Когда мое сердце станет одним из Тысячи

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Когда тем утром позже я выхожу от Стэнли, мир вокруг мокрый от дождя, тротуары блестят, а небо почти черное. Слабый перламутрово-серый рассвет окрашивает горизонт.

В груди странное ощущение. Пустота? Нет, не совсем так. Легкость. Все мои чувства обострились. Утро, разливающееся над миром, сияет, словно засвеченная фотография, словно воздух заряжен электрическими частицами. За последние несколько дней столько всего произошло, что я не знаю, как это переварить.

Я решаю, что, в целом, опыт был положительным.

Я не рассчитывала увидеть доктора Бернхардта еще неделю. Но в тот день, возвращаясь с работы, я замечаю его машину возле моего дома.

Он стоит у подъезда, одетый в твидовый пиджак и с черным зонтом в руке. Я выхожу из машины. Одежда его промокла, очки запотели от дождя. Морось все еще сыплется с неба, образуя на лужах мелкую рябь.

Второй раз он является раньше времени. А ведь он знает, что это выбивает меня из колеи.

— Сегодня не среда, — замечаю я.

— Я в курсе. Прости, что явился не предупредив. Но после того твоего звонка мне нужно было поговорить с тобой лично. Если честно, я беспокоился. Ты казалась… взвинченной. Никогда не слышал столько эмоций в твоем голосе.

Я рассматриваю свои ботинки.

— Мне не стоило вам звонить, знаю. Мне было плохо от недосыпа. Моя логика была нарушена…

— Нет-нет, я не то хотел сказать. Я просто хотел убедиться, что ты в порядке.

— Сейчас я в порядке. Мне больше не нужен бупропион.

Он сводит брови, изучая мое лицо сквозь маленькие круглые стекла очков.

— Что же, я рад. Но должен сказать, что чувствую свою ответственность за тот эпизод.

Дождь приклеивает рубашку к спине. Меня пробивает дрожь.

— Что вы хотите сказать.

— Это я посоветовал тебе встречаться с другими людьми. Я думал, что социальные контакты поспособствуют твоей устойчивости, но, кажется, у этого метода оказался обратный эффект.

Мышцы на спине сжимаются.

— Но я устойчива.

Дождь пошел сильнее. Тяжелые капли обрушиваются на нас.

— Зайдем внутрь? — спрашивает он.

— У меня есть дела, — бормочу я.

Он вздыхает.

— Ну ладно. Позволь только вот что сказать. Человеческие связи — это важно. Но очень сильно и очень быстро привязываться к кому-то может оказаться не менее пагубным, чем одиночество. Если твоя одержимость этим мальчиком начала отвлекать тебя от повседневных дел, ты можешь провалиться в созависимые отношения.

Я сжимаю ключи, металлические гребни впиваются в пальцы.

— Вы хотите, чтобы я перестала встречаться со Стэнли.

— Нет, тебе решать. Но все же… будь осторожней.

— Ваш совет учтен. — Я отворачиваюсь от него и иду к дому.

— Элви!

Я замираю.

— Не забудь о встрече с судьей Грей.

Холодный дождь струится мне за воротник. Что доктор Бернхардт пытается сказать?

Какое решение вынесет судья — от него не зависит. Но его мнение в качестве моего соцработника может на нее повлиять. Не даст ли он мне плохой отзыв, если я продолжу встречаться со Стэнли? Сдается мне, что продление срока опеки еще на год — не самое страшное, чем может обернуться это судебное заседание. Судья Грей может решить, что мне нужно больше государственного контроля. Она может отнять у меня часть свобод и прав, которые есть у меня сейчас.

— Я помню, — говорю я.

Он кивает, улыбается непонятно чему и садится в машину.

— Увидимся в следующую среду.

Дверца закрывается, он отъезжает, от колес из лужи разлетаются брызги.

Я сжимаю зубы. Вообще-то я и со Стэнли начала переписываться из-за доктора Бернхардта. Это он посоветовал мне открыться людям. А теперь, кажется, он думает, что я не готова к отношениям. Созависимые. Вот и он стал еще одним доктором, который препарирует мои эмоции и вешает на них медицинские ярлыки. А может, он, как и друг Тоби, считает, что люди с нарушениями, вроде меня, не должны вступать в отношения. От этой мысли что-то черствеет в моей груди.

Я снова проигрываю его слова в голове: «Очень сильно и очень быстро привязываться может оказаться не менее пагубным, чем одиночество». Я так долго считала, что сближение с другим человеком может быть опасным для меня. Доктор Бернхардт всегда говорил мне, что этот страх необоснован, и всегда настаивал, что я способна на большее, чем думаю, а теперь, кажется, он передумал.

Может быть, он наконец осознал, насколько я ущербна.

Ступени скрипят под ногами, пока я поднимаюсь на свой этаж. Пальцы все еще крепко сжимают ключи.

На лестничной клетке электрический свет судорожно жужжит над головой. Запах протухшей гауды заполняет ноздри. В носовых паузах появляется покалывающее ощущение, словно желание чихнуть. Грудная клетка кажется горячей и тесной, воздух — плотным и неподвижным. Словно пытаешься вдохнуть теплую выдохшуюся газировку. Неожиданно я разворачиваюсь и выхожу обратно в прохладный дождливый день.

