесший ощутимый вред. Он все еще жаждал власти, и самое главное, он боялся Света, и признать это с каждым днем становилось все проще.