Мне нужно увидеть Стэнли.

Колледж Уэстерли состоит из сочетания нейтральных бежевых зданий, зеленых лужаек и деревьев. Он напоминает корпоративный тренировочный лагерь. Стэнли рассказывал, что не любит свой колледж, но тот оказался одним из немногих, стоивших недорого и находившихся поблизости, до него удобно добираться.

Я знаю, что занятия у Стенли заканчиваются сегодня в пять, поэтому припарковываюсь на гигантской, почти полностью заполненной стоянке перед научным корпусом, где, вероятно, у него должно быть занятие по нейробиологии. Я выхожу из машины, подхожу к зданию и разглядываю холл через стеклянные двери. Я впервые вижу этот колледж так близко. Внутри с барельефа на стене улыбается антропоморфная акула, какой-то спортивный талисман, предполагаю я.

Вскоре из здания начинают выходить студенты. Двойная стеклянная дверь распахивается, и я вижу лицо Стэнли. Я почти расслабилась, но внезапно каждая мышца в теле напрягается.

Рядом с ним, держа его под руку, идет девушка его возраста. На ней розовое лаковое пальто, а облака светлых волос обрамляют лицо, точно сахарная вата. Стэнли и девушка улыбаются и болтают, но я не могу разобрать о чем. Он говорит что-то, и она смеется, широко раскрывая рот и обнажая два ряда маленьких белых зубов.

Вдруг он замирает на полпути и удивленно моргает:

— Элви?

Девушка невысокая и миленькая, с круглыми голубыми глазами, как у куклы. Она оглядывает меня с головы до ног — мою слишком большую футболку, заношенную юбку, потрепанные чулки — и натужно улыбается. На одном из ее резцов крошечный след розовой помады.

— О, привет! — Ее рука все еще держит его руку.

Он покашливает и осторожно освобождается.

— Это Дороти. Дороти, это моя подруга Элви.

— Хм, Элви? Как тот парень из «Энни Холл»?

— Оно пишется по-другому, — бормочу я. Вокруг нее тяжелое сладкое облако — то ли от парфюма, то ли от шампуня, что-то искусственное. От запаха у меня чешется в носу.

— Тебе нравится этот фильм? — спрашивает она. Я не знаю, к кому из нас она обращается, но поскольку я его не смотрела, сказать мне нечего.

Стэнли, чтобы заполнить паузу, принимает удар на себя:

— Это один из моих любимых фильмов.

Она светится.

— И моих.

Я хочу, чтобы Дороти ушла.

Я делаю шаг к Стэнли и беру его за руку так быстро, что он едва не подпрыгивает. Взгляд Дороти перескакивает на мои пальцы, вцепившиеся в его бицепс. Я не двигаюсь с места. Приятно наблюдать, как ее слишком белая улыбка гаснет.

Она хмыкает:

— Ну что, тогда до завтра?

— Конечно, увидимся!

Ее взгляд вонзается в меня, затем она смотрит на Стэнли. Она задерживается еще на несколько секунд, разворачивается и уходит обратно.

— Элви, — голос у Стэнли напряжен.

Я освобождаю его руку.

— Прости. — Я даже не заметила, как крепко его схватила.

— Что случилось?

Я скрестила руки на груди. Еще минуту назад я так хотела поговорить с ним, а сейчас даже вспомнить не могу, что собиралась сказать.

— А вы с ней… в смысле она — твоя… — я сглатываю. В груди щемящее чувство, словно сильные пальцы сжимают мое сердце.

— Она со мной в группе по нейробиологии, — отвечает он озадаченно.

— Она была, — я указываю на его руку, — с тобой.

— Ах, это! Ну это просто, знаешь, — он делает жест в сторону палочки. — Она проявила внимание. С тех пор как я сломал ногу, она настояла на том, чтобы все время меня сопровождать. Это утомляет, конечно, но мне смелости не хватает сказать ей, чтобы перестала.

Невидимая рука перестает сжимать мое сердце, но остается странный осадок на душе, неприятное осознание собственной реакции.

— Так зачем ты приехала? — спрашивает он. — Я хочу сказать, что рад тебя видеть. Просто это так неожиданно.

Я смотрю на свои ботинки. Смятение во мне сгущается. Мне нужно пространство, чтобы подумать, чтобы разобраться с этими чувствами.

— Я просто хотела увидеть тебя. Но я… мне надо ехать.

— А, — он сводит брови. — Ну хорошо, тогда поговорим позже.

Я сажусь в машину. Я еду, крепко сжимая руль. Она просто знакомая, одногруппница, Стэнли так сказал, и я ему верю. Но плотный узел, завязавшийся в животе, все не исчезает.

Я смогла убедить себя, что мы со Стэнли находимся в одинаковом положении: два изгоя на обочине общества, но на самом деле это не так. У него куча возможностей, даже если он пока не осознает этого. Когда он шел с Дороти, оба выглядели так расслабленно, так непринужденно, нормальные люди считают это само собой разумеющимся.

Болезненное ощущение в моем животе — не ревность. Все не так просто. Это осознание того, что я никогда, никогда не смогу дать ему то же чувство беспечности.

Со мной всегда будет сложно.